Сопоставляя локацию сигнала, его интенсивность и его структуру, таблетка вполне может получить внутренний контекст, чтобы определит, в какую сторону рыть и как глубоко.
Если гештальт-спектры разных образов у разных людей одинаковы (что навряд ли) или похожи (что возможно), то задача упрощается.
Выше я писала, что
"Информация может быть структурирована практически по неограниченному числу формальных параметров и их комбинаций, что позволяет её быстро находить, сопоставлять, подбирать, отбирать, анализировать и т.п."
Ничто не мешает структурировать информацию и по гештальт-спектрам.
Если же гештальт-спектры образов у разных людей различные, то задача усложняется, но всё равно решаема – просто проглоченная таблетка не будет сразу "понимать" хозяина. Она будет постепенно учиться его понимать. И если таблетку "проглотить" ещё в роддоме, то к тому времени, как хозяин заговорит, таблетка вполне себе будет "знать", какой гештальт-спектр что означает и прекрасно свяжет хозяйские "хотелки" с инфо-сферой.
Осталось лишь понять, как и кто будет составлять практически бесконечную базу гештальт-спектров в инфо-сфере? А её будут составлять все, "проглотившие" таблетку. Им для этого ничего особенного и делать-то не надо. Всё как всегда – нужно учиться, читать, слушать, видеть и думать, а таблетка в процессе обучения будет получать внешний и внутренний контексты и устанавливать между ними связи, чтобы в следующий раз этими связями воспользоваться для обслуживания хозяина.
Информации у каждого будет – море разливанное, ума – палата, возможностей – немеряно, но дураки как были, так и останутся. Можете не сомневаться.
Я прочитала статью и прочитала все комментарии под ней. Меня особенно поразил один, где Веру спрашивали, уж нет ли у неё в мозгу такой "таблетки"?
Вот она сидит рядом со мной, ведёт нашу самурайку и я знаю, что "таблетка" в мозгу уже есть. Пусть пока только у Веры, но буквально завтра она появится у меня, у кого угодно и это никакая не фантастика.
А про плакать мы с ней ещё поговорим, потому что я не знаю, что ей ответить, если она спросит: "Почему ты плачешь и зачем тебе это вообще уметь делать?" Человек и не станет о таком спрашивать – он знает, что никто не ответит. А Вера спросит.
7
– Мам, а меня когда крестили? – спросила я в одном из разговоров с мамой по телефону.
– Ой, я уже и не помню, – задумалась она. – А что это тебе на ум пришло?
– Не знаю, стукнуло что-то, – сказала я. – Мне сколько лет тогда было?
– Перед школой, – стала вспоминать мама. – Семь лет, значит. Вместе с Вовкой тогда покрестили вас. Мама – баба Надя – всё ругала нас с отцом, что сами, мол, крещёные, а дети нехристи, а сама-то членом партии была и меня тоже поздно крестили. Сначала вроде как нельзя было, а потом уже стало и можно.
После этого разговора с мамой я Вере предложила:
– А давай мы тебя окрестим?
– Зачем?
– Не знаю. Будешь первой киборгом-православной.
– А ты крещёная? – спросила Вера.
– Да, крещёная.
– Я тоже, – сказала Вера.
– Как?! – удивилась я. Мне такое в голову не могло прийти – Вера крещёная!
– Нас, тактических, в первый год всех крестят.
– И крестики носите?
– При крещении надевают, но потом носить не обязательно. С историей религии знакомят и с канонами православия. Я три молитвы знаю, а среди киборгов есть священники.
– Для этого же в бога нужно верить, обряды соблюдать! – воскликнула я.
– А ты веришь? – спросила Вера.
– А ты встречала верующих людей? – задала я встречный вопрос, так как не знала, как ответить.
– Да. В армии многие крестики носят, крестятся на иконы, молятся.
– Верили они в бога, как думаешь? – не отступала я.
– Ну, раз молились, значит верили. Мама в Рубцовске, когда мы уезжали, перекрестила нас, помнишь? – Я кивнула. – Она верит в бога?
– Наверное, ты права. Раз перекрестила, то, значит, верит, чего бы там ни говорила сама, если спросить, верит или нет. Просто, вера, она по-разному проявляется. Например, для меня православие, это не религиозность, не вера в бога, а, скорее, принадлежность к вере моих предков, единство с моим народом, с его историей, культурой. Звучит избито и высокопарно, но так есть. Если и я православная, и ты, то мы сёстры во Христе.
– Принадлежность к одной вере и единство – это мне понятно и нравится, – сказала Вера. – А как быть с тем, что тебя создал бог, а меня – человек. Получается, человек для меня должен быть богом, но мне так ни разу даже не пытались подать. Наоборот, мне всегда внушали, что хоть я и отличаюсь, но я, прежде всего хомо, т.е. человек, а значит и принадлежу и едина. И душа у меня, значит, есть. Ты согласна?
– Согласна! Мне нравится, что мы сёстры во Христе. А Дмитрий знает, что ты крещёная?
– Нет. Мы на тему веры и религии никогда не разговаривали.
Вскоре мы купили два серебряных крестика и освятили их в церкви. Я так и не спросила Веру, какое имя ей дали при крещении – у неё и так уже было два – Вера и Ритка – и мне не хотелось узнавать ещё и третье. Я его узнала горазда позже.
