хотелось объяснить, то чувство, о котором говорили побывавшие. Они и сами не могли правильно его передать, не расплескав, ту гордость и ужас.
— Как будто это заставляет всех нас стискивать кулаки и идти, как бы не было трудно. Вася, тот самый командир, что помог мне на Мамаевом кургане, тоже лёг в эту землю. Туда, где был организован им 12 сентября 1942 года его командный пункт. Рядом с ним легли мои и его товарищи, там лежит единственный сын Горыныча. Я иногда слышу тот рев, отца, потерявшего сына, сильней чем залпы сотен орудий. Родина-мать — это богиня Макош, что была с нами. Она не воин, но лечила, зашивала бойцов, а потом встала на передовой с мечом в руках. Встала когда умер ее правнук, ибо он был смертен, а она нет. Теперь она возвышается над городом в качестве Родины-матери. А охраняет ее каменный солдат, которому скульптор Евгений Вучетич придал черты Чуйкова и немного Павлова.
Не было и нет мужества крепче и участи выше, чем подвиг мальчишек Сталинграда. И тех, кто навсегда остался там, в сталинградской земле. И тех, кто вышел живым из этого ада.
— А как так? Не все из Нави принимали участие?
— В людских сражениях почти нет, там были отдельные добровольцы. Но была и наша битва. Колдунов было очень много: колдуны, нечисть, нежить. Гитлер договорился с кем-то и из подвалов концлагерей — на нас шли орды нежити. Людей там превращали в обитателей ада, демонов, вечно-голодных и жадных до человечины. Горыныч жёг их. Боги, нежить, нечисть Руси старались остановить все это. Когда Гитлер застрелился, то мы не нашли колдуна. Никто из допрашиваемых так и не смог сказать, кто же это был. А сами колдуны были одурманены. Их постоянно пичкали зельями, якобы для улучшения потенциала и увеличения силы. На деле это был эликсир подчинения. И именно эти колдуны внушали людям творить зверства. Но не думай, что люди не виноваты. Ведь в ком не сидит зверь, в том его не разбудить. Пошли, нас уже ждут. А этот город я зову городом своих кошмаров.
После всего рассказанного мне показалось, что здесь дует арктический ветер, но нет. Нас встретило ласковое по вечернему солнце и приветливые люди. Это была настолько разительная мирная жизнь, что она казалась картинкой. Среди встречающих выделялся один, человек, скорее кощеич. При приближении к нему я увидела кивок и прикосновение руки к сердцу.
— Святогор, здравствуй! — он обнял его и хлопнул по спине.
— И тебе здравия, Кощей.
— Почему такой срочный вызов? — колдун сразу перешёл на деловой лад.
— Сам, — кивнул на меня Святогор, получив от Кощея одобряющий кивок, и поправился. — Сами увидите. Странно это все.
Нахмурившись, Бессмертный проследовал за провожатым и потянул меня. Оказалось, что моя и его сумки уже лежали в машине. Классический джип — явный спецзаказ и самая неприметная машина на парковке, которая возвышалась как небоскреб рядом с пятиэтажками. Святогор упал на водительское кресло, а вот меня запихнули на заднее, где я, не смотря на свои сто семьдесят, могла лечь хоть поперёк, хоть вдоль.
— Так что случилось, кто восстал? Почему?
— Причина неизвестна, встали все кладбища. С остальными мы уже справились, но…
— Но? В голосе слышно, да и не стал бы ты меня вызывать.
— Курган, — он замолчал, больше заглядывая в лицо Кощея, чем следя за дорогой.
— Не хотят уходить?
— Спать не хотят. Мы уже почётный караул разогнали. До двенадцати стоят только наши.
— Объяснили?
— Даже говорить отказались. Бродят по ночам, ищут кого-то.
Колдун кивнул и больше не сказал ни слова, а на мои пантомимы и взгляды не реагировал. Я девочка взрослая. Раз думает, то нечего мешать. Мы долго колесили по городу, наконец остановившись у какого-то ресторанчика.
— До ночи еще пару часов, потому предлагаю поесть и поговорить.
— Принимается.
Ресторанчик смотрел своими окнами на статую. Возможно из любого окна Волгограда видна Родина-Мать, а может это было просто самовнушение.
— Души бойцов волнуются, рвутся в бой. Упокоевать их рука не поднимается, а уговорить не получилось.
Что я пропустила за мыслями?
— Ты от меня, что хочешь?
— Поговори с ними, попроси уснуть.
— Поговорю.
Темнело типичным поздним летним вечером, разговор за столом не клеился. Кощей со Святогором перекидывались не очень внятными и информативными фразами на подобие «а он?» или «ага». На телепатов вроде не похожи.
Как чуть стемнело, мы начали выбираться ближе к месту действия.
— Птичка!
— А?
— Чтобы ты не увидела, не кричи. Они очень холодные, часто проходят сквозь людей и навевают страхи. Не пугайся. Если они узнают полное имя человека, то могут занять его место. Тебе это конечно не грозит, но имей в виду.
— Кость, ты себе ученицу завел?
— Что-то в этом духе. Зоя, ты меня поняла? Будешь со Святогором в круге стоять. И не чихать.
Сумерки навалились на холм внезапно, поднимаясь от подножия Мамаева кургана к вершине. Мы преодолели фигуру «Память поколений». Ее символизм — поток людей, которые помнят о героях. Преодолев ступеньки десятиметровой лестницы, мы попадали на Аллею тополей. Становилось все холодней и холодней, людей нигде не было видно.
Вдоль искусственной насыпи ветер играет с листвой деревьев. Сквозь аллею деревьев идем дальше. Площадь «Стоявших насмерть» — прочитала я, а до ушей доносился шепот: «Ложись, беги, воздух!». У округлого бассейна шепот стал еще громче. Посредине стоял массивный монумент смелого бойца, как сказал Кощей его лицо — это изображение Чуйкова. Две стены были расположены под углом, на них изображены барельефные композиции и документальные надписи, песни военного времени и фразы Левитана. Кто-то из темноты зачитывал их, уже громким шепотом.
Скульптуры на следующей площади в подсветке, вот-вот сойдут с постамента. Вот юная санитарка, спасающая раненого. Неподалеку солдат поддерживает умирающего командира, который продолжает из последних сил руководить боем.
Из темноты, почти во весь голос зачитывали выгравированные слова: «Железный ветер бил им в лицо, а они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?».
Из Зала воинской славы Мамаева кургана, который я постаралась преодолеть максимально быстро, мы вышли к площади Скорби. Стоял постамент матери, рыдающей над погибшим воином — можно было услышать ее плач.
— Не беги так, они тебе ничего не сделают. Просто жалуются.
Мы начали подниматься к скульптуре «Родина-мать». Освященный со всех сторон и оттого кажущийся еще более монументальным. За спиной монумента я ахнула…
— Как же так?
На сколько хватало взгляда стояли солдаты — те о ком
