молодую в смерти женщину, из глаз которой катились слезы радости. Как маленькую девочку Машу подхватывает папа и подкидывает в небо, счастливейшую из детей. Это мгновение растянулось для них вечностью, счастьем и благодарностью, что на пару минут им разрешили увидится с родными. Курган шелестел, пытаясь помочь девушке силой, и, как умея, благодарил за своих защитников.
Заросли степной травой глухие рвы,
Кто погиб, тот не поднимет головы,
Он придет, он скажет: «Мама! Я живой!
Не печалься, дорогая, я с тобой!»
Родители и дети. Те, кто остался здесь защищать. Они садились на траву и о чем-то шептали друг другу слова, не сказанные в Яви, но ощущавшиеся душой. Вот недалеко от границы света во тьме девушка положила голову своего сына на колени и начала напевать ту же мелодию, что и птичка, ласково зарываясь тоненькой рукой в его волосы. Солдат закрыл глаза, из которых текли слезы — льдинками росы, оседая на траве.
Вот уж вечер волгоградский настает,
А старушка не уходит, сына ждет,
В мирный берег тихо плещется волна,
Разговаривает с матерью она.
Они исчезали постепенно, растворяясь и превращаясь в туман. Они опять засыпали, для того чтобы встать, когда их силы понадобятся. Ведь они знали — это не зря. Ну а маленькая волшебница улетела в обморок.
Сил она вложила немерено, даже я, отдавший не все, качался от усталости.
— Поехали Святогор, мне нужно на Волгу. То, что я увидел…
— Ничего не видел.
— Вот и правильно!
— Это она?
Пришлось даже рыкнуть, чтобы Святогор не сказал лишнего.
— На берег?
— Давай. От усталости упаду скоро. К воде.
С Зоей устроился на заднем сидении. Птица спала, сон ее был тревожным, а лицо хмурилось. Сама она была холодной и сильно бледной. Укутал как ребенка в свою куртку. В багажнике лежала маленькая подушка, устроил Зою как мог. Пару часов она никак не очнется.
Святогор вел плавно, совершенно не обращая внимание на дорожные знаки, разметку и сотрудников ГИБДД, залегших в кустах.
Пока еще темную улицу осветила сине-красная волна.
— Это еще что?
— ГАИ или как они сейчас называются?
— Какое ГАИ?
— Ну знаешь, есть такие сотрудники…
— Ты сильно ударился?
— Нет, ты ударился. За тобой гайцы мчатся!
— А как они увидели?
Глаза Святогора можно было сравнить с мигающими проблесковыми маячками. Мигали они так же.
— Подозреваю, что из-за всего что произошло, он разрядился.
— Ладно, пойду договариваться.
Сколько времени не было штрафника я не представляю. Соскользнув в лёгкую дрему, я приоткрыл глаз только в том момент, когда он вернулся. По легкому раздражению в ауре было понятно, что развели больше, чем нарушил.
— Завели они свою шарманку. Низко летел — где совесть, где деньги? Ой пардон, документы.
— Сколько летели?
— Всего на десятку.
— Километров?
— Рублей!
— Поехали. Нам еще на Волгу, а потом в аэропорт. Сегодня ей работать еще. У нас Богинка завелась. Не та, что боится своей тени. Эта слишком наглая, ворует детей. Представляешь, племянника волхва, среди белого дня.
— Он отпустил ребёнка без защиты?
— В том то и дело, что нет. Защита на нем стояла, Ярослав в том божился, а все равно утащила. Остальные просто люди. Но тоже интересные. У депутата умыкнула, ни одна камера не поймала. И без знака — нелегал.
— Сильна для нелегала.
— Тут два варианта. Либо помогает кто, либо отъелась. Да и тут… Чую, что Курган и московская нежить — звенья одного порядка. Сам знаешь, Польша на Украину виды имеет, да и многие еще хапнуть не откажутся.
— Скажем так, виды в составе себя родимой аж с самой Речи Посполитой имеют.
Волга. Пар от прогретой за день реки образовывал туман, в котором чудилось лошадиное всхрапывание. Келпи резвятся или полынники.
— Так, следи за птичкой, я в воду.
С разгона я влетел в Волгу и в шесть гребков оказался на середине. Вода просто чудо. Через минуту ко мне присоединилась мавка.
— Добрый молодец, спинку потру?
— Кыш, нечисть.
— А что сразу нечисть?
— Водяной, держи в узде своих девок.
Мавки зашипели. Куда катится нежить? И тут меня почти затащило под воду.
Я очнулась от ругани. Мужской голос в три с половиной этажа обкладывал всю реку, окрестности, водяного и какую-то не в меру обидчивую бабу. Из реки, таща за собой кого-то, вылезал Кощей. Шёл, плевался, кашлял и ругался, видно воды наглотался.
Ужас, коса свалялась. Я ж эту мочалку не расчешу! От воды веяло прохладой и тиной. В то же время пока я рассматривала себя, где я нахожусь и как выгляжу, Кощей дотащил зеленую девушку до берега и выкинул на берег. Ничего так сложен, а в сказках — кожа да кости. Не, все как нужно. Спортом занимается?
— Птичка, ты чего там рассматриваешь?
— Тебя Кощей, тебя. Думаю, откуда у сказок такое о тебе мнение?
— В смысле?
— Ну кости, кожа, череп?
— Показать?
Святогор, все это время, разглядывающий воду, обернулся.
— Покажи.
Ну что могу сказать, немного правды в словах баснописцев есть. Кощей вытянулся, его кожа стала серой, а кости проступили, разнесся грудную клетку в ширь, жилы и связки, как будто в три слоя оплели их. Череп проступил под кожей лица, а само лицо стало острее. Борода исчезла, превратившись в костяные шипы. Не большие, но явно острые и, походу, ядовитые. Забытая на земле мавка резко затихла, особенно ее напугало серо-зеленое свечение от костей колдуна. Поняла, бедовая, кого утащить пыталась. Волосы то ли стали длиннее, то ли просто распустились. Не обращала внимание на его причёску. Сейчас они побелели как снег, немного шевелясь. Горгона, которая Медуза, ему не родственница?
— Кощей, у тебя в предках Греков не было?
Там даже волосы провернулись ко мне, что уж говорить о самом колдуне.
— Горгона не родственница?
— Нет, — голос похолодел, градусов так до абсолютного нуля.
— Не губи, Кощей!
А у нас новые действующие лица. Из недр Волги вылез юноша. Красивый, молодой и если бы не чешуя по телу, то меня не смутили бы сине-голубые волосы. Не такого у блогеров навидалась, особенно когда в мою практику нам привезли с какого-то фестиваля народ после драки.
— Распустил ты своих девок, Водяной. Русальных неделя прошла. Солнцестояние скоро, а ты где ходишь?
— Спал я, — повинился парнишка.
— А девки твои?
— Нравы нынче такие. Одни дуры. Сколько не говорил, сколько не наказывал, ничего не понимают. Головы пусты, у лягушек больше интеллекта. Накажу, ты не сомневайся. Прощенья просим. Что в откуп за обиду хочешь?
— Ты предлагай, предлагай, а я послушаю.
Торг с Кощеем напоминал разговор
