Альбанов знал, что если ветер еще усилится, их каяк не выдержит: в нем полно воды. Берегов не видно. Эх, двум смертям не бывать, одной не миновать! И Альбанов пристал к высокому айсбергу, который медленно переваливался на волнах.
Со своим спутником, матросом Конрадом, штурман вытащил каяк на лед. В вершину айсберга воткнули флаг, чтобы люди на другом каяке, если только они ещё живы, последовали их примеру.
Затем двое на льдине, надев на себя теплые меховые малицы, легли так, что ноги одного находились в малице за спиной другого, согрелись и... заснули, или, вернее, впали в забытье от усталости.
"Пробуждение наше было ужасно. Мы проснулись от страшного треска, почувствовали, что стремглав летим куда-то вниз, а в следующий момент наш "двухспальный мешок" был полон водой, мы погружались в воду и, делая отчаянные усилия выбраться из этого предательского мешка, отчаянно отбивались ногами друг от друга. К несчастью, мы уж очень старательно устраивали себе этот мешок, и полы одной малицы глубоко заходили внутрь другой; к тому же малицы перед этим были немного мокры и в течение семи часов, по всей вероятности, обмерзли. Мы очутились в положении кошек, которых бросили в мешке в воду, желая утопить... В этот момент мои ноги попали на ноги Конрада, мы вытолкнули друг друга из мешка, сбросили малицы, а в следующее мгновение уже стояли мокрые на подводной "подошве" айсберга, по грудь в воде... Дрожали мы от двух причин: во-первых, от холода, а во-вторых, от волнения. Зуб на зуб не попадал. Еще продолжая стоять в воде, я напрасно ломал голову: что же теперь нам делать? Ведь мы замерзнем!
Как бы в ответ на наш вопрос с вершины льдины полетел в воду наш каяк... Теперь мы знали, что делать. Побросали в каяк мокрые принадлежности туалета, выжали свои носки и куртки, надели их опять, разрубили на куски нарты, взяв несколько кусков с собой и бросив остатки в воду, сели в каяк и давай грести! Боже мой, с каким остервенением мы гребли! Не так заботясь о быстроте хода, как о том, чтобы хоть немного согреться, мы гребли до изнеможения, и только это, я думаю, спасло нас".
Как в бреду промелькнули последующие часы. Люди боролись за жизнь. Выбравшись на покрытый льдом островок, они бегали и плясали - два посиневших, мокрых, грязных оборванца.
Конрад обморозил пальцы на ногах; Альбанова трясла лихорадка. Пытаясь согреться в мокрой малице, штурман видел, что матрос так и не ложился до утра, со стонами бегая по острову и стуча зубами.
Утром, когда чуть пригрело, обоих стала валить с ног свинцовая сонливость. Альбанов знал: если они заснут - это конец. Он растолкал Конрада:
- Надо плыть. Слышишь?
Они доплыли до мыса Флора. Альбанов думал, что, наверно, Колумб при высадке на новую землю волновался меньше, чем волновался теперь он. Три месяца шел штурман к этому мысу, теряя товарищей, терпя немыслимые лишения и вдруг все это зря...
Сойдя на берег, оба упали: подкосились ноги, парализованные болезнью. Полежав на спине, Альбанов поднялся первым. Они побрели, спотыкаясь и падая, а увидели сначала шест, а потом бревенчатый дом. У дома стоял амбар. Снег запорошил возле него кучи ящиков. Альбанов отодрал доску: сухари и консервы!
На стене дома и на дверях были надписи: "Первая Русская полярная экспедиция старшего лейтенанта Седова". Далее сообщалось, что экспедиция прибыла на мыс Флора 30 августа 1913 года и 2 сентября отправилась в бухту Теплиц.
Альбанов вспомнил - Георгий Седов ушел на север, к полюсу, в тот же год, когда "Св. Анна" покинула Петербург.
Моряки поселились на покинутой зимовке. Альбанов метался в жару. Конрад чувствовал себя лучше и вскоре смог пойти на поиски береговой партии и тех, кто потерялся на каяке.
Матрос вернулся только через трое суток. Он вошел в домик, тяжело волоча ноги. Альбанов вопросительно смотрел на него. Конрад безнадежно махнул рукой и вдруг разрыдался.
* * *
...Моряк в потрепанном кителе, вскарабкавшийся на борт пришедшего к мысу Флора корабля "Св. Фока", повторял, запинаясь от волнения:
- Скажите Седову... Я прошу у вас помощи... У меня осталось четыре человека на мысе Гранта...
- Хорошо, хорошо. Мы их найдем. Только успокойтесь.
- Скажите Седову... Я Альбанов, штурман "Святой Анны".
- Седов погиб по пути к полюсу. Но мы поможем вам.
Альбанов молча снял фуражку. Потом неожиданно спросил:
- А нет ли у вас писем для "Святой Анны"?
Через несколько дней "Св. Фока" направился на поиски пропавших у мыса Гранта спутников Альбанова. Никто не откликнулся на свистки. Ни одного следа не было на прибрежном снегу.
Из всего экипажа "Св. Анны" осталось в живых двое - Альбанов и Конрад...
Но жертвы не оказались напрасными. Дрейф корабля и ледовый поход его штурмана оставили след в истории открытий.
"Св. Анна" дрейфовала через ту часть Северного Ледовитого океана, где еще не плавало ни одно судно. Изучая карту дрейфа, доставленную Альбановым, можно было узнать о морских течениях и движении льдов в одном из наименее изученных участков Арктики.
Спутник Седова, профессор Визе, пришел к выводу, что восточнее одного места, где линия дрейфа "Св. Анны" резко отклонилась, должен находиться какой-то неизвестный остров. Визе теоретически открыл его в кабинете и нанес на карты, а несколько лет спустя после этого удивительного открытия советский ледокол "Седов" действительно нашел землю в том самом месте, на которое указывал ученый. Она названа островом Визе.
Немалые услуги науке оказал и сам ледовый поход Альбанова. Горстка людей прошла там, где иностранные экспедиции "открыли" Землю Петермана и Землю короля Оскара. После похода Альбанова эти земли были окончательно "закрыты" и исчезли с карт.
Нам пора наконец вернуться и к "Двум капитанам". В мужественном штурмане Климове мы узнаем штурмана Альбанова. Перелистайте роман - и вы увидите, насколько совпадают дневники Климова, прочитанные Саней Григорьевым, с подлинными дневниками Альбанова.
Но в обаятельном образе капитана Татаринова, которого не может не полюбить читатель романа, мало черт вспыльчивого, раздражительного Брусилова. Капитан Татаринов как бы вобрал в себя черты многих русских героев полярных морей и в особенности Георгия Яковлевича Седова. Энергия, воля, благородные поступки этого удивительного человека, его неудачи, во многом обусловленные чужой злой волей, наконец его трагическая гибель - все это снова вспоминается нам, когда мы вместе с Саней Григорьевым размышляем над судьбой капитана Татаринова.
ЗАГАДКИ МЕРТВОГО ГОРОДА
Ветер гнал смешанный со снегом песок навстречу каравану. Всадники то и дело соскакивали на землю и бежали рядом с лошадьми и верблюдами, чтобы согреться. Даже меховые шапки, почти закрывавшие лица, не спасали от обмораживания. Монголы, сжимая на груди руки, бормотали посиневшими губами:
- Куйтун-байна! (Очень холодно!)
Караван вел знаток Монголии, рассчитавший, что если пройти северные монгольские степи не в морозные дни на исходе зимы, а ранней весной, то в пустыне Гоби попадешь как раз под жгучее летнее солнце. Расчет был правильным. Намерзнувшись в степи, караван подошел к пустыне уже весенней порой, когда там путешествовать легче, чем в другие времена года.
Монгольская весна не так нежна, как северная, и не столь пышна и нарядна, как вёсны юга. У нее свои краски, свои приметы.
В лазурном небе с клёкотом закружили бурые грифы. Воздух стал необыкновенно прозрачным. Запели жаворонки. Ветры дули только утром и стихали после полудня. Дивные весенние зори, когда бесконечно переливаются краски заката, переходя от пурпурных к розовым и фиолетовым, сменялись густой чернотой холодных и звездных ночей.
В феврале 1908 года, после полутора месяцев кочевой жизни, экспедиция перевалила через отроги Монгольского Алтая, где еще голубели сугробы и царила такая тишина, что было слышно, как звякнет стремя, как высоко в небе прокричит сокол.
Караван спустился к притулившемуся у подножия хребта буддийскому монастырю. Ленивые монахи, почесываясь, грелись на весеннем солнышке, равнодушно поглядывая на путников.
Вечером начальник экспедиции побывал в юрте у старого своего знакомого, мелкого монгольского князька. Собеседники сидели на ковровых подушках и неторопливо прихлебывали густой подсоленный чай с молоком.
- Нет дорог к реке Эцзин-Гол, нет, - повторял князь, добродушный сухонький старичок, и два его советника поддакивали ему. - Там такая пустыня, что даже лучшие верблюды не смогут пройти ее. И зачем идти туда? Или там есть какой-нибудь большой интерес?
- Да, - сказал начальник экспедиции. - Вы правы. Там имеются очень любопытные развалины старинного города...
- А откуда вы об этом знаете? - удивился и взволновался князь.
Потом, поняв, что его гостю известно многое, монгол подтвердил: да, древний город Хара-Хото, полузасыпанный песком, действительно существует. Но он, князь, никогда в нем не бывал. Жители пустынь скрывают все дороги к городским развалинам и сами ищут там клады.
