Рут приняла любезность без лишних возражений. О чем это они тут шушукаются? О Калифорнии?
— Жаль, что вас не было на торжествах, — заметил Кендрикс.
Рут с отвращением улыбнулась. Еще один новый рефлекс. Она чувствовала, что все больше погружается в фальшь.
— Я слышала, что парад удался на славу.
Два дня назад шествие все-таки провели, однако майор Эрнандес счел, что везти ее в город слишком рискованно, да и сама она не хотела отрываться от работы. Встреча с Улановым, Гусом и Деброй тоже не входила в ее планы. Неплохо бы лично поблагодарить Билла Уоллеса, но того еще не выписали из больницы.
— Не просто удался — это было… что-то: сплошное ликование, полное единство.
Рут кивнула и выдавила из себя еще одну улыбку.
— Вам всем следовало поприсутствовать. На сердце стало бы теплее при виде тех, ради кого вы работаете.
«Парад во время конца света — какой бред!» — подумала Рут. Однако не исключено — и скорее всего, так оно и было, — что Кендрикс лучше нее разбирался в людях. Даже у лабораторного персонала, не голодающего, принимающего душ, не сидящего без света и отгороженного от внешнего мира надежными стенами, моральный дух редко бывал на высоте. Насколько же он хуже у обитателей городских улиц, палаток и шахт? Только законченный циник мог подумать, что совет устроил торжества с единственной целью — укрепить собственное положение.
В голову все равно лезли бунтарские мысли, например, об изменении календаря — год чумы объявили первым годом нового летоисчисления. С одной стороны, логично, а с другой — если посмотреть под определенным углом — явная попытка манипуляции общественным мнением. Рут теперь сомневалась во всем.
Пиар во всей красе, подлый, ловкий, играющий на чувстве страха и надежде, придавал властям Лидвилла видимость законности, нужности и важности.
— Мне кажется, что лаборатории близки к реальному прорыву, — начала она, надеясь повернуть разговор к принесенному Аико слуху. — Я действительно так считаю. Осталось вставить на место несколько недостающих элементов.
— Вот об этом мы тут и толкуем. О вставлении на место нужных элементов. — Кендрикс наклонил голову в сторону Джеймса. — Гэри Ласаль о вас высокого мнения, миз Голдман. Джеймс тоже мне о вас много рассказывал.
О боже! Рут на мгновение оторвала взгляд от Кендрикса, но лицо Джеймса в обрамлении коротких каштановых волос и бородки ничего не выражало. В его карих глазах застыла настороженность.
— Мы хотим, чтобы вы присоединились к группе Ласаля, — закончил Кендрикс.
— Ни за что!
Джеймс заморгал, едва заметно изменив положение тела, но сенатор лишь пожал плечами в ответ.
— Вы не любите ходить строем, миз Голдман, я это знаю. Однако я взываю к вашему чувству патриотизма.
— Сэр, дело не в… — Рут покачала головой. — Я работала в министерстве обороны, имея высшую категорию допуска. Несправедливо меня…
Какая разница, что теперь справедливо, а что нет. Она зашла с другой стороны:
— Я и так работаю с полной самоотдачей.
— Это нам как раз и требуется — полная самоотдача.
— Сэр, букашка Ласаля чрезвычайно опасна. И я не единственная, кто так считает.
Джеймс, наклонившись над столом, перебил нехарактерным для него формальным тоном:
— Существуют определенные аспекты, о которых вы, доктор Голдман, не осведомлены.
— Ни слова больше! — окрысился Кендрикс.
— Если они связаны с этим типом из Калифорнии, — сказала Рут, — то слухи уже ходят вовсю.
Джеймс отрицательно покачал головой.
Кендрикс, смерив его долгим взглядом, снова повернулся к Рут:
— С Калифорнией пока не ясно. Большой вопрос, способен ли этот человек выполнить свое обещание. Есть проблемы поважнее.
— Что может быть важнее победы над саранчой?
— Китайцы разработали боевые наночастицы. Вам не положено знать, но, видит бог, я не понимаю, почему после всего случившегося вы все еще отказываетесь сотрудничать. Что вас останавливает? Неужели вам непонятно — мы все чуть не протянули ноги в год чумы?
Опять пиар. Для него «год чумы» — что пистолет. Приставил к виску и угрожает.
Нет, она не ошибалась. Чутье ее не обмануло. «Снежный ком» не способен работать как антинаночастица, поражающая исключительно саранчу, и совет вовсе не собирается использовать ее в этом качестве.
Новая АНЧ, если ее снабдить ограничителем, не допускающим бесконтрольного размножения, превратится в не знающее себе равных оружие. А записи и догадки Рут, сделанные во время нескончаемого сидения на орбите, лягут в основу системы управления.
— Я бы не смогла помочь Ласалю, даже если бы захотела. Мой опыт — из другой сферы. Земля и небо.
— А вот это неправда, — ответил Кендрикс, вновь наклоняя голову. — Ласаль говорит, что ваши наработки ему здорово помогли.
Выходит, что бы ни случилось, ей не отмазаться. Господи! Более совершенного оружия массового поражения невозможно придумать — убойная сила выше, чем у ядерного, и никаких радиоактивных осадков.
«Снежный ком» проще простого доставить на Гималаи и сбросить с вертолета в капсулах или реактивного самолета американских ВВС в бомбах. Один раскат грома — и сотни тысяч человек превращаются в желе…
Сердце Рут забилось так часто, что завибрировала вся грудная клетка, мышцы свело от стыда и злости.
— Я знаю, что вы с Ласалем не дружите, — вновь заговорил Кендрикс. — А что, если не ставить Гэри начальником над вами? Работайте вместе, но каждый сам себе хозяин, а?
Дело как раз было не в самолюбии.
— Это безумная идея, и вы — безумцы, — Рут не жалела, что не сдержалась. — Если мы победим саранчу, все закончится, все войны прекратятся. Люди будут спасены везде, никому не потребуется воевать. Нам ни к чему нанооружие! Все смогут вернуться к прежней жизни!
Кендрикс не ответил, лишь складки загорелой кожи в уголках глаз стали глубже.
Рут повторила громче:
— Все смогут вернуться к прежней жизни.
— Похоже, мы ошибались, стараясь окружить вас, ученых, непомерной заботой, — процедил сенатор. — Китайцы со своими нанотехнологами не церемонятся.
Он повернулся к Джеймсу, выставив вперед челюсть и край шляпы.
— Расскажи ей все, как есть. Пусть знает. А то, я вижу, не доходит.
— Вы совершенно правы, сенатор, — почтительно согласился Джеймс. — Люди не готовы к резкой смене курса. Мы с самого начала делали упор на оборону, — он повернулся к Рут: — Понадобится большое переосмысление.
Рут попыталась поддержать Джеймса:
— Я на самом деле не понимаю. Осталось совсем чуть-чуть… Как можно оттягивать силы от борьбы с саранчой?
— Вы будете удивлены, но совет решил эвакуировать космическую станцию прежде срока не из-за вас, а из-за командира корабля, — сказал Джеймс с непроницаемой миной. Рут подивилась его выдержке и лишь молча закивала. Она боялась выдать свои истинные мысли, ляпнув что-нибудь не то. Джеймс продолжал:
— Мы вступаем в войну в Азии и согласились доставить русских на самолетах, чтобы те атаковали Китай прежде, чем он успеет закончить разработку нановооружений. Русские потребовали, чтобы Уланов находился в Лидвилле и представлял их интересы.
— Ну и что? Какая разница, если мы все снова сможем жить на высоте ниже трех тысяч метров?
Джеймс издал звуковой вариант пожатия плечами: «м-мэх», давая понять, что сам отказывается верить в собственные слова:
— Во-первых, нет никакой гарантии, что мы действительно победим саранчу. Во-вторых, у совета есть основания полагать, что война не прекратится даже в этом случае.
Кендрикс с угрюмым одобрением кивнул:
— Дело зашло слишком далеко. Война всех со всеми продолжалась чересчур долго.
— Люди всегда воевали, — возразила Рут.
— Но не так. Целые народы нынче сидят буквально друг у друга на голове, — сенатор сжал и разжал маленькие ладони, глядя мимо Рут в окно. — На прежних войнах войска не поедали погибших противников и не держали военнопленных для убоя, как скот.
— Ч-что?..
Кендрикс впился глазами в Рут.
— Саранчу исследовали не вы одни, Голдман, — сенатор никогда не называл Рут «доктором», а теперь отбросил даже сомнительное «миз». — Они там тоже кое-чему научились. Мы за ними давно наблюдаем.
Ну да — спутники-шпионы, видеокамеры Уланова…
— Или они, или мы — другого выбора нет, — продолжал Кендрикс. — Главное — кто нанесет удар первым. Они никого не пощадят. Понимаете? Никого!
Единый мир, единый народ. Замечательная в своей простоте идея легко будет воспринята людьми с определенным складом мышления, особенно после таких жестоких драк и безумия. Идеал близок — достаточно извести врагов почти под корень и сплотиться.
Победитель не сможет забыть чуму. Вымершие виды животных и стихийные бедствия, пока экология не придет в равновесие, будут напоминать о ней постоянно, а вот переписать историю намного легче.
