— Мы увидели его издалека — он шел в сторону шахты, и мы пошли за ним, — продолжала Перл. — Но мы потеряли его из виду. И почти одновременно заметили свет из нижнего туннеля.
Томас ударил кулаком одной руки о ладонь другой.
— Черт, ну конечно! Он пришел туда не до меня, а после! Поэтому он и мог следить за каждым моим движением!
— К-кажется, я п-прибыл к-как раз в-вовремя, — сказал Сесил.
Широкая улыбка бензозаправщика, обнажившая неровные зубы, и его взлохмаченные вихры придавали ему вид деревенского дурачка. Однако нельзя было не признать правоту его слов.
— Что да, то да, — подтвердил Томас.
— Так как с остальными? — спросила Перл.
— Нужно всем собраться и держаться вместе. Учитывая, что поблизости шляется псих, это место не самое безопасное.
Томас указал на бейсбольную биту и добавил:
— Возьмите ее с собой на всякий случай. Разбудите остальных и соберите их «У Пинка». Пока не рассказывайте слишком много. Когда Виктор решит проблему с диском, пусть они все увидят своими глазами.
Сесил и Перл ушли. Томас, чувствуя себя выжатым как лимон, тяжело опустился в кресло. Все накопившееся за последние сутки напряжение разом обрушилось на него.
Он наблюдал за Виктором, который, напротив, не обращал на него никакого внимания, всецело поглощенный своей работой. Он стучал по клавишам с бешеной скоростью, глаза его были расширены, рот приоткрыт. Он был похож на наркомана, готовящегося принять очередную дозу.
Томас попытался расслабиться, предоставив мыслям бродить где попало, и почему-то в памяти всплыла видеозапись из кабинета Хейзел Кейн.
Возможно, ему не стоит доверять Виктору. Впрочем, и бензозаправщику. И вообще кому бы то ни было.
ГЛАВА 37
― Привет, па!
Сет повесил куртку на вешалку и огляделся. Все было таким светлым, таким сияющим. Солнечный луч падал из окна на большой аквариум с тропическими рыбами, и блики от прозрачной воды играли на противоположной стене. Настоящая живая картина! Сет чувствовал себя словно во сне, но в то же время мог различить каждую деталь обстановки с невероятной точностью. Кожаные кресла. Блестящий паркет. Свежесрезанные цветы на изящной мраморной консоли у входа. Ему даже показалось, что он чувствует запах травы.
Все здесь дышало покоем и умиротворением, как на фотографиях Дэвида Гамильтона, альбом с которыми Сет когда-то нашел на этажерке в библиотеке.
Насквозь прозрачная вселенная.
— Привет, сын, — ответил Джон Гордон, поднимая голову от чертежного стола. — Как поживает Гордон-младший?
— Супер.
— Хороший сегодня день, да?
Голос отца уже звучал рассеянно-отстраненно, взгляд вновь прогрузился в чертежи.
— Супер, — повторил Сет. — Мы играли в кучу разных игр.
— Хорошо. Я доволен, что у тебя есть друзья. Друзья — это важно. Не стоит сидеть в четырех стенах. Тем более что с нами ты видишься только в выходные.
Отец и сам не заметил противоречия в собственных словах. Как Сет мог видеться с родителями в выходные, если они постоянно отправляли его на улицу?
С другой стороны, ему особо не на что было жаловаться. По крайней мере, он не в Сен-Фуа. Не нужно больше выносить насмешки по поводу собственного роста и неуклюжести. Учителя больше не докучают. Джек, ночной дежурный, не станет его лапать, когда он пойдет в туалет. Можно даже не принимать лекарства (впрочем, он никогда не чувствовал себя больным).
Снова послышался голос отца:
— Мне говорили, ты ни с кем не общаешься. Однако Сен-Фуа — неплохое место, даже если твои друзья немного…
— Чокнутые?
— Не совсем обычные, — поправил отец. — Дети, которые попадают в этот колледж, немного отличаются от остальных. Ты вовсе не в сумасшедшем доме, — добавил он, и в его тоне послышался упрек.
— Я прекрасно обхожусь без них. Мне хватает телевизора. Есть очень интересные передачи…
— Торчать целый день перед телевизором — не лучшее занятие для детей. Мы заботимся о тебе, сын.
Говоря «мы», отец подразумевал себя и жену. Мать Сета. Мальчик вздрогнул.
— Не беспокойся, пап. Сейчас мне уже лучше.
Отец не ответил. У него снова был рассеянно-отсутствующий вид. Должно быть, он думал об усовершенствовании какой-то детали. Так было почти всегда, с тех пор как они поселились здесь. С 1980-го. Уже три года.
— Ты пойдешь с нами? — спросил Сет. — Я хотел тебя кое с кем познакомить…
Джон Гордон пробормотал что-то неразборчивое. Шорох его карандаша по бумаге был таким нежным и таким знакомым звуком — он убаюкивал Сета с детства. Сколько он себя помнил, отец постоянно что-то чертил — в блокноте, на салфетке, на книжной странице. Без сомнения, это был первый звук, который Сет осознал — еще раньше, чем слова матери, обращенные к нему.
— Па?
— М-м-м?..
— Ты пойдешь с нами?
— Куда?
— На пляж.
Отец встряхнул головой.
— У меня нет времени, сынок. Я должен закончить эту работу вовремя. Это будет самый…
— …большой отель в городе, — вздохнул Сет. — Да, я знаю.
Отец улыбнулся и снова поднял на него глаза. Они были серыми. В уголках виднелись легкие морщинки. Светлые волосы выгорели почти до белизны. Острые скулы еще сильнее подчеркивались загаром — он проводил долгие часы на строительных лесах. Во всем, что касалось его работы, Джон Гордон III всегда вникал в мельчайшие детали. Он не казался ни пожилым, ни богатым, ни могущественным. Он выглядел моложе своих лет.
— Ты должен пойти обнять ее.
Отец не прекращал улыбаться.
— Я не хочу, — ответил Сет.
Улыбка Джона не изменилась. Его нежность была бесконечной. Он, должно быть, догадывался, что происходит, но заставлял себя держаться как ни в чем не бывало.
— Сделай над собой усилие, Сет.
Спорить было бесполезно. Если бы Сет не послушался, отец вполне мог бы позвать шофера и велеть ему отвезти сына обратно в Сен-Фуа. Однажды так и случилось.
— Ты ей нужен, — продолжал Джон настойчивым тоном. — Она плохо себя чувствует. Она уже много раз тебя звала.
Серые глаза в упор взглянули на него. В них был холодный блеск стального лезвия. Знает ли он сам, что его взгляд может служить оружием? Может быть, поэтому Сет ни разу не видел, чтобы кто-то не подчинился распоряжению отца?
— Она у себя в кабинете. Она тебя ждет.
Сет вздрогнул. Потом сжал кулаки и открыл рот. Вот сейчас он все расскажет. Выпалит прямо в лицо отцу. Его легкие до отказа наполнились воздухом, на шее вздулись жилы. Сейчас произойдет настоящий взрыв.
— Ладно, па…
— Вот и прекрасно.
Серые глаза вернулись к чертежу. Снова послышался шорох карандаша.
Сет еще немного подождал, но больше ничего не последовало. Может быть, если он так и будет стоять, не шелохнувшись, отец о нем забудет.
Карандаш замер.
— Уже иду, — поспешно сказал Сет.
Он медленно проходил по комнатам. Во сне огромный номер люкс казался ему размерами со старинный замок — коридор, двери, снова двери, вторая гостиная…
Он остановился на пороге кабинета. Окна по-прежнему были широкими и прозрачными, но вот странно — свет за ними слегка померк, словно кто-то понизил уровень освещения в гигантской галогенной лампе.
Он постучал. Дверь открылась почти тотчас же.
— Я тебя ждала.
Она улыбнулась ему. Ее распущенные волосы струились по плечам. На шее висел золотой крестик. От нее приятно пахло — ее обычными духами. Она выглядела такой нежной.
— Здравствуй, Сет, — прошептала мать.
Она уже надела перчатки из латекса. Она не любила прикасаться к нему голыми руками. Перчатки служили чем-то вроде дистанции. Словно бы и не она сама проделывала все эти вещи…
Взгляд Сета был устремлен в пустоту. Он тоже был уже кем-то другим. И был в другом месте. На пляже. Там было жарко. Приятно.
— Я рада, что ты пришел, — сказала она.
И за руку втянула его в комнату. Потом закрыла за ним дверь. На ключ.
Сет проснулся и рывком подскочил на своей походной раскладушке.
Он протер глаза и какое-то время сидел неподвижно, переводя дыхание. На столе стояло зеркало, в котором он увидел лысого человека, пристально смотревшего на него. Крупная голова, бледно-голубые глаза, узкий тонкий нос — хотя слегка приплюснутый на конце — и мощная шея с выступающими по бокам мускулами, похожими на два огромных поршня.
Ничего общего с тем рыхлым толстым ребенком, которым он когда-то был. Сейчас многие женщины находили его привлекательным. Его часто принимали за полицейского.
Сет провел рукой по наголо обритой голове, гладкой, словно стенобитное ядро.
— Можешь идти, — сказал он.
— Ты меня слышал? — удивился Голос.
— Я никогда по-настоящему не сплю.
— Ты что, плачешь?
— Нет.
