– Вот если бы мост удалось отыскать, – сказал Ривен. – Я бы установил его ночью…
– По ночам там упырь шатается, – напомнила ему Эльфвина.
– Ну, от него я как-нибудь увернулся бы. А чем они, кстати, страшны, упыри-то?
– Они кровь из человека высасывают, через глаза, – ответил Джинкс.
– Ишь ты, – сказал Ривен. – А я думал, они вроде привидений.
– Нет, они совсем другие, – сказал Джинкс.
– Ага, – произнес Ривен и прикрыл ладонями глаза. – Ладно.
– Ты думаешь, что Симон умер? – вдруг спросила Эльфвина у Джинкса.
Сердце Джинкса екнуло.
– Когда я уходил, он умирать не собирался. Да и София за ним ухаживала.
– Раны иногда воспаляются, – сказала Эльфвина.
– Это я знаю, – такая мысль уже приходила Джинксу в голову. – Скорее всего, он занят тем, что ругается с Софией, а обо мне и думать забыл. Ну и ладно, плевать я на него хотел.
– Правда? – спросила Эльфвина. – Я к тому, что ты этого чародея знаешь, а я нет, но все же он заботился о тебе, когда ты был маленьким, и все такое.
– Ждал, когда я подрасту и меня можно будет убить, – фыркнул Джинкс.
– Это Костоправ так говорит. Скажи, он обращался с тобой так же, как Костоправ?
– Не совсем, но это ничего не значит.
И Джинкс снова вспомнил о стоящих в темноте рядах бутылок с подвешенными в них мертвыми жизнями. Однако Эльфвина не унималась.
– Ты позволяешь Костоправу думать за тебя. А это глупо, потому что он вовсе не на твоей стороне.
– Незачем нам бежать от одного злого волшебника лишь для того, чтобы попасть в руки другого, – сказал Ривен. – Я уверен, что благородный Костоправ…
– Какой еще благородный! – рассердилась Эльфвина. – Видел бы ты висящих в бутылках человечков. А очень скоро и мы там окажемся.
– Я знаю, что он злой, – согласился Ривен. – «Благородный» – это просто фигура речи. Но к тебе, госпожа моя, он, похоже, питает приязнь.
– Еще большую приязнь питает он к силе, которую получит, подвесив меня в бутылке.
– Но ведь не исключено, что, когда он убьет нас, мы все же останемся живыми. Джинкс, наверное, тоже висит где-то в бутылке – и однако же жив.
Джинкс сел и пошатнулся от головокружения: слишком долго висел вниз головой. Он спросил:
– Ты помнишь, из чего был сделан мост, Ривен?
– Ну да. Из костей. Я отлично понимаю, что он злой.
– Я думаю, это были бедренные кости, – сказала Эльфвина. – Все остальные недостаточно длинные.
– Сотни костей, – продолжал Джинкс. – Жизни в бутылках, бедренные кости в полотне моста… Хотел бы я знать, куда он подевал все остальное.
– На мост могли пойти и звериные кости, – не уступал Ривен.
– Ты все стараешься думать о нем получше, – сказал Джинкс. – А он – зло в чистом виде и собирается нас убить.
– Я знаю, – ответил Ривен.
– Кубки-то уж точно были сделаны из человеческих черепов, – сказала Эльфвина. – Такую форму имеют только они.
Поняв, что пить его гости из этих кубков не будут, Костоправ заменил их серебряными. К гостеприимству чародеи подходят очень серьезно.
– И все же вы должны признать, до сих пор он был с нами добр, – сказал Ривен.
– Ничего я не должен, – ответил Джинкс.
– С Джинксом он обращается безобразно, – сказала Эльфвина.
– Да, это верно, – согласился Ривен.
– Ведь ты же сам искал и нашел спуск! Значит, ты хочешь сбежать!
– Да, – признал Ривен. – Хочу. Конечно, хочу.
– Так в чем же дело? – спросил Джинкс.
– Дело в его заклятии, – пояснила Эльфвина. – Он надеется, что Костоправ снимет с него заклятие.
– Ну да. Заклятие, которое означает, что он – важная шишка, – Джинкс пребывал сегодня в сварливом расположении духа.
– Ты думаешь так потому, что я жил при дворе короля Руфуса, – сказал Ривен. – Однако мы с мачехой всегда ели, сидя у самого нижнего стола, а приглашения на королевские приемы получали очень редко.
– А где твой отец? – спросила Эльфвина.
– У меня есть… была… только мачеха.
– Значит, твой отец умер? – снова спросила Эльфвина.
Ривен не ответил.
– Почему – если тебе не претит такой вопрос, – почему король убил твою мачеху?
По лицу Ривена видно было, что вопрос ему претит; тем не менее он, глубоко вздохнув, ответил:
– Потому что ему не нравились ее речи.
– Она рассказывала людям, кто ты на самом деле?
Ривен молчал.
– Выходит, на ней твоего заклятия не было. Или же она сумела его обойти, – сказала Эльфвина.
– Она была очень мудрой госпожой. И сердце имела доброе.
Голос его задрожал, и этого Джинкс вынести уже не смог.
– Перестань ты его донимать, Эльфвина, – сказал он.
Девочка повернулась к нему:
– Ты все еще не придумал, как пройти в ту дверь, верно?
– В какую? – Впрочем, Джинкс прекрасно понимал – в какую.
– В ту, за которой скрыта остальная сила Костоправа. Тебе известно заклинание, которое отпирает замки?
– Нет, – ответил Джинкс. – Существует одно заклятие… ну, в общем, дверное. Например, дверь в доме Симона знает, кого можно впускать, и потому разбирается, когда ей запираться, а когда отпираться.
– А ты не можешь внушить двери мысль, что тебя впустить можно? – поинтересовалась Эльфвина.
– Не могу, – сказал Джинкс.
– Почему? – спросил Ривен.
– Потому что, – ответил Джинкс. – Я не великий и ужасный маг и волшебник, такой ответ сойдет?
– Я думал, ты владеешь магией, – сказал Ривен.
– Владею – и что с того? Кто-то же должен владеть ею хуже всех прочих.
На самом деле проходить в ту дверь он просто не хотел. Уже и бутылки-то были… ну, в общем, жутью какой-то. А за дверью крылось, скорее всего, что-то похуже.
Если говорить честно, он боялся узнать, что там, за дверью.
– Мы добьемся только того, что Костоправ пожелает убить нас, – сказал Джинкс.
– Да он и так желает, – возразила Эльфвина. – А я просто хочу понять, на что похожа вторая его сила.
– Кроме того, это может помочь нам сбежать, – сказал Ривен.
– Как? – спросил Джинкс.
– Ну, пока ты не заглянешь туда, мы этого не узнаем.
– Ты что, не слышишь меня? Я же тебе только что объяснил, я не могу…
– А как насчет книг Костоправа? – вдруг спросила Эльфвина. – Поспорить готова, в одной из них сказано, каким заклинанием открывается дверь. Ты читать умеешь?
– На шести языках, – ответил Джинкс и почувствовал, что пару очков он отыграл.
– Правда? На шести? – поразилась Эльфвина.
– Угу.
– Впечатляет, – сказал Ривен.
На душе у Джинкса стало немного легче.
– Книги Костоправа написаны на разных языках, – сообщила Эльфвина. – Я уже просмотрела одну, урвийскую, но в ней про дверные заклинания ничего не сказано. Правда, всякие интересные зелья описаны.
– Так ты тоже умеешь читать? – спросил Джинкс.
– Конечно. На Калликомской прогалине все умеют. Тем мы и славимся.
– Я думал, вы коровами славитесь.
– Коровами и грамотностью, – сказала Эльфвина.
И Джинкс понял, что ему все же придется поискать заклинание для двери. «Правда, сотворить его, – подумал Джинкс, – я все равно не сумею». Опереться на силу Урвальда ему здесь не удастся, а без этой силы чародей из него получается никудышный.
Глава двадцать первая
Среди костей
Они обедали. Все блюда были приготовлены с помощью магии. Припасы – продукты и дрова – доставлялись к подножью обрыва и без присмотра лежали там до утра, пока Костоправ не поднимал их заклинанием на остров.
– Ну-с, как прошли сегодня твои исследования? – обратился Костоправ к Ривену. – Что-нибудь интересное нашел?
– Нет, сударь, – ответил Ривен.
– Но все погреба и башни облазил, так?
– Лишь для того, чтобы доставить вам удовольствие, сударь, – сказал Ривен. – Да. А вы, благородный Костоправ, смогли найти способ снять с меня заклятье?
– Пока не нашел, – ответил Костоправ. – Но работаю над этим.
– И о моем не забудьте, – вставила Эльфвина.
– Разумеется, моя дорогая, и над твоим я тоже работаю. – Он намазал булочку маслом и повернулся к Джинксу. – Я полагал, что к этому времени Симон уже должен был появиться. Не вытирай посуду хлебом. Где он?
Джинкс положил хлеб.
– Не знаю.
Костоправ обратился к Эльфвине:
– Где Симон?
– И я не знаю, – ответила она. – А что за снадобье мы составляли сегодня?
– Минуточку, дорогая. Не уводи разговор в сторону. Почему до сих пор нет Симона?
– Ему неможется, – ответила Эльфвина.
– Неможется? – Костоправ склонился над столом. – Что с ним такое?
– Кто-то пронзил его мечом.
– Ха. Давно пора! – Однако никакой радости лицо Костоправа не выразило. – Где это случилось?
– В Самарре.
Сам же Джинкс ей все и рассказал и теперь клял себя за это. Эльфвине вообще ничего говорить не следует.
– И что, рана серьезная? Он умирает?
– Да… нет. Я не знаю.
Костоправ посмотрел на Джинкса: