– Они выглядят как мертвые, – продолжала Эльфвина.
– Нам пора выбираться отсюда, пока не проснулся Костоправ, – сказал Джинкс.
– И оставить их всех здесь? – она подняла свечу, осветив длинную, аккуратную череду бутылок, в каждой из которых неподвижно висела тусклая человеческая фигурка.
– Да. Пошли.
Ему не хотелось больше смотреть на эти скорбные бутылки. Не хотелось даже знать о них.
– Тебе уже приходилось видеть что-то подобное?
– Да, – ответил Джинкс. – То есть нет.
– Симон вот так же поступил с твоей жизнью, когда забрал ее?
– Я не знаю.
– То есть ты в бутылку не попал?
– Только частично. Бутылка там была. И он поместил в нее какую-то часть меня.
– Как же ты ему позволил? Я бы ни за что…
– Я ему не позволял! – огрызнулся Джинкс. – Слушай, за этой дверью тоже скрыта какая-то сила.
– Выходит, Симон и вправду ничем не лучше Костоправа.
Спорить с ней Джинкс не стал. Он не знал, поступил ли с ним Симон именно так. Но в любом случае поступок его выглядел очень недобрым. И Джинксу совсем-совсем не хотелось о нем говорить. Лучше бы никогда.
– Силы там никак не меньше, чем в бутылках, – сказал он. И подергал ручку двери.
– Ты думаешь, там еще бутылки хранятся?
– Нет, это совсем другая сила.
Разница была абсолютной – как между ночью и днем, между живым деревом и холодным камнем.
– Как же нам туда попасть?
– Никак. Пора возвращаться, – он был уверен, что со времени, когда Костоправ лег спать, уже прошло полчаса. – Поставь бутылку на место.
– А ты не хочешь взглянуть на нее при свете дня?
– Нет, не хочу.
Джинкс взял у нее бутылку и вернул на полку. От вида жутко неподвижных фигурок за стеклом его прохватила дрожь.
– Знаешь, что я думаю? – спросила Эльфвина.
– Да откуда мне… нет, не знаю. Мы можем… давай уже убираться отсюда, – Джинкс взял ее за руку и подтолкнул по проходу в сторону люка.
– Я думаю… не толкайся! Думаю, что это жизни умерших людей.
Они подошли к лестнице.
– Поторапливайся, – сказал Джинкс.
Эльфвина задула свечу, сунула ее в карман и начала подниматься к свету. Джинкс последовал за ней. Он думал, что сейчас увидит Костоправа, стоящего, поджидая их, над дырой в полу. Но в лаборатории все еще было пусто.
Джинкс ухватился за каменную плиту, потянул ее что было мочи к лазу. Слишком тяжелая.
– Помоги мне.
– А поднять ее волшебством ты не можешь?
– Нет, потому что теперь я знаю, что это за сила.
Столько маленьких, подвешенных жизней.
Из коридора донеслись шаги. Джинкс и Эльфвина налегли на плиту, и та, со скрежетом проехавшись по полу, легла на место. На двери лаборатории щелкнул засов. Они вскочили на ноги. Когда дверь отворилась, Эльфвина уже стояла у рабочего стола, держа в руках ступку с истолченным крылом нетопыря, а Джинкс – у раковины, с мокрой тряпкой в руке.
– По-твоему, это уборка? – спросил Костоправ. – Ты так ничего и не сделал, Джинкс.
– Он мне помогал, – сказала Эльфвина.
– Правда? – удивился Костоправ.
– Да, – честно ответила Эльфвина.
* * *
– Не понимаю, – сказал Ривен. – Они что, очень большие, эти бутылки?
Все трое стояли в верхнем покое самой высокой башни замка, глядя сквозь арочное окно в темноту. Деревьев Джинкс не различал и даже не чувствовал – слишком далеко было отсюда до леса.
Ривен с Эльфвиной держались как-то слишком уж близко друг к дружке, – Джинксу казалось, что им хочется, чтобы его здесь не было.
Оказывается, понять, о чем думают люди, даже не видя их мысли, не всегда бывает трудно.
– Нет, самые обычные, – ответила Эльфвина. – Просто люди в них крохотные.
– Куколки, – сказал Ривен.
– Какие там куколки! – возразил Джинкс.
– Настоящие люди, только мертвые, – пояснила Эльфвина.
– Откуда ты знаешь?
– Настоящие люди не похожи на кукол, – сказал Джинкс. – Послушай, Костоправ что-то сделал с ними, понимаешь? Потому они такими и стали. Он уменьшил их и рассовал по бутылкам.
– И убил их?
– О да, определенно. Потому они и мертвы.
– Но ты сказал, их там сотни, – Ривен недоуменно посматривал то на Джинкса, то на Эльфвину.
– Думаю, около двухсот, – сказала она.
Эта мысль, окончательно оформившись, пронзила Джинкса, точно ножом. Костоправ убил сотни людей. И он, Джинкс, видел их, – по крайней мере, некоторых.
В бутылках.
– Но как это прибавляет ему силы? – спросил Ривен. Теперь они оба выжидающе уставились на Джинкса.
– Точно сказать не могу, – ответил тот. – Это… ну раз магия смертной силы питается смертью, значит, он держит их смерти в бутылках. Чтобы пользоваться ею.
«Надеюсь, они не поймут, что я всего лишь строю догадки», – думал Джинкс. Ведь Симон никогда ему о магии смертной силы не рассказывал, и ни одной книги о ней он не прочел.
– Хмм… А за той дверью что?
– Мы не сумели ее открыть, – ответил Джинкс.
– Но госпожа сказала, что за ней скрыта какая-то огромная сила.
– Вот у госпожи и спрашивай, – раздраженно ответил Джинкс.
– Эту дверь необходимо открыть, – сказала Эльфвина. – Если мы выясним, какой еще силой владеет Костоправ, то, может быть, нам удастся как-то уничтожить ее.
– Ты за ручку как следует дергал? – спросил Ривен.
– Нет, знаешь ли, без тебя мы никак не догадались.
– Джинкс, не груби, – попросила Эльфвина. – Дверь была заперта.
– Магия, – согласился Ривен. Похоже, он, как обычно, считал, что это слово все объясняет.
* * *
Прошла еще неделя. Джинкс только что получил от Костоправа по уху за то, что поместил сушеную печень эльфа в сосуд, предназначенный для сушеной печени русалки. Да еще и дураком был назван. И все это при Эльфвине, которой, впрочем, хватило такта притвориться, что она ничего не видела и не слышала. Джинкс понимал, что Эльфвина проявила тактичность, однако настроение у него было дурное, и потому он предпочел счесть это безразличием.
Он в гневе выскочил из замка и теперь одиноко стоял под небом на голом камне острова. Здешнее небо внушало ему отвращение. Огромное, а до деревьев так далеко. Джинкс посмотрел на лес, выходивший к отвесной противоположной стене ущелья. Он очень скучал по непрестанному живому ропоту Урвальда.
Здесь, на острове, дерево было только одно – сиротливая сосна. Джинкс подошел к ней, прислонился к стволу. Прикосновение грубой коры к лицу немного утешило его, хоть он давно уже понял, что говорить эта сосна не умеет. Не у кого было научиться.
Но Джинкс все равно попытался передать дереву свои сердитые мысли. И чувствовал его жизненную силу, такую слабую в сравнении с единым пульсирующим потоком жизни Урвальда.
Он пошел вдоль обрывистой кромки острова, приближаясь к ней настолько, насколько мог это сделать без головокружения. Двадцать футов до края. Пятнадцать – ноги начинают слабеть. Десять[22] – ему стало казаться, что он уже летит вниз, сорвавшись с обрыва. И Джинкс в несколько огромных шагов отступил назад.
Деревья по обоим берегам реки росли высокие, отчего бóльшую часть дня на острове лежала тень. Однако сейчас, около полудня, его заливал яркий свет. Глядя вниз по течению реки, Джинкс думал, что почти видит горизонт.
– Привет! – из-за края обрыва показалась голова Ривена.
– Не делай так!
– Извини, – Ривен, опершись на руки, легко вспрыгнул на край. Постоял немного, оглядываясь по сторонам, потом вплотную подошел к Джинксу, наклонился и очень тихо сказал:
– У меня получилось. Я нашел спуск.
– Здорово, – сказал Джинкс. Ему даже думать не хотелось о том, как этот спуск выглядит.
– Если начать вон оттуда, там и держаться есть за что, и куда ноги ставить. Пройти можно, только остров приходится огибать. А к реке спускаешься уже с другой его стороны. То есть если по дороге не свалишься.
– А ты свалился?
– Да, под самый конец, всего футов десять[23] пролетел. А обратно залез без хлопот.
– Зачем же было возвращаться, раз тебе удалось спуститься?
Ривен оскорбился.
– Из-за тебя и госпожи, конечно. Ведь вы остались здесь. Думаю, госпожа Эльфвина со спуском справится, – он обернулся, чтобы взглянуть на край обрыва. – А вот ты, боюсь, упадешь. Ах, если бы только мне удалось отыскать мост!
Джинкс мог бы сказать ему, что со спуском он справится даже получше Эльфвины. Проблема была не в спуске, а в том, что он не мог заставить себя приблизиться к краю обрыва.
– Я просто обязан продолжить поиски, – сказал Ривен. – Главное – никогда не сдаваться!
* * *
Услышав рассказ Ривена о найденном им пути вниз по обрыву, Эльфвина сказала:
– Джинкс там пройти не сумеет.
– Куда уж Джинксу! – скривился Джинкс. – Джинкс вообще ничего не умеет.
Он лежал навзничь на своей кровати, свесив с нее голову и оглядывая перевернувшуюся вверх ногами комнату.
– Вот если бы мост удалось отыскать, – сказал Ривен. – Я бы установил его ночью…
