говоря, я снова практически девственница. Наверное, это было бы больно.
– Я так отстал от жизни, что все закончилось бы за две секунды.
– Хорошо, что мы не занимаемся сексом.
– Я, например, вздыхаю с облегчением, – сказал Шейн с коварной улыбкой.
Ева, не сдержавшись, хихикнула в ладонь.
– Почему с тобой так легко разговаривать?
Шейн смотрел на нее, пока блеск в его глазах немного не потускнел.
– Так было всегда. Просто мы такие, какие есть.
– Ты все помнишь? – прошептала она. – О нас?
Ему потребовалось некоторое время, чтобы ответить.
– Забавно. Последнее десятилетие прошло как в тумане, но я помню каждую деталь той недели.
– Я надеялась, что прошедшие годы сама придумала, как все было романтично. Что на самом деле все было не так, – сказала она, и это прозвучало так искренне и выстраданно.
Слышались тихие гипнотические звуки, где-то играло фортепиано, мягко струились благовония. И Ева почувствовала знакомое притяжение. Как и в семнадцать лет, между ними не было пространства. Была непреодолимая потребность быть ближе, всегда.
Не задумываясь, Ева вложила свою руку в его. Шейн сжал ее пальцы и поднес к губам, впиваясь в ее ладонь затяжным поцелуем. Она перестала дышать, ее пронзило электрическим разрядом. Это было легкое прикосновение, но она чувствовала его повсюду.
Ева так долго жила в плену боли, что забыла, как приятно чувствовать себя хорошо. Она вздрогнула всем телом. Внезапно она ощутила себя – всю до последней клеточки. Сердце трепетало, сердце пульсировало.
«Нехватка прикосновений».
Шейн наблюдал за ней, прикрыв глаза. Он легонько провел губами по внутренней стороне ее запястья. Она издала тончайший стон, ее спина выгнулась дугой. Это было восхитительно.
Задыхаясь, смущенная своей реакцией, она села, зарывшись лицом в ладони. Нет. Они в общественном месте. За незапертой дверью. Она мать! А Шейн – Имя с Большой Буквы. Неужели их застигнут слившимися в объятиях, в тайном доме сна?
У входа было написано: «Запрещается прикасаться друг к другу!» Если их поймают, Twitter просто взорвется. Одри бросится в Ист-Ривер.
Но потом она открыла глаза. Шейн смотрел на нее, тот же потрясающий, безрассудный, неотразимый мальчишка, каким он был когда-то, но теперь с опытом и серьезностью взрослого человека, с суровым шрамом от серфинга в Северной Африке и самыми чертовски привлекательными морщинками вокруг глаз – и ничто не имело значения.
Не было такого ада, которым бы она не рискнула ради этого мужчины. И он это знал.
– Иди сюда, – сказал он.
Ева села на него сверху, ее локоны упали ему на лицо. Шейн провел руками по задней поверхности ее бедер и по ягодицам, а потом нежно, но уверенно обхватил ее и притянул к себе. Их губы остановились в нескольких дюймах друг от друга.
– Двадцать вопросов, – прошептал он.
– Начинай.
– Зачем ты на самом деле пришла ко мне?
– Чтобы попросить об услуге.
– Лгунья.
Шейн опрокинул ее на спину, прижав одной рукой ее запястья над головой. Инстинктивно она подтянула ноги, обхватив его за талию.
– Зачем ты пришла?
– К тебе. – Ее бедра уперлись в его бедра, отчаянно пытаясь прижаться крепче. – Хотела тебя.
– Ты меня поймала, – прохрипел он, оставляя горячие, засасывающие поцелуи на ее горле. – Твоя очередь.
Ева дрожала под ним, его губы мешали думать. Она не могла задать Шейну очевидные вопросы (Куда ты ушел? Почему ты ушел? Как ты мог?). За многие годы она приучила себя не задумываться над ответами на них. Кроме того, сейчас речь не о нем, а о ней. Поэтому она выбрала что-то попроще.
– Ты вспоминаешь обо мне?
Легкими движениями он провел языком по ее шее, вверх к уху, покусал мочку.
– Я так и не научился не думать о тебе.
– О, – выдохнула она. И дрожащим голосом добавила: – Твоя очередь.
– А ты? Романтизировала нас? – спросил Шейн, поймав ее взгляд. – Или мы были настоящими?
– Мы были настоящими, – прошептала она почти неслышно.
– Тогда? – Он прижался к ней, и она застонала.
– Д-да, – ахнула она. – Тогда. И сейчас.
Внезапно Шейн отпустил ее запястья и коснулся ладонями ее лица. Она скользнула руками по его спине, обхватив за плечи. Он медленно приблизился к ее лицу и замер. Он сдвинулся чуть ниже и остановился. Он ждал целую жизнь, чтобы заполучить ее вот так, такую, жаждущую его, отчаянно желающую его, и он хотел насладиться этим.
Но она издала нетерпеливый стон, впиваясь ногтями в его плечи, и Шейн уступил. Он впился губами в ее губы, увлекая в сочный, обжигающий поцелуй. Восхитительный шок заставил Еву замереть, но она тут же растворилась в нем, потерявшись в жаре его губ, скольжении его языка, дразнящем прикосновении его зубов, так и не сложив в голове ни одной связной мысли, кроме «да, хочу» и «Шейн-Шейн-Шейн». Он не останавливался, целуя ее до потери сознания. Постепенно поцелуи приостыли, потеряв интенсивность, и стали мягким, слегка обжигающим пламенем – достаточно горячим, чтобы выдержать этот жар.
Они остановились только для того, чтобы перевести дух.
– Еще один вопрос, – сказал он.
– Мы все еще играем? – Она облизнула губы влажным языком.
– Да. – Шейн посмотрел в сторону двери, затем снова на нее. Его глаза лукаво блестели в темноте. – Ты готова безобразничать?
– Да, – сказала она, не задумываясь, и потянулась вниз, чтобы обхватить ладонью его член, огромный и твердый. Она погладила его по всей длине, вызвав в ответ низкий стон. – А ты?
– Да, – сказал он, задирая платье и стаскивая с нее лифчик без бретелек. Опустившись ниже, он провел мягким, горячим ртом по выпуклости ее груди, зацепив зубами сосок. Прошелся языком вокруг него, с наслаждением посасывая, а затем, царапнув щетиной кожу, потянулся к другому соску. Ее беспомощные, содрогающиеся вздохи заставляли его так напрягаться, что он не представлял, как переживет эти минуты.
– Да, – прорычал он, уткнувшись ей в грудь. – Я готов хулиганить.
– Почему? Р-расскажи.
Шейн поднял голову, рассматривая ее. Ева выглядела сияющей и такой распутной: платье задралось до подмышек, выставив напоказ полупрозрачные трусики, кудри разметались по подушке, она задыхалась, дрожала, губы были мокрыми и распухшими от поцелуев. На ее бедре, там, где он ее схватил, расцвел синяк.
– Потому что я достаточно взрослый, чтобы понять, что к чему, – сказал Шейн, втягивая ее в быстрый, распутный поцелуй с языком. – Но я все равно это сделаю.
– Что сделаешь?
– Трахну тебя. Здесь.
А потом они впились друг в друга. В бешенстве Шейну удалось снять с одной ее ноги промокшие трусики, а Ева стянула с него джинсы и трусы – но времени на то, чтобы раздеться догола, не было. Он покопался в бумажнике в поисках старого презерватива (вознося безмолвную молитву нескольким божествам, чтобы он не порвался) и надел его. Затем, накрыв ее своим высоким, сильным телом, Шейн погрузился в Еву с мучительной медлительностью, стараясь не причинить ей боли.
Было больно, но жжение было восхитительным. Желая большего, Ева обхватила его, чтобы он вошел глубже. Она задыхалась,
