Шкворчащая жиром яичница на сковороде была главным блюдом застолья. К ней профессор добавил миску соленых огурцов, зелени с мелко порубленным чесноком, нарезанные дольками консервированные кабачки.
- Экологически чистый продукт, удобренный личным потом и кровью! Арутюнян откинул спавшую на лоб прядь белоснежно-седых волос. Запотевшая! - торжественно объявил химик, выставляя на стол бутылку "Московской особой". - Газетные сплетники утверждают - сам Борис Николаевич любит откушать сей горячительный напиток.
Перед волнительным моментом откупорки сосуда с "живой водой", как называли спиртное морские бродяги - викинги, Карен Акопович поболтал содержимое, перевернув бутылку вверх дном.
Заметив образовавшуюся змейку из мелких пузырьков, профессор-химик удовлетворенно крякнул почему-то по-немецки:
- Натур продукт... Не отравимся. Я, батенька, русскую водку в шарашке пить начал. Перепадало нам, зэкам, от щедрот начальства. С тех пор храню верность этому слезоподобному нектару. В винах, а тем паче в коньяке ничего не понимаю. Обрусел, понимаете ли...
Право первым начать разговор Рогожин уступил хозяину дома. Идя к Арутюняну, он толком не представлял, о чем спрашивать. В редких письмах Сергея упоминалось: Марина в контрах с научным руководителем, профессор ее зажимает, завидует таланту и пробивной энергии молодой ученицы.
- Между первой и второй перерывчик небольшой! - Хрустальные стограммовки у профессора порожними не застаивались.
Дмитрий выпил. У Арутюняна среди книжных завалов он чувствовал себя спокойно и уютно.
- Знал бы, что гость навестит мои пенаты, борща бы наварил, - с легкой, простительной для его возраста одышкой сказал профессор. - Согреваются, согреваются внутренности! - Блаженствуя, он погладил живот. - Соболезнований в связи с мадам Рогожиной приносить вам не буду, - вставил Карен Акопович. Сергей абсолютно не причастен к комбинациям своей пронырливой экс-жены. Он принесен в жертву... - Профессор подцепил вилкой колечко лука. - О мертвых говорят хорошее или ничего! - Арутюнян мыслями возвращался к ученице. - А мне за упокой души Марины рюмку поднимать не хочется! Однако глоток свободы нам не повредит, - он спешно разлил очередную порцию водки, словно желал поскорее напиться.
Рогожину ничего не оставалось, как принять участие в марафоне. С непривычки - в госпитале со спиртным было строго, не побалуешься - он малость захмелел.
- Взираете на меня, Дмитрий, и думаете: "Профессор не дурак выпить!" прожевав кружок огурца, сказал Арутюнян.
- Я не сварливая супруга, счет рюмкам не веду, - ответил Рогожин, расправляясь с яичницей.
У него проснулся зверский аппетит, и он с удовольствием уминал глазунью, присыпанную приправами..
- Вы, Карен Акопович, химик. Дозу свою наверняка до миллиграмма вымеряли. Сколько принять, чтобы наутро от похмелья на стену не лезть, польстил Дмитрий хозяину дома. - И вообще, веселие земли русской есть питие! - Рогожин процитировал слова князя Владимира, отвергшего мусульманскую веру за категорический запрет употреблять хмельное зелье. Нашу волю не сломить, пили, пьем и будем пить! - это уже из современного фольклора.
- Кстати! - Профессор заговорил лекторским тоном. - Самое распространенное заблуждение: русичи - генетические алкоголики! - он пристукнул кулаком по столу. - Ложь, сочиненная немчурой, голштинскими, саксонскими, тюрингскими недоучками, привезенными Екатериной в Московию учить уму-разуму дикарей азиатов!
"Армянин обеляет русских. Забавно!" - Рогожин спрятал улыбку.
- Водка - изобретение сравнительно недавнее.
В древности на Руси пили медовуху, твореный квас.
Медовуху - дворяне, служивый люд и крестьяне вкушали напитки попроще. Медок готовить умели, но не каждому он был по карману. Двенадцать сортов чудного золотистого напитка на Руси варили, с травами, ягодами, сыченые, ставленые! - профессор был докой в истории винокурения. - "Нас, россиян, благословил Бог хлебом и медом и всяких питей довольством..." Умнейший человечище своей эпохи написал! - восторженно воскликнул Арутюнян. Благословил! Подчеркиваю! - он поднял указательный палец. - Не проклял, наказал или обидел, а благословил. Повального пьянства в деревнях не было никогда. Квасники, по-нашему забулдыги, бродяжничали, а крестьяне на деревенском сходе, где собиралось около ста человек, выставляли два ведра водки, каждое по двенадцать литров. Сколько на душу приходилось?
- Граммов двести или около того, - подсчитал Рогожин.
- В самый раз мозги прояснить. Но чтобы до поросячьего визга, до беспамятства нарезаться, увольте!
Придумано было запойное русское пьянство немчурой. Поверьте!
Адвокат российского крестьянства себе в стопочке не отказывал. Проглотив залпом водку, Арутюнян развил тему:
- А как следили за качеством! В каждом кабаке находились казенные фарфоровые чашечки с государственным клеймом. Потребует клиент проверить качество хлебного вина - хозяин на его глазах наливает водочку в зажигательницу, огнивом чирк! - профессор прищелкнул пальцами. - И ждут, покуда пламя не погаснет. Остаток сольют в мерительницу, если не заполнит чашку - владельцу кабака несдобровать.
Штраф - клеймо позорное на ворота! А "пенник" настоящий. Это же симфония! Двойной перегон бражки из ржи еще разок перегонят, первач через березовый уголь профильтруют и ключевой водой в строго определенных пропорциях разбавят. Сто ведер "пенника" на двадцать четыре ведра студеной воды из родника.
Водица сивушные масла вытянет, облагородит напиток... - профессор сглотнул слюну, возбужденный собственным рассказом. - Сказка, а не водка! Нет, потеряли мы национальное достояние! Отдали на откуп иностранцам. "Что на витринах? Помои! "Распутины", "Кутузовы"! Фамилии знатные на этикетках, исторические, а внутри, как говаривал Райкин, труха!
Знаете, Дмитрий! Я по Ломоносову немецкую водку "Столыпин" проверял.
- Интересно! - признался Рогожин.
- "...если хочешь отведать, чиста ли водка, то возьми чистый плат, обмочи в вино и зажги; если вино прежде сгорит, а потом и плат станет гореть, то водка чиста и крепка!" Процедура проще простого! Результат эксперимента... - Арутюнян развел руками, - платок горел вместе с водкой. Натуральная отрава в привлекательной упаковке. Слушайте, может, против России заговор? Вытравят население, и пожалуйста, одна шестая часть суши свободна! - Фантазии профессора приобрели бредовый оттенок.
Рогожин усомнился:
- В глотку насильно никто не льет. Сам народ спивается. От нищеты, от тупости, от безрадостной житухи.
- Да, вы правы. Социальные причины массового алкоголизма, низкий уровень культуры... Печально, нация деградирует! - скорбно согласился Арутюнян. - Я в некотором роде тоже руку приложил.
- Вы? - Дмитрий пристально посмотрел на профессора, но хозяин дома возвратился в исторические дебри.
"Экскурсия замечательная. Но ведь ты пришел не для того, чтобы расширять кругозор. Старик что-то знает о Марине и ее связях с Хрунцаловым..."
Дмитрий достал сигареты:
- Можно?
- Курите, - разрешил профессор. - Я форточку открою.
От окна он отправился к кухне, вернулся со второй бутылкой. Арутюнян нес ее бережно, как мать младенца.
- Карен Акопович, может, достаточно? - спросил Рогожин, опасаясь, что профессор отрубится, не сказав главного.
- Ай.., ай.., ай.., в глазах туман, кружится голова, едва стою я на ногах, но я, брат, не пьяна! - пропел химик, игнорируя замечание гостя. Без водки в какие-то моменты прожить невозможно! Я это понял, когда меня из института выставили. Словно проворовавшегося завхоза взяли за шиворот и вон, ногой под зад! На заслуженный отдых! - Водка наконец развязала язык Арутюняну.
Рука профессора заметно дрожала. Он промахнулся. Струя водки залила Дмитрию брюки, но Карен Акопович этого не заметил. Черпанув ложкой грибков, он, не произнося тоста, не приглашая выпить, в одиночку осушил рюмку.
- Я, уважаемый, признаюсь, был влюблен в Марину. Умница, симпатичная. Много ли стариковскому сердцу надо?! - прерывающимся от волнения голосом произнес профессор. - Диссертация у нее была почти написана. Еще несколько серий лабораторных опытов, консультаций в Москве - и на научный совет... Арутюнян попросил сигарету. Затянувшись, он продолжал:
- Была в Марине червоточина. В науку она ради карьеры пошла. Женщина-химик! Почет, уважение, средства! - Профессор сделал паузу. Раньше.., до перестройки. Сейчас ученый не богаче нищенки, побирающейся в метро...
- Побирушка неплохо зарабатывает, - заметил Рогожин. - Четыре-пять косарей в день на людном месте.
- Чего? - Столбик пепла упал в рюмку.
- Четыреста тысяч за смену, - поправился Дмитрий.
- Возможно, - пробормотал старик. - Я замечал, Марина стала тяготиться научной работой. Жаловалась на безденежье, бесперспективность карьеры, порывалась подать заявление об уходе. Она Сергея подбила коммерцией заняться.
