Удары становились все сильнее. Один из несчастных схлопотал царапкой по голове и упал. Его бросился поднимать товарищ.
Пыжик командным голосом прокричал:
- По хребтине старпера! По хребтине... Нечего Суворову выкобениваться!
Град палочных ударов обрушился на согнутую спину Степаныча. Рогожин только сейчас узнал старика.
Двое бомжей из группы Пыжика опрокинули его на спину и принялись избивать ногами, норовя попасть в лицо.
Старик, извиваясь ужом, уклонялся от ударов, не издавая ни единого звука.
"Твой выход, Рогожин", - мысленно объявил Дмитрий, держа курс на костер.
Появление незнакомца приостановило избиение.
Наверное, эту публику меньше бы удивило приземление летающей тарелки с марсианами, чем спокойно разгуливающий по городской свалке в ночное время обычный человек, да еще прокричавший:
- Прекратить мордобитие!
Бомжи ретировались к машине, поближе к предводителю в пыжиковой шапке.
Четверка обреченных сплотилась за спиной Рогожина.
- Ты кто? - задал естественный вопрос в неестественной декорации свалки Пыжик, тараща глаза на Дмитрия.
- Лягушка в манто! - ответил Рогожин, оценивая диспозицию потенциального противника.
Восьмерых бродяг нельзя было назвать доходягами, отощавшими на скудной пайке из сгнивших консервов и заплесневелой колбасы. Румяные морды, правда, измазюканные сажей и не бритые с неделю, были в меру испитыми и достаточно сытыми для обитателей помойки. Глаза восьмерки бомжей, налитые кровью, словно у быков на корриде, говорили: "Мы тебя, чужак, не выпустим. Живьем закопаем на нашей делянке. Выбирай, под какой кучей. Ты вторгся на территорию, где мы властвуем безраздельно, и за это придется платить".
Владелец пыжиковой шапки соображал медленно.
Покуда он решал, как быть. Рогожин помог Степанычу подняться, утер носовым платком кровь, сочащуюся из носа старика.
- Ты кто? - тупо переспросил Пыжик, оторвав зад от капота "восьмерки". - Я Хвалько! - с королевской гордостью произнес он ничего не говорящую Рогожину фамилию.
Ответ был обескураживающе простым:
- Хвалько? Ну и.., тебе через плечо!
Дмитрию, увидавшему, как головорезы Пыжика-Хвалько оформили лицевую часть Степаныча, захотелось безотлагательно ввязаться в потасовку и свести счеты с мусорными истязателями.
Нос старика, свернутый набок, походил на сорвавшийся с оси флюгер; обильно шла кровь.
- Так, ребята-мусорята! - Рогожин принял боевую стойку. - Подходим без толчеи, по очереди. Бычара, ты первый? - встретил он вопросом мчавшегося с царапкой наперевес верзилу в дамском пальто с облезлым воротником из побитой молью чернобурки.
Зубодробительный выпад левой руки погасил порыв самого нетерпеливого из компании. Тот шмякнулся в грязь, отплевываясь осколками зубов, а Рогожину достался шест с железными пальцами-наконечниками.
Крутнув наподобие пропеллера царапку, Дмитрий отбросил ее в сторону, как бы приглашая атаковать Спину ему надежно прикрывал костер, от жара которого шевелились волосы на затылке, а стадо бомжей спецназовца не пугало..
Они честно отработали свой долг перед хозяином Груда бездыханных тел дополнила пейзаж свалки Рогожин уложил парней, как на показательном занятии перед новобранцами, проводя приемы с филигранной точностью.
- Разминка закончена! - немного запыхавшись, объявил Рогожин вросшему в землю Пыжику. - Приступим к основной программе?
Оставшийся без личной гвардии зачинщик ночной экзекуции пытался проскользнуть в машину. Степаныч, обретший уверенность в собственных силах, подсек беглеца шестом, и тот, проехав на животе по капоту, влип в лобовое стекло "восьмерки". Падение для Пыжика было неудачным: стекло покрылось паутинкой трещин.
Дмитрий, схватив ночного разбойника за ворот дубленки, стащил его с машины. Физиономия главаря шайки, терроризирующей обитателей городского дна, была плоской, как свежеиспеченный блин, и нуждалась в искусстве мастеров пластической хирургии.
Нос бедолаги преобразился в подобие поросячьего пятачка. Пыжика-Хвалько можно было снимать без грима для детской передачи в роли Хрюши. Он и говорить-то не мог, только повизгивал, дергаясь в руках Рогожина.
- Сделай себе в мозгах зарубку! - внушительно произнес Дмитрий, подкрепляя каждое слово потряхиванием, от которого жертва сучила ногами, взбивая грязь, и надрывно стонала. - Наедешь на Степаныча - заказывай катафалк и траурный оркестр Я тебя без наркоза прооперирую, внутренностями накормлю. Переваришь - будешь жить. Нет - твои проблемы.
Жестом, похожим на жест глухонемых, Пыжик выразил полнейшее согласие и глубочайшее понимание.
- Пять минут выделяю тебе на сборы Воспитательную беседу со своими оглоедами проведешь завтра спозаранку, и чтобы духу вашего здесь не было! Вони без вас хватает. - Дмитрий отпустил мужика, нахлобучив ему на макушку пыжиковую шапку...
Конфликт был улажен при обоюдном согласии сторон Заводила драки, шлепая опухающими губами, поклялся именем матери и всеми родственниками до седьмого колена, что волос с головы Степаныча не упадет и будет он рыться там, где душа пожелает.
- Растолкуй мне, за что вас палками охаживали! - Рогожин, поддерживая под локоть отставного майора, брел к землянке, глядя под ноги, чтобы не ступить в какое-нибудь дерьмо. - Убить могли.
- Элементарно! - как с чем-то само собой разумеющимся согласился старик. - Помойка - модель государства в миниатюре. Пирамида... На ее вершине правители.
- Вроде Пыжика?
- Да, - Степаныч кивнул, застонав от боли. - Он скупает "пушнину", лом цветных металлов, куски кабеля и все, что можно обратить в деньги. Рассчитываются чаще водкой, иногда лекарствами, иногда наличкой. Добычу бомжи обязаны сдавать ему или выплачивать процент.
- Процент от чего? - пытался разобраться в экономике городской свалки Рогожин.
- Оттарабанил ты, к примеру, партию собранной "пушнины", то есть стеклотары, в приемный пункт, будь добр хозяину долю на блюдечке принести. Стукачи о левом рейсе доложат! - шмыгнул разбитым носом отставной майор. Вдуешь на сторону какую-нибудь приличную вещичку - плати процент.
Мотя намедни немецкий видеомагнитофон "Грюндиг" нашла. Древняя модель, но еще фурычит, двигатель исправный и головка не изношена. Принесла мне: "Подремонтируй, Степаныч, толкнем шоферюгам мусоровозок!" Я корпус эпоксидной смолой склеил, пасики приводные поставил, подготовил к продаже; Моте деньга для мальца нужна. Родила она...
- Тут и детей рожают? - удивился Рогожин.
- Летом беременеют. Солнышко пригреет, бомжихи начинают плодиться и размножаться. Зов природы, - ответил Степаныч. - Я же объясняю: тут все, как у нормальных людей, свои свадьбы, свои разводы...
- Своя милиция, - докончил Рогожин, вспомнив мордоворотов Пыжика.
- Будь он неладен! - выругался отставник. - Настучали на меня. Мол, заныкал Степаныч дорогостоящую штуковину. Делиться не желает, бабки в свой карман переправить готовится. Я Хвалько за домишко долг уплатить должен. Опять же к свежему мусору доступ получить желаю.
- К свежему только избранных подпускают? - продолжал расспрашивать Рогожин.
- Людей из бригады, - подтвердил знаток местных нравов. - Перво-наперво они процеживают, сливки снимают, а уж после доходяги копошатся.
Бригада мужикам из соседних деревень хлеб, прочее съестное на прокорм скоту продает. Колоссальные барыши имеют! - с тихой завистью произнес отставной майор. - Всегда при деньгах, и нос в табаке, - он сокрушенно вздохнул.
- Опустился ты, брат! - по-свойски, не щадя самолюбия бывшего военного, резанул Рогожин. - Дальше некуда! Шакалишь по помойкам, лжесвидетельствуешь. Так и загнешься, захлебнувшись помоями в выгребной яме, а вместо креста тебе бомжи-корефаны в могильный холмик царапку воткнут и помочатся дружненько, чтобы ты под землей ароматы родной свалки нюхал. Ты ведь кадровый офицер! Рогожин в неосознанном порыве обнял старика за плечи. - Не червяк земляной, которому прижали хвост, а он в нору и нырнул. Ты - солдат!
***
На квартире сторожа Егора, бывшего, по выражению Рогожина, "Иудой номер два", происходило нечто среднее между допросом и оперативным совещанием.
Меблировка комнаты, где они собрались, была спартанской. Круглый стол, над ним лампочка без абажура, три колченогие табуретки, сервант с разбитыми стеклами и без посуды на полках.
На все это убожество хмуро взирал со стены Ельцин - вырванная из журнала цветная фотография, - Президент России, закрытый до подбородка портфелем-щитом от пуль снайпера, сжатым кулаком приветствуя толпу, отстоявшую Белый дом в дни августовского путча. За спиной Ельцина реяли трехцветные флаги, улыбались Руцкой с Хасбулатовым.
Сторож Егор в политике ничего не смыслил, но, видимо, был стихийным демократом, если прикрепил кнопками к стене портрет российского президента.
Портрет засидели мухи, и лица вождей были в мелких точках, словно их поразила бубонная чума.
