Выйдя из офиса, Николай облегченно вздохнул. Тишина теплого осеннего дня располагала к размышлениям, но прогулки по городу пока пришлось отложить. Военное прошлое, да и теперешняя работа приучили его к дисциплине. До вечерней смены оставалось еще пара часов, которые можно было провести с друзьями. Ни своей семьи, ни детей у отставного офицера не было, и Руслан с Леной оставались единственным островком его гражданской жизни. В редкие встречи с их сыновьями, Ярославом и Святославом, неудавшийся семьянин тайком разглядывал подростков, примеряя на себя роль отца. Порой он корил себя за то, что живет неправильно, – нужно было бы найти простую девчонку, которая подарила бы ему пацанов, и он нянчился бы с ними каждый день и был счастлив, сопереживая их успехи и неудачи. Было бы кому передать свой бойцовский опыт и воспитать настоящих мужчин, как это делает Руслан. У него оба сына получились, как на подбор, красавцы и здоровяки, – хоть картины о былинных богатырях пиши. В следующем году заканчивают Нахимовское, считай, самостоятельные люди, но родителей почитают и слушаются, как сосунки. Лена, конечно, хотела бы оставить подле себя, да куда там. Ребята рвутся к настоящему делу, а не пирогами торговать.
Впрочем, вот и «Три корочки». Хотя, нет. Вывеска уже другая. Николай с любопытством стал разглядывать над дверью в кафе целое панно, на котором дымящимися пирожками и ватрушками было аппетитно выложено новое название. «Бабушкины пироги». Художник рисовал с душой, все до мелочей, особенно хорошо получились выпуклые румяные пироги. Просто из печи, да и только.
– И кто у нас будет бабушка? – громко спросил бывший офицер, входя в кафе.
Лена, разговаривавшая с посетителями у одного из столиков, обернулась и, приветливо улыбаясь, показала жестом, что сейчас подойдет. Приняв заказ у клиентов, она заспешила навстречу к Николаю, пряча на ходу блокнотик в кармашек нарядного, расписанного под хохлому передника.
– Здравствуй, Коленька, – они обнялись. – «Бабушка» на кухне, пойдем. Егорыч сегодня печет с капустой и грибами, так что, пока не попробуешь, не отпустим. Смотри, полный зал народу, они просто так не ходят.
И, действительно, свободных мест почти не было. Еще отставной офицер заметил новые столы с расписными скатертями и солидные, резного дерева скамьи с подушками. Даже фоновая музыка, едва различимая за разговорами в зале, была русской народной. Весь интерьер создавал душевное настроение и не был криклив, как все новомодное, тут явно поработал хороший дизайнер.
– Здравствуйте, «бабушка», – тихо произнес Николай, дружески похлопав по плечу возившегося у плиты Руслана.
Тот обернулся, медленно сгибаясь в три погибели и демонстративно приложив руку к, якобы, больной спине.
– Внучок, – старческий голос заскрипел в тон разыгранной сценке. – Где же горшочек маслица?
– Серые волки, бабушка, – развел руками гость, подыгрывая хозяину.
– Ах, ты, беда-огорчение, – мнимая старушка выпрямилась во весь свой богатырский рост и залихватски закрутила ус. – Судя по блеску в глазах, ты накрутил хвоста этим разбойникам. А? В глаза мне смотри. В глаза!
Они порывисто обнялись, похлопывая друг друга по богатырским спинам так, что гул пошел по маленькой кухне. Стоявшая рядом Лена даже смахнула навернувшуюся слезинку, при виде этих сильных, добрых мужчин, которых так искренне любила.
Последнее время на улицах Питера становится все меньше открытых русских лиц, богатырских мужских плеч, рядом с которыми любая русская женщина чувствовала бы себя защищенной и счастливой. Суетливые иноземцы с бегающими глазками и раньше встречались в переулках и торговых площадях большого города, но они всегда были гостями. Теперь исчезают даже русские названия на вывесках. Ветер с Балтики развеял русский дух в северной столице, а с востока потянулась тягучая волна густого, насыщенного незнакомыми ароматами запаха, маскирующего нечто подо что-то. Открытый бесхитростный русский люд растерялся, утратив привычный быт. И, главное, по улицам и проспектам, к которым медленно и даже как-то робко возвращаются русские названия, теперь ходит все меньше русских. А вот таких мужиков, напоминающих былинных богатырей, и вовсе с огнем не сыскать.
– Мальчики, – едва не всплакнув от нахлынувших чувств, тихо произнесла Лена, – какие же вы красивые. Дайте я вас расцелую!
Она по очереди обняла каждого, поднимаясь на носочки, чтобы дотянуться до наклонившегося к ней навстречу мужчины. Они смущенно отводили глаза, окунувшись в то состояние неожиданного счастья, которое охватило женщину.
– Ленок, что ты? – ласково спросил Руслан. – Мы на войну не едем. Это раньше ты нас так провожала, теперь все по-другому. Я у плиты толстею, Коля с красоткой по ресторанам ходит.
– Ничего. Это я так, по-бабьи. Смотри, чтобы пироги не подгорели, а то ведь мы и взаправду вентилляцию из кухни в зал провели. Народу действительно нравится, не парфюм заграничный, а дух русской печки.
– Да, вы, бабушка, уж проследите, пожалуйста, – попытался пошутить Николай, чтобы как-то смягчить обстановку. – Или без горшочка масла все сгорит?
– Обижаешь, – хозяин залихватски закрутил свой ус. – Садись, и пока тарелку не освободишь, не отпущу.
– Есть, командир! – гость вытянулся по стойке смирно, вспомнив, кто перед ним. – Выполним!
– То-то, – улыбнулся Руслан, – а то распустились на гражданке.
Николай примостился у стола, на который Егорыч начал быстро ставить противни из печи. Пахнуло жаром и забытым, но таким родным запахом пирогов, что гость даже зажмурился от удовольствия. Впрочем, упоминание о былых командировках, когда их группа собиралась во внутреннем дворе управления перед отъездом, вызвало одно воспоминание, которое кольнуло сердце бывшего спецназовца.
Это было перед самым разводом с женой, когда Николай все больше отдалялся от столичной штучки, которой оказалась на поверку та романтичная девушка, в которую он влюбился однажды в мае. Им потребовалось меньше года, чтобы понять свою ошибку. Потому и расстались достаточно легко, если не считать той фразы, что сказала женщина, еще бывшая его женой на прощанье.
Этот момент отставной офицер запомнил на всю жизнь, и, возможно, именно это пугало его при сближении с какой-нибудь дамой, имевшей на него виды. Он боялся еще раз услышать те злые слова, что смог ему сказать перед командировкой вроде бы близкий человек. А началось все с того, что тогда, на проводах в командировку, Леночка передала своему Руслану большую сумку еще горячих пирожков в дорогу. Тот отнекивался, но, услышав, что это на всех ребят, сдался. Николай, в сердцах, бросил молодой жене, что, мол, могла бы и ему что-то приготовить в дорогу. Мало ли, вдруг, не свидимся. А та, возьми и брякни, – да, чтоб ты и не вернулся вовсе.
– Ох, не о том думаешь, парень, – вернул гостя к остывающим пирогам голос бывшего командира. – Хоть бы один попробовал. Обижаешь.
Николай виновато улыбнулся и взял пирожок.
– Хорош, – похвалил он повара. – Вот откуда в тебе это? Был нормальный командир. Даже – Бармалей! А тут поваром заделался, да еще каким. Класс!
– Бери-бери! Кто тебе еще таких напечет? У меня тут компаньон нарисовался. Мужик с сыном ездят в лес за грибами. Таких белых привозят, что пальчики оближешь. А? То-то! Все натуральное, никакой химии! И чайком запивай. Это тебе, брат, не «Галина Бланка» или «Ролтон». Наши предки толк во всем знали. И сабелькой помахать, и попировать умели, так что ничего странного в моей нынешней профессии нет. Не земельку пахать, конечно, но труд нелегкий, уж ты мне поверь.
– Егорыч, – стал оправдываться гость, – я ж не в обиду сказал. Я ж с восторгом.
– Ладно, не подлизывайся. Я тебе еще с лучком дам. Ты попробуй, головой-то не крути. А?
– Да, мне ж на службу. Куда я с полным брюхом-то!
– В том-то правильная пища и хороша, что ляжет, как надо. Мешать военному делу не будет. Вот ты теперь с лисичками отведай. Я все на себе прежде испытываю, довожу до нужной пропорции, так сказать. Ведь я у плиты с шести утра и весь день. Вечерами иногда компании такие бывают, что мы с Ленкой до полуночи пыхтим. Так что верь опыту боевого командира. Проверено, мин нет!
– Так что ты там про компании говорил? – перевел разговор на другую тему Николай.
– Нет. Крышу еще никто не предлагал. У меня для братвы кое-что приготовлено, но не заходили. А ты, я чую, махался вчера с кем-то. Глаза так и шастают по периметру. Помочь?
– Нет.
– Не темни, не чужие, – Руслан придвинулся к гостю вплотную. – Я себе Лешку вовек не прощу. Надо же было такого парня потерять. И где? В родном городе! Чечню и Сербию прошли, а тут. Нет, Коля, я терпеть эту погань не собираюсь.
Огромные кулаки «бабушки» сжались с такой силой, что захрустели суставы и побелела натянувшаяся кожа. Гость отложил надкушенный пирожок и спокойно посмотрел бывшему командиру в глаза.
