Сказал – как выплюнул.
– Произвела на свет ребенка…
То есть меня? Какое ужасное преступление.
– Естественно, это не может не поставить под сомнение чистоту ее крови, а соответственно, и крови твоего брата. Поэтому логично, что сородичи его невесты решили не рисковать, заключая этот союз.
Лучше бы он еще раз меня ударил.
– Правда, мне непонятно поведение твоего деда. Ему следовало объявить дочь умершей. Это избавило бы род от многих проблем.
В частности, от меня.
Ну да, возможно, если не дед, то Брокк пришел к такому же выводу. Мертвых не судят. О мертвых и не помнят. А без моего имени семейная родословная выглядит куда как приличней.
И стоит ли воскресать?
– Они любили друг друга. – Это единственное оправдание. Но я не понимаю, почему вообще оправдываюсь. Не Одену судить моих родителей.
– Любовь ничего не значит, – спокойно отвечает он. – Прежде всего есть ответственность перед своим родом. Твоя мать забыла о ней, и пострадали ее собственные дети. Твой брат остался без невесты, а ты…
– Что – я?
– Ты вряд ли когда-нибудь выйдешь замуж. Во всяком случае, за Перевалом. Если твой род тебя признал, то не допустит брака с тем, чей статус сильно ниже твоего.
То есть с полукровкой, таким же недоразумением, противоестественным по своей природе.
– А брак с равным по статусу, с учетом твоего происхождения, маловероятен.
Спасибо, что объяснил. И вообще по душам поговорили, только больше отчего-то не хочется. Наверное, для Одена действительно все логично и определенно, и меня не должно бы существовать, правда, тогда и он прожил бы недолго…
К мертвой лозе подобные мысли!
Я ухожу. Я умею ходить очень тихо, и луг отзывается на просьбу, прячет следы в хитросплетениях трав. У меня есть ковер из клевера, солнце и мое подзабытое одиночество.
Закрываю глаза, слушаю стрекот кузнечиков.
Солнечный жар растапливает боль – и ту, которая физическая, и другую… я уже думала, что здесь нарастила толстую шипастую шкуру. Ничего. Пройдет. Все проходит, и завтра тоже будет день.
О приближении Одена предупреждает луг. И я вполне успеваю уйти, но остаюсь на месте: глупо играть в прятки со слепым. Да и он таков, каков есть.
Не он один. Там, за Перевалом, так будут думать если не все, то очень многие. Возможно, мне лучше остаться по эту сторону гор… или хотя бы не заводить душевных разговоров.
– Эйо?
– Я. – Открываю глаза аккурат затем, чтобы увидеть, как божья коровка приземляется на кончик носа. Сейчас Оден извинится, я извинения приму, и все будет почти как раньше.
Только извиняться он не думал.
– Я сказал то, что думаю. – Он встал, загораживая солнце. – Я могу солгать, и тебе будет приятно. Я вообще могу говорить только то, что ты хочешь слышать. Но я тебя уважаю, поэтому говорю правду.
Замечательно, меня со всем уважением недавно ткнули носом в грязь.
– Забудь. – Я позволяю божьей коровке перебраться на щеку. – И встань как-нибудь иначе, солнце загораживаешь.
В конце концов, мы просто попутчики.
В дороге случаются всякие разговоры. Впредь буду тщательнее подходить к выбору темы.
– Эйо… – Он не уходит, но садится рядом. Солнце, впрочем, не загораживает. – Я не имел намерения тебя обидеть.
– Знаю.
– Я попробую объяснить. Выслушаешь?
Почему бы и нет? Двигаться мне лень, да и вдруг узнаю что-то для себя новое.
– Любой из нас несет ответственность перед своим родом. Не только в каждый конкретный момент времени, но и в будущем. Чем выше положение, тем больше ответственность. Меня так учили. Род заботится о каждом, но каждый должен заботиться о роде.
Оден забыл добавить, что, принимая эту заботу, отказываешься от себя. Наверное, я все-таки слишком другая, мне непонятно это их стремление подчиняться. Даже не стремление – готовность служить вожаку во всем.
– Допустим, у меня появится желание взять тебя в жены.
Я просто онемела от такого резкого скачка мысли.
– Допустим, король пойдет навстречу этому желанию и разрешит брак.
– А он должен?
– Все браки Великих домов заключаются только с королевского согласия. Это позволяет… не допустить ненужного усиления некоторых династий.
Очаровательно. Мало того что по воле рода, так еще и с высшего разрешения.
– Ко всему… это связано с живым железом. Брак не на словах заключается, но две нити должны быть сплетены вместе. Я способен… был способен сделать это для моих людей, но связать меня с кем-то может лишь король. Брак твоей матери вряд ли был заключен по нашим законам, и если тебя признали, то… как бастарда.
Он замолкает, и я не спешу возражать. Правда ли это? Возможно. Даже скорее всего, однако со мной, ребенком, подобные темы не обсуждали.
– Но, возвращаясь к нашему браку…
Прикусываю язык, удерживаясь от уточнения, что браку теоретическому, как-то я пока не готова к таким переменам в жизни.
– …что я получу помимо тебя?
Ответ очевиден: ничего.
– То есть я откажусь от любых иных союзов, которые принесли бы пользу моему дому. И тем самым причиню роду ущерб. Далее. Кровь альвов с высокой долей вероятности ослабит наших детей, если они вообще будут. А слабый вожак не сумеет удержать стаю. Опять же не следует забывать о прочих райгрэ. Мне приходилось вступать в бой за своих людей. И моя сила – своего рода гарантия их спокойствия и безопасности. Если силы нет, то придется платить. Золотом. Землями. Людьми.
Поэтому у него есть невеста. Из его круга, его уровня.
Одобренная королем.
Любимая?
Если Оден не забыл о ней, то да…
– Поэтому при всем моем к тебе уважении я никак не могу одобрить поступок твоей матери.
– Успокойся. Ей твое одобрение точно ни к чему.
– А тебе?
– Мне подавно.
От его руки я увернулась без труда.
Сегодня мне не хочется, чтобы ко мне прикасались. Злюсь ли я? Пожалуй, что нет. Оден просто факты изложил, кто ж виноват, что они столь неприглядны.
И о фактах думать надо.
Оден – высший. Я – полукровка. Мы встретились. Идем вот к Перевалу. Я помогла ему, он – мне. И так будет дальше. Возможно, и даже очевидно, что в ближайшем времени мы переспим. И велики шансы, что я не сильно пострадаю. Как знать, вдруг понравится? Некоторым же нравится. В любом случае я перестану бояться гроз и людей, а он при толике везения избавится от своей метки. Но ближе мы не станем.
И как только окажемся на той стороне, все нынешние иллюзорные связи, которые кажутся такими плотными, явными, развеются, как туман.
На землях туманов грезить легко.
Не поддавайся, Эйо, иначе будет больно, больнее, чем сейчас.
Глава 19
Новые проблемы
Морг Королевского госпиталя ветеранов располагался в старых подвалах, которые помнили еще совсем иной мир, – поговаривали, куда как более честный и благородный, нежели нынешний. Спускаясь по узкой лестнице, Виттар старался не вслушиваться в бормотание местного служки, не старого, но уже крепко поиздержавшегося разумом человека. Сгорбленный, перекошенный на левый бок, словно бы единожды мышцы свело судорогой, да так и не отпустило. Он источал запах болезни, а еще сырого камня, мертвечины и ароматического воска.
– …и ходят… ходят…
Человек не без труда переваливался со ступеньки на ступеньку и через каждые пять останавливался перевести дух. Виттара подмывало толкнуть его, бесполезного, уродливого, в спину. И пусть бы толчок привел к падению, а то, весьма вероятно, закончилось бы сломанной шеей, но зато на освободившееся место наняли бы кого-то более живого.
Виттар сдерживался.
Он не знал, что ждет его внизу: в записке были лишь место и номер мертвеца. Однако сам факт, что Стальной Король обратил внимание на данную смерть, говорил о многом.
Лестница закончилась, и человек остановился перед солидного вида дверью. Из ниши в стене он вытащил плоскую тарелку с десятком разновеликих свечей, давным-давно сплавившихся в плотный восковой ком, и неторопливо зажег фитили.
– Темень, – пояснил, пытаясь разогнуться. – Мертвяки и темень…
Человек этот явно не боялся Виттара и не считал нужным проявлять уважение, а тот не мог понять, почему этот факт не вызывает обычной злости.
– А паренька жалко… да, жалко… крепко его порвали. Уж матушка приходила, так плакала, так плакала… умоляла отдать. Так разве ж я могу? Распоряжение.
Виттар молча принял плошку со свечами.
– Завтра опять придет просить… – Долгий косой взгляд, словно человек пытался угадать, понял ли Виттар его просьбу, пусть и скрытую.
Дверь отворилась беззвучно.
В лицо дохнуло холодом и сыростью. Виттару случалось бывать в этом месте прежде, и с того визита мало что изменилось. Узкое помещение со сводчатым потолком. Дубовые шкафы с вешалками, инструментом, запасом чистых склянок и прорезиненными фартуками. Десятипинтовые бутыли с формалином. И соты-ячейки, в которых виднеются белесые личинки мертвецов. Каменные ванны со льдом для тех, кого требуется сохранить в особо свежем виде. Лед спускают по узкой шахте, что протягивается с самой кухни, и время от времени доктора, которым приходится служить на благо короля, заговаривают о том, что не мешало бы шахту расширить, так чтобы вместился человек.
