– Там он. – Служитель повел к ванне, до краев наполненной колотым льдом. Лед уже начал подтаивать, и кожа мертвеца лоснилась, а лед – розовел.
– Поставь лампы.
Виттар снял куртку и рубашку: одежда все равно пропитается запахами этого места, но хотя бы останется чистой.
Вытащив тело, Виттар перенес его на ближайший стол.
Служка сноровисто закреплял в пазах длинные трубки горелок. Пламя было белым и ярким, достаточным, чтобы разглядеть покойника.
Альвин, не чистый, наполовину или на четверть – кровь детей лозы сильна. Молод, насколько мог судить Виттар, не старше двадцати точно.
– Его вещи здесь? Принеси. Нет, сначала подай губку и воду.
Тело не удосужились омыть, и спекшаяся кровь – красная, у них тоже красная – скрывала многочисленные раны.
Виттар склонился и сделал вдох: смешно было надеяться, что по истечении такого времени – а парень был мертв не менее двенадцати часов – в ледяной купели запахи сохранятся. Но попробовать стоило.
Трава. Лед. Кровь. Камень.
Ничего, что указало бы на убийцу.
Или убийц.
Виттар отметил синяки на руках и ногах, частью старые, почти ушедшие в желтизну, но в большинстве своем свежие, темные, явно полученные незадолго до смерти. Рваные раны, поверхностные, такие, которые причиняют боль, но не убивают. И раны глубокие… Переломанные кости. Перемолотую в железных челюстях руку. И вспоротый живот.
– Рвали, – сказал служка, хотя его и не спрашивали.
Но Виттар не одернул человека, поскольку тот был прав: гнали и рвали. Сначала – подстегивая интерес. Кровь пугает жертву, заставляет двигаться, и охота становится интересней. Но в какой-то момент игра закончилась.
Кто ошалел первым?
В зеленых пустых глазах мертвеца отражалось пламя. И Виттар закрыл их, отпуская душу. Вещи он осматривал столь же тщательно, как и альва.
Куртейка из дешевой ткани, некогда серая, но побуревшая от крови, изодранная в клочья. Рубашка. Штаны, явно перешитые… сумка с книгами.
Анатомический атлас, очевидно из лавки букиниста, завернут в холстину. Учебник по истории. И альбом. Виттар перелистывал страницы, разглядывая наброски, сделанные углем. Перекрестье улиц Уайтчепела. Старые конюшни, переделанные в торговые ряды. Открытые двери модной лавки и девица с веером, на лице которой застыло выражение вселенской тоски. А вот торговка рыбой, разопревшая на солнце. У нее веера нет, но имеется разделочная доска, которая вполне сойдет на замену.
Парень был талантлив.
Был.
– Завтра появится врач. – Виттар прикинул, кому мог бы доверить нынешнее вскрытие. – И с ним – мой человек.
Крайту тоже не мешает осмотреть тело. Вдруг да почует нечто, скрытое от взгляда.
– После того как они закончат, позаботься, чтобы его… – казалось, мертвый альвин смотрит сквозь веки, – привели в порядок.
Не дело матери видеть сына в подобном виде.
– Отправишь курьера в «Грибсон».
В похоронной конторе, по отзывам, трудятся понимающие люди.
– Расходы пусть запишут на мой счет… – Виттар открыл альбом на последней странице.
Набросок, пара ломаных линий, за которыми просматривался тонкий девичий силуэт. Показалось, знакомый, но… нет, показалось. У Торы совсем иная фигура. Более зрелая, женственная.
– Второго – к его матери.
– Сейчас?
Время позднее, но Виттар сомневался, что эта женщина спит.
– Сейчас. Пусть передаст…
Записку он написал на соседнем столе.
С женщиной стоило встретиться. Возможно, она знает что-то о девушке с последнего наброска. Или о старых пожелтевших синяках. Почему-то Виттару казалось, что эти два элемента взаимосвязаны.
Покинув морг, Виттар направился не домой, но на улицу Королевских Гончих. Именно там, за бакалейной лавкой, и обнаружили тело.
В полицейском отчете утверждалось, что свидетелей не было, и лишь оказавшись в глухом тупике, – даже окна домов, выходящие на эту сторону, были закрыты ставнями и решетками, – Виттар отчету поверил. Пожалуй, если кто и слышал крики, то вряд ли решился бы выглянуть.
А уж вмешаться…
На мостовой сохранились пятна крови.
И резкая вонь лилейного одеколона, из тех, дешевых, что продают в аптеках на разлив. Людям они нравятся, а вот псам… кто-то явно спешил скрыть свой запах.
Виттару это не понравилось.
А еще меньше ему понравилась тень этого же лилейного аромата, витавшая у ворот его особняка. Аромат был зыбким, таким, на который вряд ли обратишь внимание.
Совпадение?
Виттар распорядился усилить охрану.
А Тора не спала – играла. Нежная мелодия, колыбельная почти. И клавесин, купленный непонятно за какой надобностью, – Виттар даже не мог вспомнить, как именно инструмент попал в его дом, – был всецело покорен хозяйке.
Она же сидела спиной к двери.
Прямая. Строгая. И такая мягкая.
Ей идет домашнее платье из светло-зеленого ситца. Волосы гладко зачесаны, и видна длинная шея с белым шрамом, о котором она не любит вспоминать, но и забыть неспособна.
Музыка оборвалась.
– Не останавливайся, – попросил Виттар.
В доме стало теплее, он словно ожил, отзываясь на ласку этой женщины. И… хорошо бы, если бы будущая жена Виттара тоже поладила с домом.
И с клавесином.
Тора подчинилась, но теперь музыка звучала иначе. Ровно. Выверенно. Идеально. Только исчезло что-то очень важное. Что?
– Я не слышала, как вы вернулись. – Тора доиграла-таки, а Виттар не стал просить, чтобы она повторила пьесу. – Распорядиться, чтобы подали ужин? Или вы желаете сначала ванну принять?
Она действует по правилам, безукоризненно вежливая, воспитанная девочка.
Хрупкая, как сегодняшний альвин.
И Виттар, взяв ее руки, повернул их ладонями вверх. Белые и узкие. Мягкие. С сильными пальцами, но все же не настолько сильными, чтобы защититься.
Умеет ли она рисовать?
– Тора, – если прижаться к запястью губами, то слышен пульс, – я тебе говорил, чтобы ты не выходила из дому?
– Да, райгрэ. Я…
Не нарушила запрет.
– И повторю. Пожалуйста, ни при каких обстоятельствах не выходи из дому. Кто бы ни пожелал с тобой увидеться. Твои сородичи…
Рука дрогнула. Ей все еще больно оттого, что ее бросили.
– …мои якобы друзья… хоть сам Стальной Король. Не выходи. Ясно?
– Да, райгрэ. Что-то случилось?
– Возможно, что и нет…
И вообще был ли тот запах у ворот? И не могло ли случиться так, что Виттар попросту принес его за собой, как принес шлейф иных ароматов?
– Но… пожалуйста.
Ее слишком легко напугать, пусть Тора и старательно пытается этот испуг спрятать.
– Поужинаешь со мной?
Конечно, если на то будет его воля…
Ей и намека достаточно. Но хочется иного, а чего – Виттар и сам понять неспособен. Тора ведь рядом, так чего еще желать?
Разве чтобы музыка при его появлении не менялась.
– Тора, тебя больше не обижают?
– Нет.
– Тебе не плохо здесь?
– Нет. – В ее голосе тень удивления.
– Может… тебе что-нибудь нужно? Или не нужно, но хочется?
– Спасибо, у меня все есть.
А с собственными желаниями Тора разобраться пока неспособна. Она долго выбирала платья, не из-за того, что была капризна, но потому, что отвыкла делать выбор. И в конце концов пришла к нему.
Ей нужно было знать, что нравится Виттару.
Тора не желала ошибиться.
И сейчас вновь действовала по правилам.
Ванна и мягкие полотенца, наконец избавленные от цветочной отдушки, – Виттар и словом не упомянул, что она ему не по вкусу, но девочка сама догадалась. Столик, накрытый для двоих.
Свечи.
Белый костяной фарфор и столовое серебро.
Неторопливая беседа ни о чем, от которой, однако, становится легче. Его постель и свежее белье. Мягкий батист ее ночной рубашки. И такая уже привычная робость, словно каждый раз Тора заново принимает то свое решение. А Виттару нравится дразнить ее.
Он изучает.
Щиколотку и мягкую линию голени. Ямочку под коленом. И на колене тоже. Нежную, такую чувствительную кожу бедра…
Наверное, ему будет неимоверно тяжело отпустить Тору.
Или отпускать не обязательно?
Многие ведь держат любовниц и после свадьбы.
Виттар купит ей дом, не в центре, естественно, – это будет слишком откровенным нарушением приличий. Но настолько близко к центру, насколько это возможно.
Этажа два… и чтобы библиотека. Она любит книги. Музыкальный салон, светлый и с хорошей акустикой, такой, чтобы для музыки хватило места.
Спальня.
Вряд ли он сможет часто оставаться на ночь… но ведь иногда сможет?
И детская.
Виттар не станет забирать у нее ребенка.
Он попытался представить этот дом и Тору, но картинка не складывалась. Проскальзывало в ней что-то фальшивое. И эта фальшь мешала уснуть.
А Тора спала, как обычно, на боку, поджав ноги и обхватив себя руками, словно все еще защищалась от кого-то или от чего-то. В темноте ее кожа выглядела белой.
Как у альва.
И Виттар, желая отогнать наваждение, коснулся шеи. Теплая. Гладкая. И шрам на ней сам под пальцы скользнул.
