- Осторожно! – крикнула Алиса, выбросив руку вперед, словно пытаясь защитить старушку с собачкой. Старушка оглянулась, но было поздно: иномарка, врезавшись бампером ей в голени, подбросила ее на пару метров над землей. Она нелепо взмахнула руками, будто пыталась улететь, но тщетно: она упала на асфальт в нескольких метрах от места столкновения. Ее шаль спланировала следом.
Взвизгнули тормоза, и к ним примешался крик живого существа: спеша скрыться с места преступления, иномарка намотала на колесо маленького шпица.
И старушка, и ее собачонка были мертвы. Вокруг стала собираться толпа: жители тихого Дубного были поражены увиденным. Отовсюду доносились шокированные восклицания.
- Не было номеров…
- Полиция…
- А собачку-то за что…
- Такая скорость…
- Он наехал специально!
Алиса в ужасе прижала руку ко рту и кинулась к старушке, но была остановлена Анфисиной рукой.
- Уходим, - сказала она.
Когда они сели в машину – Асе пришлось занять место за рулем – Алиса обратила к сестре недоумевающий раздраженный взор. Та снизошла до объяснений.
- Ее зовут, то есть звали, Ольга Алексеевна, - Анфиса закурила и приоткрыла окно, - когда я начинала карьеру, я брала у нее интервью, в котором она поведала мне, что прихвостни губернатора «обезводили» Дубный, чтобы тот смог наполнить бассейн к своей вечеринке в честь дня рождения.
Анфиса промолчала и продолжила, докурив сигарету одной глубокой затяжкой и щелчком отправив окурок в окно.
- И вот теперь, спустя два года, я впервые приехала в Дубный, где у меня на глазах, словно точно подгадав время, Ольгу Алексеевну размазало по асфальту неким загадочным транспортным средством, появившимся будто из ниоткуда…
Алиса отметила, что сестра, выстраивая догадку, ничего не утверждала. Не имея доказательств, она не говорила не «поджидала», а «словно подгадав время». Она не сказала «разогнался и сбил», она сказала «появился будто из ниоткуда». Так же она писала свои статьи: высказывала предположения, складывала впечатление, хитро обволакивала читателя собственным мнением там, где не могла оперировать фактами.
И Анфиса Заваркина не ошибалась в своих догадках практически никогда.
- Это было предупреждение, - догадалась Алиса и острую жалость к несчастной старушке сменила тревога за сестру.
- Я всегда должна делать то, что мне велят, иначе…
Алиса едва не расплакалась: Анфиса никогда не делала того, что ей велели.
- Она была актрисой, - вдруг вспомнила Ася с легкой улыбкой, - отличной актрисой, сейчас таких не лепят… Ладно, не дрейфь! Поехали, выпьем!
Страх, жалость и смятение со временем притупились в Алисином сознании, а затем и вовсе прошли. Сперва в кошмарах она видела, как несчастная Ольга Алексеевна с раскроенным черепом истекает кровью, лежа на растрескавшемся поселковом асфальте, но вскоре эти образы растаяли и сменились новыми. Погибшая на ее глазах старая актриса со временем оказалось надежно заперта в глубине ее долговременной памяти, под постоянно растущим ворохом более свежих воспоминаний.
История третья. 2006 год. Конец лета. Квартира Анфисы Заваркиной.
Алиса разваливалась на куски. Она приехала из лагеря не к себе домой, а к Анфисе, надеясь, что та дома. Она была дома, и, только что уложив сына спать, старалась не шуметь. Она молча наблюдала, как Алиса смыла с себя кровь, забросила в стирку грязную одежду и как со слезами осматривала свое истерзанное тело. Анфисины кулаки были крепко сжаты, так же, как и челюсти. Она не говорила ни слова до того момента, как Алиса, закутавшись в ее халат, уселась на кровать, поморщившись от боли.
- Кто это сделал? – спросила она.
- Я не знаю, - прошептала Алиса, прижав к груди кулачки, и горько заплакала. Она сползла с кровати, и Анфиса подхватила ее.
Алиса рыдала, сестра гладила ее по голове и что-то шептала. Когда бурные рыдания сменились психопатическими раскачиваниями, Анфиса дала Алисе две таблетки и велела проглотить.
- Расскажи мне все, - попросила она, когда успокоительное подействовало.
И Алиса рассказала. Лекарство отупило ее, лишив эмоций, поэтому рассказ вышел плавный, без особых запинок.
- Я приведу врача, - сказала Анфиса, поднимая ее обратно на постель, где Алиса провалилась в сон.
На поиски хорошего гинеколога, который согласился бы приехать на дом и осмотреть Алису, у Анфисы ушло несколько дней. Алиса осталась у нее: по ночам она кричала во сне, отчего маленький Вася просыпался и тоже кричал, но Анфиса тогда проявила чудеса стойкости. Она не позволила себе ни упрека, ни укоризненного взгляда. Просыпалась Алиса, Анфиса успокаивала Алису. Просыпался сын, она шла к сыну.
Алиса несколько раз порывалась уехать к себе, ради спокойствия ребенка, но каждый раз ее останавливало то, в чем она так нуждалась – забота.
- Останься со мной, пожалуйста, - умоляюще просила Анфиса, нежно обнимая ее, - позволь о тебе позаботиться.
Эти интонации были так несвойственны жесткой (иногда даже жестокой) Анфисе Заваркиной, что Алиса сдавалась и падала обратно на скомканную постель.
Врач, пожилая и многоопытная дама с толстой шеей и перманентом, взяла мазки и осмотрела Алису. Та в свою очередь была очень ей благодарна за профессионализм: врачиха и вида не подала, что жалеет ее как жертву изнасилования.
- Вот так, хорошо, - вежливо и холодно говорила она, выпрямляя ее ноги, согнутые в коленях, - мы закончили.
Выйдя в коридор, Анфиса протянула ей деньги – много денег – и пробирку с Алисиной кровью, которую она нацедила из ее вены в тот же вечер и сохранила в холодильнике. Алиса видела всю сцену в приоткрытую дверь.
- Пожалуйста, - попросила она, - нам нужно знать…
Врачиха помолчала, взглянув на пробирку, а потом на Алису, и согласно кивнула.
От гинеколога не было вестей две недели, которые стали для Алисы кошмаром.
- Почему ты делаешь вид, будто ничего не произошло?! – рыдала Алиса, отпихиваясь от объятий сестры. В другой комнате надрывался годовалый Вася.
- Какой-то подонок надругался над твоим телом, и он за это ответит, - говорила Анфиса абсолютно спокойно, - я устрою ему такой ад, какой еще никто не знал на этой земле. Он будет страдать так, как не страдал ни один мученик ни в одной из религий. Но я не позволю ему искалечить твою душу…
Алиса успокаивалась, но вскоре все начиналось по новой.
- За что? Почему? Почему я? – кричала она.
- Ты ни в чем не виновата, - говорила ее сестра, глядя ей в глаза, - ты ни в чем не виновата. Ты самая добрая, самая умная, самая милая девушка из всех, кого я знаю. Ты мила даже с теми, кто этого не заслуживает. Он – больной ублюдок и поверь мне, когда я до него доберусь, здоровее он не станет…
Алиса приходила в себя: кошмары больше не мучили ее, и через десять дней она отказалась от снотворного, посетовав, что таблетки отупляют ее. Анфиса согласно кивнула, но перебралась спать с дивана в постель, где при малейшем вскрике сестры она прижимала ту к своей груди, гладила по голове и шептала успокаивающие фразы.
- Я никому тебя не отдам, моя маленькая. Больше никто не посмеет тебя обидеть…
Прошла неделя, и Алиса бросила свои истеричные водные процедуры: она сдирала с себя кожу жесткой щеткой под обжигающим душем каждые полчаса.
Анфисино хладнокровие, перемежающееся с неожиданной нежностью, излечивало ее. Через две недели, почти придя в себя, Алиса задалась вопросом: не приходилось ли сестре переживать нечто подобное? Она знала, что в детстве, еще живя в детском доме, Анфиса подверглась нападению, результатом которого стало сотрясение, больница, полукоматозное состояние. Из-за плохо залеченной черепно-мозговой травмы ее терзали головные боли, и ее постоянным спутником стали таблетки: особое успокоительное, Васина формула. Они притупляли боль, не вызывая сонливости, оставляя лишь некоторую эмоциональную заторможенность, которая оказалась на руку Анфисе: угрозы, нападки и просто бурные реакции на ее статьи не вызывали в сестре никакого отклика.
В подростковом возрасте Анфису осмотрел психиатр и вынес вердикт – активная социопатия. Алиса, перелопатив кучу книжек, узнала, что ее сестра понимает все эмоции, но сама ничего не чувствует. Она может сымитировать всё, что угодно – от ненависти и огорчения до влюбленности и сочувствия – но в глубине души она остается абсолютно равнодушной.
Раздумывая над тем, что привело Анфису Заваркину к этому диагнозу – травма, мир, вдруг повернувшийся к ней задницей или что-то еще – Алиса поняла, что Асина бесчувственность, выдуманная врачом или настоящая – радует ее. Она бы не пережила, увидев, что то, что с ней случилось, доставляет боль еще кому-то, кроме нее самой. Тем более, если бы этим человеком оказалась Анфиса – ее любимая сестра, к которой она прибежала, радостная, в день своих первых месячных, загадочная, потеряв невинность, которая приделывала головы ее куклам и учила целоваться.
