Анна».
Листья медленно падали на землю, как гигантские зеленые слезы. А мои глаза оставались сухими. Я пытался ощутить свое тело, касаясь рук, груди. Я был должен сдержать обещание, данное Ингрид, — жить, выжить. Но пора уже было подумать и о конце.
Я встал, чтобы идти прочь. Чей-то ребенок в погоне за мячом налетел на меня. Мы рассматривали друг друга, и какое-то мудрое чутье оттолкнуло его от меня, плачущего.
40
Потребовалось очень короткое время, чтобы удалиться от мира. Основные дела требовали, конечно, формального присутствия. Эндрю распределял счета и переводил каждый месяц суммы на бытовые расходы.
Личные письма, отправленные из Хартли и Хэмпстеда, тоже проходили через его руки. Все связи распадались с огромной скоростью. Лишь несколько человек знали мой адрес — разумеется, Салли и Питер Кальдерон, на всякий случай. Но где-то в глубине души я знал, что приговор не может быть отменен.
Только однажды мне пришлось появиться публично, на следствии. В заключении было сказано о смерти от несчастного случая. Ингрид, Салли и Эдварда не было. Ну и, конечно, было сделано все, чтобы избавить от необходимости присутствия Анну Бартон.
Живу я теперь в скромной квартире на небольшой улочке некоего городка. Выбирал это убежище очень тщательно. Белый потолок и белые, отделанные деревом стены решили дело. Со временем я добавил к высоким окнам белейшие шторы, белые рельефы и того же белого цвета книжные полки. Потом приобрел белую бумагу с набивным рисунком и ею стал оборачивать книги. Мне показалось это очень удобным.
Уборщице, приходившей ко мне ежедневно на два часа, весьма и весьма досаждало, что я сидел и наблюдал за ней. Но я не мог считаться с этим. Однажды она принесла алые розы. Не сумела достать белые лилии, заказанные ей. У меня эти цветы вызвали нечто, очень похожее на агонию. Когда она приходила, я поворачивал лицом к стене две большие картины. Если меня не было, уборщица непременно перевешивала их, как должно. Они висели на противоположных стенах маленького коридорчика, который вел из гостиной в ванную. Задача для фотографа была не из легких, но все-таки ему удалось увеличить снимки до нужного мне размера. Чудовищно громоздкие на белом фоне, верхним своим краем они доходили до высоты не ниже пяти футов.
Жизнь моя приобрела рутинный, размеренный характер. Утро начинается с зарядки. Занимаюсь по книжке, доставшейся мне от отца. Тридцать минут водных процедур каждый день. После легкий завтрак. Чтение. Только классика. Книг хватило бы на целую жизнь. Хотя я, конечно, не собираюсь провести здесь остаток дней. Пока в квартире уборка, я слушаю языковые уроки. Каждый год, проводя отпуск на солнце, я всегда отправляюсь в новую страну. Я заставлял себя схватить хотя бы основы языка той страны, куда собирался ехать. Сейчас предполагалось мое третье путешествие.
После ухода уборщицы я обычно довольно долго гуляю. Захожу на ленч в кафе. Потом возвращаюсь в мою белую гавань и продолжаю чтение либо слушаю музыку. Часто я сижу просто так, без дела, позволяя невинной, девственной белизне моей комнаты проникать в меня.
С Салли я разговариваю регулярно. Умер Вилбур. Нет, не после того сердечного приступа, он погиб в автомобильной катастрофе. От сердечной недостаточности скончался Эдвард, не прожив и года после гибели Мартина. Я еще тогда предполагал… боялся, что это может случиться.
Ингрид снова вышла замуж, за индустриального магната, не так давно получившего титул лорда. Брак Салли так и не состоялся. Но они с Джонатаном по-прежнему вместе. Какое-то время назад она написала мне в коротком письме: «Не то что бы я не доверяла любви. Но я больше не понимаю, что это значит».
Я не испытываю одиночества. Мое место в этом мире, мой мир ограничен узким коридором в ванную. Иногда я сижу там по вечерам, вглядываясь в фотографию Мартина, увеличенную до нормального человеческого размера. Я передвигаю кресло, и перспектива меняется вслед за ним.
Однажды я стоял перед его образом и легко касался ладонью его тела. Бежали часы, а я старался уловить в его глазах хотя бы отзвук того, что он понимал, как напрасны его надежды. Но камера поймала момент веселья, силы и красоты, и его лицо, попав в стеклянную ловушку объектива, светилось вызывающим триумфом и полнотой жизни.
Иногда я пристально разглядывал Анну… на фотографии, снятой во время ее помолвки в Хартли. Я забрал ее из кабинета, когда был там в последний раз. Она возвращала мне этот взгляд с явной насмешкой. Ее легкие волосы, разлетевшиеся от порывов бриза, выглядели странно рядом с застывшими, неулыбчивыми глазами и предельно серьезным лицом. Любой ракурс давал ощущение спокойной силы, казалось, говорившей: «Я не поймана, хотя и неподвижна».
Годы тишины прочитывались в этом лице.
Страстные мечты тревожили меня. Однажды (изрядно выпив) я положил ее изображение на пол. Вытянувшись на нем, в ярости думая о постигшем меня несчастье, я потерял себя в шторме телесного безумства. Вместе с криком агонии пришли семя и слезы.
41
Теперь я одеваюсь как все, часто надеваю темные очки. Любые цвета оскорбляют меня.
Вещей для моего короткого отдыха понадобилось немного. Это лето — в Германии.
Аэропорт — чудовищное место, шумное, пестрое. Я отошел в конец зала. Неожиданно обрушилась тишина. Люди двигались, как в замедленном кино.
Передо мной появилась Анна. Вот она идет в мою сторону. Снимает с меня темные очки. Она глядит в глубину моих глаз и словно навсегда забирает у меня свой образ. Молча, она силой вырывает то, что еще во мне осталось. Она полна сил. Это акт уверенности, осознающей себя. Мое тело, казалось, сжимается, падает, превращаясь в единый крик, песнь отчаяния. И звук такой высокий, такой тонкий, что дробит кости и разрывает мускулы.
Я знаю, мое сердце распорото. Оно раздирается на куски. Колени подогнулись, и я упал. Это было полное поражение. Мои губы хлестнула ткань ее платья. Его желто-зеленые тона летнего сада поплыли в моих глазах. Кто-то попытался помочь мне. Анна исчезла.
— Вам нужен доктор? — Какой-то молодой человек помог мне подняться на ноги.
— Нет-нет. Все отлично. Я сам доктор.
Я бросился за ней. Увидел, как она присоединилась к человеку с ребенком на руках. Он легко повернулся к ней, и губы Питера Кальдерона задели ее волосы. С этого расстояния я замечаю, что некоторая странность ее одежды связана с беременностью.
Подозвал такси. Скоро оказался дома. Теперь я сомневался, что сумею остаться в живых. Удивительно, как долго мое тело может это выдерживать. Надеюсь, это продлится недолго, я очень надеюсь.