Люди, далекие от закрытых на все замки коридоров власти, отчетливо видели стремление Горбачева РАЗРУШИТЬ систему и терпеливо ждали, чем закончатся энергичные, широко рекламируемые усилия первого советского реформатора. Окружение Горбачева, мыслившее привычными партийно-чиновничьими категориями, стремилось в первую очередь продолбить в невообразимой пыли перестройки, за которой порой невозможно было разглядеть даже очевидных вещей, личную нишу для собственной карьеры, и потому особенно лидеру не перечило. И только считанные люди в государстве остро осознавали: Горбачев, получивший титул «архитектора перестройки», увлеченно крушил все подряд, толком даже не представляя, что будет воздвигнуто на обломках советской империи. Несоответствие масштабов гигантской страны и доморощенной личности ее лидера было настолько вопиющим и даже карикатурным, что, принимая столь суровое, неадекватное решение, Юлий Воронцов даже не колебался. Его профессиональная карьера руководителя советской внешней разведки была неизменно связана с мучительным поиском альтернатив. Но когда он впервые до конца осознал, что альтернативы физическому уничтожению Горбачева не существует, то почти сразу же обрел внутреннее спокойствие и целеустремленность.
…Генерал-полковник Воронцов уверенно шел по ковровой дорожке длинного, как дорога в бездонную пропасть, коридора легендарного здания на Старой площади, раскланиваясь с высокопоставленными партийными чиновниками и выдавливая на лице дежурную улыбку. Он был достаточно сильным и мужественным человеком, и потому просто не мог не признаваться самому себе, что постоянно испытывает липкое, тошнотворное чувство страха. Не потому, что самостоятельно, рискуя всем, решил использовать КГБ, это «верное и испытанное оружие Коммунистической партии», в качестве гильотины для набитой бурными и невнятными идеями головы ее генерального секретаря. Воронцов панически, до холодного пота между лопатками, боялся, что не сумеет или не успеет вовремя опустить нож этой гильотины…
Михаил Горбачев в элегантном светло-сером костюме и броском, вишневого цвета, галстуке сидел за столом и что-то увлеченно вычеркивал шариковой ручкой. Покрой горбачевских костюмов, а также отказ молодого генерального секретаря от традиционных черно-белых цветов одежды и был, по мнению Воронцова, единственным конкретным признаком «общественных и политических перемен», о которых, захлебываясь, писала вся советская партийная и государственная пресса. Его знаменитое родимое пятно на темени казалось кровавым отпечатком чьей-то руки. Увидев вошедшего Воронцова, Горбачев нетерпеливо взмахнул рукой:
— Чего стоишь, генерал?! Садись!..
В этом обращении на «ты», в манере по-барски держать себя абсолютно со всеми, невзирая на возраст и заслуги, заключался горбачевский стиль общения. Воронцов поморщился, сделал несколько шагов, сел к приставному столику и положил перед собой блокнот с записями.
— Ну, что нового? — не отрываясь от бумаг спросил Горбачев.
— Что именно вас интересует, Михал Сергеич? — спокойно спросил Воронцов
— Прибалтика, — продолжая вычеркивать, бросил Горбачев. — Прежде всего, Прибалтика, генерал…
— С прошлой недели ничего не изменилось… — Отвечая, Юлий Воронцов даже не заглядывая в блокнот. — Наша оценка остается прежней: если не будут предприняты радикальные меры, вопрос отсоединения всех трех прибалтийских республик — это вопрос двенадцати-пятнадцати месяцев…
— Что ты имеешь в виду под «радикальными мерами»? — Горбачев наконец оторвался от вычеркивания и вцепился в генерала недобрым взглядом.
— Арест лидеров сепаратистов. Немедленное введение комендантского часа. Ужесточение контроля за границей с Польшей и, особенно, за морскими перевозками из Швеции и Финляндии. Усиление охраны армейских складов оружия. Переброска в Прибалтику двух дивизий внутренних войск. Административные аресты лидеров националистских и молодежных антисоветских организаций…
— Все? — сухо осведомился генсек.
— Полностью план мероприятий составлен нашим аналитическим отделом еще месяц назад. Его полная реализация займет от двух до трех суток.
— На Западе это будет воспринято как оккупация! — Лицо Горбачева побагровело. — Это ты понимаешь, генерал? Или вы в КГБ вконец охренели?!..
— На Западе, Михаил Сергеевич, присоединение Прибалтики к СССР считают оккупацией еще с 1940 года… — Воронцов собрал в кулак всю волю, чтобы говорить спокойно. — Так что, ничего нового в такой реакции я не вижу. Они трактуют перестройку так, как им выгодно…
— То есть?
— Демократизация нашего общества предполагает пересмотр понятий, являющихся по мнению мировой общественности, исторической несправедливостью… Именно к разряду последних и относится пакт Риббентропа-Молотова, советское вторжение в Прибалтику и оккупация Латвии, Литвы и Эстонии…
— И, тем не менее, предлагаемые вами меры абсолютно неприемлемы!.. — Горбачев поправил очки на переносице. — Мы должны пользоваться политическими методами выравнивания ситуации.
— Это уже не к КГБ, — пробормотал Воронцов.
— Естественно, не к КГБ! — Горбачев презрительно отмахнулся. — Ничего, я сам съезжу в Вильнюс и решу этот вопрос…
— Думаю, это ничего не даст, Михал Сергеич…
— А это уж не тебе судить, генерал!
— Так точно, не мне, — кивнул Воронцов.
— Что у нас еще?
— Украина, Михаил Сергеевич.
— Что там?
— Примерно, то же самое, что в Прибалтике. Мы последовательно теряем свои позиции. В Ровно и Львове позавчера было предпринято несколько попыток покушения на офицеров местных управлений КГБ. Наши люди спят с автоматами под подушкой, их безопасность не гарантируется местными властями… Вокруг гарнизонов скапливаются подозрительные люди. Ситуация угрожающая, Михаил Сергеевич. Местные власти абсолютно ничего не предпринимают. На Украине, в Прибалтике, в Закавказье мы уже не можем рассчитывать на помощь местных правоохранительных структур…
— Надо уметь разговаривать с руководителями республик, — желчно огрызнулся Горбачев. — Надо искать пути к конструктивному диалогу! Надо последовательно и терпеливо объяснить людям нашу позицию…
— Уже пробовали. Эти разговоры ничего не дают, — спокойно возразил Воронцов. — В ответ мы получаем обещания и только. Нас шельмуют, Михаил Сергеевич…
— А хорошие новости у тебя есть, генерал?
— Нет, Михаил Сергеевич… — Воронцов сдержанно покачал головой. — К сожалению, нет.
— Что, кроме силовых методов, вы можете предложить для выравнивания ситуации в Прибалтике, на Украине, в Закавказье?
— Уже ничего, Михаил Сергеевич…
— Так где же ваш хваленый аппарат?! Где выучка ваших людей?! — Горбачев сорвался на крик и стукнул кулаком по столу. — На что вы вообще способны?!
— Если не будут предприняты экстренные меры, то очень скоро властные структуры на местах будут просто обращены в бегство. Я имею в виду и аппараты комитета госбезопасности… Нам сегодня нечего противопоставить нарастающей анархии.
— Какой участок вы считаете наиболее опасным в данный момент?
— Реально? Нагорный Карабах, Михаил Сергеевич.
— Даже не Прибалтику?
— Прибалтика практически потеряна, — медленно произнес Воронцов. — Из пожара надо вытаскивать то, что еще можно спасти…
— Я имею постоянную связь с первыми секретарями Армении и Азербайджана. Меня убеждают в том, что ситуация полностью контролируется…
— Вас вводят в заблуждение, Михал Сергеич, — возразил Воронцов. — Там готовятся к вооруженным провокациям. Идет форсированная подготовка к крупномасштабным боевым действиям. У нас есть оперативные данные о том, что в эти регионы подтягивается оружие…
— Куда подтягивается? Конкретно?
— В Нагорный Карабах.
— Откуда?
— Через Армению.
— А вы что делаете, генерал? — вскипел генсек. — Сидите, сложа руки, и ждете, пока там не начнут убивать друг друга?!
— Нужны санкции, Михал Сергеич, — Воронцов пожал плечами. — В рамках той политической дискуссии, которую вы сегодня ведете с лидерами Армении и Нагорного Карабаха, мы не можем предпринимать активных действий. Я имею в виду, не можем без вашего разрешения…
— Я что-то не пойму вас, генерал: вы поддерживаете Азербайджан?
— Я поддерживаю Советскую власть, — сдерживаясь из последних сил, ответил Воронцов. — И целостность Союза Советских Социалистических Республик. Межэтнические конфликты — это не футбол, Михаил Сергеевич. И у меня, соответственно, нет и не может быть в этих вопросах ни симпатий, ни антипатий. Я исхожу только из того, что любой вооруженный конфликт на нашей территории ведет к ослаблению страны. Что же касается конфликта вокруг Нагорного Карабаха, то он грозит перерасти в полномасштабную гражданскую войну на Кавказе со всеми вытекающими последствиями…
