Все эти хлопоты так заняли людей, что недавние опасения и переживания стали довольно быстро забываться. Люди повеселели и больше не вспоминали об ушедших кораблях. В самом разгаре подготовки ко второй зимовке Полянский торжественно вручил мне радиограмму с «Ермака». Его лицо выражало высшую степень, довольства.
Я развернул листок и прочел в конце деловой телеграммы приписку:
«Привет всему экипажу, особенно Соболевскому и Полянскому. Как их настроение и самочувствие? 3189. Шевелев».
И сразу вспомнилось, как за неделю до этого Полянский принес две другие радиограммы с «Ермака», предупреждавшие о том, что мы останемся в дрейфе. Вспомнилось, как удручающе это сообщение подействовало на нашего испытанного радиста, как мы беседовали о будущем.
Миновала всего неделя...
- Видите, Александр Александрович, как о вас заботятся?..
Радист усмехнулся:
- Что было, то быльем поросло... А за это большое спасибо!..
И он вернулся в свою рубку.
Вечером 31 августа приключилось одно происшествие, наделавшее много шуму на корабле.
После долгого и трудного дня экипаж заслуженно отдыхал. Было решено воспользоваться тем, что судовая динамомашина еще работала, и показать кино. Наш кинотеатр был предметом гордости его заведующего (он же киномеханик) Коли Шарыпова. Шарыпов ревниво оберегал киноаппарат от чужих рук и мог безустали демонстрировать все те же фильмы, содержание которых мы выучили за этот год наизусть: «Броненосец Потемкин», «Мы из Кронштадта», «Космический рейс», «Дочь партизана», «Настоящие охотники», «Дети капитана Гранта», «Коллежский регистратор», «Светлый город», «Герои Арктики», «Тихий Дон», «Солдатский сын», «Бабы рязанские», «Будьте такими», «Челюскин», «Дело с застежками», «Отважные мореплаватели», «Море и жизнь», «Генерал Топтыгин», «Эволюция небесных тел», «Служба времени», «Первая любовь», «Два Бульди», «Джульбарс», «Последний аттракцион», «Земля жаждет» и несколько киножурналов «Наука и техника».
Из этого перечня видно, что большинство фильмов было далеко не первой свежести. Но для нас был важен самый факт демонстрации фильмов, - тем самым мы как бы приобщались к культурному миру, а при известной доле воображения нашу тесную кают-компанию с трескучим аппаратом и экраном, сделанным из простыни, можно было принять за обширный зал московских кино «Ударник» или «Колизей».
Правда, кино у нас было немое. Зато фильмы демонстрировались с музыкальным сопровождением: кто-нибудь из нас садился у патефона, выбирал свои любимые пластинки и неутомимо ставил их одну за другой. По экрану проплывали дородные казачки из «Тихого Дона» под аккомпанемент «Китайской серенады», а «Эволюция небесных тел» демонстрировалась под лихие звуки «Яблочка» или наоборот - в зависимости от того, кто в этот вечер дежурил у патефона.
Когда же Шарыпов пускал фильм задом наперед, то зрители испытывали еще более острые ощущения: из любой кинокартины получалось нечто новое, - люди пятились, поезда стремительно мчались задним ходом, предметы, вопреки законам земного притяжения, не падали, а взлетали вверх. Одним словом, - да простят нас кинорежиссеры, - нам удавалось даже самый серьезный фильм превращать в веселую комедию.
На этот раз интерес к сеансу был особенно велик: шестеро новичков еще ни разу не были в нашем кино, и для них фильмы сохраняли свою первоначальную свежесть. Остальным представлялась редкая возможность понаблюдать за тем, какое впечатление производят наши потрепанные ленты на свежего человека.
К 7 часам вечера все лучшие места в кают-компании были заняты зрителями. Я хотел было присоединиться к ним, но усталость взяла верх, и я пошел к себе в каюту - соснуть часика два, пока Коля Шарыпов будет развлекать народ.
Через некоторое время меня разбудил какой-то шум. Сквозь сон послышались шорох и звяканье. Открыв глаза, я увидел в дверях спину Андрея Георгиевича, убегавшего с моей винтовкой, снятой с ковра у койки.
- Андрей Георгиевич, что случилось?..
Но мой помощник был уже далеко. По палубе застучали торопливые шаги команды. Оттуда доносились крики, потом раздались беспорядочные выстрелы из карабинов. Быстро накинув на себя одежду, я выбежал на палубу.
В сумерках с трудом можно было разглядеть трех медведей, которые стояли тесной кучкой за большим торосом, метрах в семидесяти пяти от судна. Рослая мохнатая матка оберегала своих детенышей, каждый из которых был не больше дворовой собаки.
Видимо, один из медвежат был ранен. Он хромал и отказывался идти. Не понимая, что с ним произошло, мать сердито толкала его. Четырнадцать разгорячившихся охотников бежали к медведям, стреляя наугад, хотя трех зверей можно было бы без труда уложить, хорошо прицелившись с корабля. Сзади всех, задыхаясь, ковылял с моей винтовкой Андрей Георгиевич оставивший меня безоружным.
Медведица, наконец, поняла грозящую ей опасность. Оставив своего раненого детеныша, она толкнула второго медвежонка, и оба зверя пустились галопом в сторону от корабля. За ними маячила быстро удалявшаяся щупленькая фигурка нашего уважаемого научного работника. Вскоре все трое скрылись из виду.
События развертывались в необыкновенно быстром темпе.
На корабль прибежали озабоченные Буторин и Алферов и тотчас убежали обратно с веревками.
- Медведя имать! - деловито крикнул мне на ходу боцман, быстро вошедший в привычную для него роль зверолова.
Потом со льда донеслись крики, пыхтение и разъяренный медвежий рев. Алферов, набросивший на раненого медвежонка петлю, был сбит с ног одним ударом его младенческой лапы, и через мгновение медвежонок плясал на нем, готовясь свести счеты за пулю, посланную Шарыповым. К счастью, охотники успели освободить третьего механика и заарканили зверя.
Связав ему задние лапы, они торжественно приволокли ревущую и упирающуюся добычу к борту корабля. Теперь главным действующим лицом всей этой истории становился доктор. С невозмутимым видом он прозондировал глубокую рану на плече у сердито рычащего пациента, который все время норовил куснуть своего целителя молодыми острыми зубами, и поставил диагноз:
- Ранение серьезное, но некоторые шансы на выздоровление есть...
К сожалению, наш пленник очень дурно себя вел. Упорно отказываясь притронуться к пище, он выл и стонал так, что даже у самых черствых людей переворачивалась душа. Испуганные щенки Джерри и Льдинка, преподнесенные нам малыгинцами, вторили ему, забившись в конуру. В конце концов, около 3 часов утра я распорядился прикончить медвежонка, и пуля, посланная из карабина, освободила его от мучений. Все мы жалели, что так получилось: нам хотелось воспитать из него вторую Машку.
Остальные медведи ушли от преследования. Гнавшийся за ними Буйницкий вернулся ни с чем, мокрый, всклокоченный и раздосадованный: выяснилось, что в пылу охотничьего азарта он забыл перезарядить карабин и поэтому впустую гонялся за зверями по торосам. Если бы только медведи могли догадаться, что их сердитый преследователь безоружен!..
Таким образом, первая медвежья охота, в общем, закончилась довольно плачевно. Сотни килограммов чудесного свежего мяса были безвозвратно утеряны, хотя они сами просились на вертел: любопытные медведи вплотную подошли к кораблю, чтобы получше разглядеть этот странный предмет, неожиданно появившийся в их вотчине.
Наш повар, вышедший из камбуза подышать свежим воздухом, обомлел от удивления при этом зрелище. Бросившись в кают-компанию, он прервал киносеанс криком: «Медведи!» Люди высыпали на палубу и... спугнули зверей.
Между прочим, первая охота произвела на нашего мечтательного повара такое сильное впечатление, что он написал стихотворение, посвященное трем медведям, которых он увидел впервые в жизни. Друзья долго уговаривали его сохранить это произведение в тайне. Но чувства оказались сильнее, и полтора года спустя, когда мы уже прибыли в Москву, на банкете в Союзе писателей он все же предал свою «медвежью поэму» гласности.
После первой охоты приказом были введены следующие новые правила:
1. При появлении зверей немедленно докладывать капитану.
2. Никто не имеет права сходить на лед без разрешения, открывать огонь раньше срока и спугивать зверя.
3. Стрельба проводится организованно, по команде.
Эти правила строго соблюдались, и вскоре нам представился удобный случай наполнить свои кладовые новым запасом медвежьего мяса.
Наступил сентябрь. Дни становились все короче. Мы спешили закончить приготовления к зимовке. Жизнь постепенно входила в свою колею. Вот как отражалась она в повседневных записях:
«1 сентября. Сегодня целый день дует свежий ветер с востока и юго-востока. Надо ждать подвижек...
В Москве, вероятно, еще совсем тепло. У нас же толщина молодого льда в снежницах уже достигла 5,5 сантиметра. Шуга, образовавшаяся во время швартовки, смерзлась.
