— Vingt euros![47]
— Merci, monsieur[48].
— Les prix sont bas, non?[49]
— Je vous en prie[50].
Потом я перешла речку по маленькому деревянному мосту. В верхней части города было спокойнее, покупатели внимательно разглядывали антиквариат и безделушки. Я остановилась у лотка, на котором лежали старое седло, пара красных боксерских перчаток, бутылка с большим кораблем внутри, несколько альбомов с марками и кипа журналов сороковых годов. Я просмотрела их: на обложках кадры высадки в Нормандии, бойцы Сопротивления с союзными войсками и празднование конца оккупации Прованса. Надпись гласила: L'ENTRÉE DES TROUPES ALLIÉES. LA PROVENCE LIBÉRÉE DU JOUG ALLEMAND[51].
Я принялась за дело, ради которого приехала, и стала осматривать винтажную одежду, выбирая перкалевые рубашки, цветастые платья и вышитые блузки. Все это находилось в прекрасном состоянии. Часы на церкви пробили три. Пора было возвращаться. Я представила, как Майлз все еще работает на винограднике — помогает собирать остатки урожая. А вечером состоится вечеринка для сборщиков винограда.
Я положила пакеты в багажник и села в машину, открыв все окна, дабы выветрить духоту. Дорога до Авиньона казалась достаточно прямой, но скоро я поняла, что пропустила нужный поворот: ехала не на юг, как должна была, а на север. И развернуться было совершенно негде. Хуже того, за мной выстроилась длиннющая очередь из машин. И мне ничего не оставалось, кроме как поехать в деревушку под названием Рошемар.
Я посмотрела в зеркало заднего вида. Машина позади меня была так близко, что я различала глаза водителя и вздрагивала от его раздраженных гудков. Отчаянно пытаясь избавиться от него, я резко свернула направо, на узкую улочку, и наконец-то вздохнула с облегчением. Примерно через полмили предо мной вдруг открылась большая красивая площадь. По одну ее сторону находилось несколько маленьких магазинчиков и бар со столиками на улице, стоящими в тени платанов. На противоположной стороне возвышалась впечатляющего вида церковь. Проезжая мимо, я посмотрела на ее дверь, и меня внезапно охватила дрожь.
Я словно услышала голос миссис Белл: «Я выросла в большой деревне, расположенной в трех милях от центра города. Это было сонное местечко, где узкие улочки вели к широкой площади, обсаженной платанами, по периметру которой расположилось несколько магазинов и неплохой бар…
Я остановилась перед boulangerie, вышла из машины и направилась к церкви, а в ушах по-прежнему звучал голос миссис Белл.
— На северной стороне площади стояла церковь, над дверью которой было выведено большими буквами «Liberté, Égalité, Fraternité»…
Сердце мое колотилось. Я изучила надпись, выбитую в камне большими римскими буквами, повернулась и посмотрела на площадь. Здесь выросла миссис Белл. В этом не было никаких сомнений. Вот она, церковь. Вот бар под названием «Мистраль» — теперь я видела его вывеску, — где она была тем вечером. И неожиданно мне подумалось, что старик, сидевший там с кружкой пива, вполне может оказаться Жан-Люком Омажем. Ему явно за восемьдесят — вполне подходящий возраст. Пока я стояла и смотрела, он допил пиво, надел берет и медленно пошел по площади, тяжело опираясь на трость.
Я вернулась к машине и поехала дальше. Дома теперь стояли реже, и я видела небольшие виноградники, маленькие сады и железную дорогу.
«Деревня располагалась на краю жилого массива, рядом проходила железная дорога. У моего отца неподалеку от дома был маленький виноградник…»
Я въехала на придорожную стоянку и представила Терезу и Моник, идущих через эти поля, сады и виноградники. Я видела Моник, прячущуюся в амбаре. Темные кипарисы казались мне осуждающими перстами, указывающими в небо. Я поехала дальше. Здесь, на самом краю деревни, стояло несколько новых домов, но четыре других дома были гораздо более старыми. Я остановилась у последнего из них и вышла из машины.
Перед этим домом находился очаровательный садик с горшками розовой и белой герани. Был здесь также старый колодец, и — над дверью — овальная табличка с изображением головы льва. Я стояла и представляла себе этот дом семьдесят лет назад, когда его испуганных жителей уводили прочь.
Неожиданно я уловила за жалюзи какое-то движение — слабая тень, ничего больше, — но почему-то по коже побежали мурашки. Немного поколебавшись, я вернулась к машине, мой пульс просто зашкаливало.
Я села на водительское сиденье и стала смотреть на дом в зеркало заднего вида, а затем, вцепившись дрожащими руками в руль, уехала прочь.
В центре деревни мое сердцебиение пришло в норму. Я была рада, что судьба занесла меня в Рошемар, но время поджимало. В поисках дороги я свернула налево, на маленькую узкую улочку. В конце ее я остановилась и открыла окно. Здесь был скромный военный мемориал. «Aux Morts Glorieux»[52], — значилось черными буквами на стройной колонне из белого мрамора. На ней были также высечены имена погибших в Первую и Вторую мировые войны, которые я уже слышала: Карон, Дидье, Мариньи и Паже. Затем я вздрогнула, словно знала его лично. 1954. Indochine. J-L Aumage[53].
«Миссис Белл, наверное, знает об этом, — думала я во вторник, забирая из дома купленную у нее одежду, чтобы отвезти в магазин. — Она, должно быть, бывала в Рошемаре, и не раз».
Я повесила на плечики ее клетчатый костюм от Пьера Кардена и, проводя по нему щеткой, гадала, что она почувствовала при этом известии.
Потом я хотела было развесить вечернюю одежду миссис Белл, но вспомнила, что большая ее часть по-прежнему у Бэл. Я прикинула, когда смогу забрать ее, но тут зазвенел дверной колокольчик, и вошли две школьницы. Они рассматривали одежду, а я тем временем надевала на манекен зеленое замшевое пальто от Джин Мюир. Застегивая его, я смотрела на последнее бальное платье, висящее на стене, и гадала, кто его купит.
— Прошу прощения. — Я повернулась. Девушки того же возраста, что и Рокси — возможно, немного моложе, — стояли у прилавка.
— Чем могу помочь?
— Ну… — Одна из них, смуглянка с темными волосами до плеч, держала в руке бумажник из змеиной кожи, взятый из корзинки с другими бумажниками и кошельками. — Меня интересует вот это.
— Это вещь конца шестидесятых, — объяснила я. — Кажется, он стоит восемь фунтов.
— Да. Здесь написано. Но…
«Собирается торговаться», — устало подумала я.
— В нем есть потайное отделение. Вот. — Девушка оттянула кожу, и обнажилась скрытая «молния». — Вы ведь не знали об этом, верно?
— Верно, не знала, — спокойно сказала я. — Я купила бумажники на аукционе и всего лишь протерла их, прежде чем положить в корзину.
Девушка расстегнула «молнию».
— Посмотрите. — Внутри лежала пачка банкнот. Она протянула мне бумажник, и я достала их.
— Восемьдесят фунтов, — удивилась я и вспомнила, как Джинни Джоунс с «Радио-Лондон» спрашивала, находила ли я деньги в выставленных на продажу вещах. Мне захотелось позвонить ей и рассказать о таком случае.
— Я подумала, что должна поставить вас в известность, — произнесла девушка.
— Это очень честно с вашей стороны. — Я взяла две двадцатифунтовые купюры и протянула ей: — Возьмите.
— Я не имела в виду… — покраснела она.
— Знаю, но будьте добры — это самое маленькое, что я могу для вас сделать.
— Ну… Спасибо, — обрадовалась девушка и, взяв деньги, протянула одну из купюр своей подруге: — Возьми, Сара…
Та отрицательно покачала головой.
— Это ты их нашла, Кэти, а не я. Но нам пора — осталось мало времени.
— Вам нужно что-то конкретное? — поинтересовалась я.
Девушки объяснили, что ищут платья для бала, организуемого в помощь Фонду борьбы с лейкемией у подростков.
— Он состоится в Музее естествознания, — объяснила Кэти. Значит, это то самое мероприятие, на которое собирается Рокси. — Там будет тысяча девушек, и нам бы очень хотелось выделиться из толпы. Но боюсь, у нас не слишком много денег, — смущенно улыбнулась она.
— Ну… просто оглядитесь вокруг. Здесь есть весьма примечательные платья пятидесятых годов — скажем, вот это. — Я сняла с крючка вешалку с сатиновым платьем без рукавов и полуабстрактным рисунком из кубов и окружностей. — Оно стоит восемьдесят фунтов.
— Очень необычное, — заметила Сара.
— Это платье от Хоррокс — они шили прекрасные хлопчатобумажные наряды в конце сороковых и в пятидесятые. А узор принадлежит Эдуардо Паолоцци. — Девушки кивнули, и взгляд Кэти устремился на желтое бальное платье.
— Сколько оно стоит? — Я назвала цену. — О, слишком дорого. В смысле для меня, — поспешно добавила она. — Но уверена, его обязательно купят, потому что оно просто… сказочное.
— Тебе придется выиграть в лотерею, — сказала Сара, глядя на него. — Или найти работу по субботам — за нее хорошо платят.
