— Пожалуй.
— Тогда абсолютно понятно, почему вы его продаете. Если бы Тим оставил меня, я бы, наверное, выбросила все его подарки — за исключением картин. Вдруг они когда-нибудь будут пользоваться успехом? — Она поставила алые туфли на каблуках от Бруно Магли в витрину. — А как обстоят дела с мужчиной, который прислал вам красные розы? Если вы, конечно, не возражаете против моих расспросов.
— Все хорошо. Я виделась с ним во Франции. — И объяснила, почему так получилось.
— Звучит неплохо, и он, несомненно, сходит по вас с ума.
Я улыбнулась. Затем, застегивая пуговицы на розовом кардигане, рассказала о Майлзе подробнее.
— И какая у него дочь?
Я надела несколько золоченых цепей на шею деревянного манекена.
— Ей шестнадцать, она очень хорошенькая и ужасно избалованная.
— Как и многие подростки, — заметила Анни. — Но она не всегда будет тинейджером.
— Верно, — согласилась я.
— Подростки иногда бывают совершенно отвратительными.
Неожиданно в окно постучали, и я увидела, что нам машет Кэти, в школьной форме, и подумала, что подростки бывают очень милыми.
Я отперла дверь, и Кэти вошла.
— Привет! — сказала она и посмотрела на желтое бальное платье. — Слава Богу, оно все еще здесь!
— Да. — Я не собиралась говорить ей, что вчера его мерили. Та девушка выглядела в нем как грейпфрут. — Анни, это Кэти.
— Помню, я видела вас здесь пару недель назад, — тепло отозвалась Анни.
— Кэти интересует желтое бальное платье.
— Я просто обожаю его! — воскликнула девочка. — И коплю на него деньги.
— И как продвигается дело? — поинтересовалась я.
— Я сижу с детьми из двух семей, так что у меня уже сто двадцать фунтов. Но поскольку бал состоится первого ноября, мне придется подыскать другую, более денежную работу.
— Ну… Удачи. Если б у меня были дети, вы могли бы сидеть с ними…
— Я шла в школу и не удержалась: решила еще раз взглянуть на него. Можно его сфотографировать?
— Конечно.
Кэти поднесла к платью мобильник, и я услышала щелчок.
— Ну вот, — сказала она, глядя на фото, — оно будет вдохновлять меня. А теперь пора бежать — уже без четверти девять. — Кэти повесила на плечо школьную сумку и повернулась, чтобы уйти, но остановилась и, подняв упавшую на коврик газету, протянула ее Анни.
— Спасибо, милая, — улыбнулась та.
Я помахала Кэти на прощание и вернулась к вешалкам с вечерней одеждой.
— Боже милостивый! — услышала я восклицание Анни.
Она вытаращенными глазами смотрела на первую страницу, а затем показала ее мне.
Верхнюю половину полосы «Черного и зеленого» занимала фотография Кейта. Над его вытянутой физиономией шел заголовок: «РАССЛЕДОВАНИЕ ОБВИНЕНИЙ В МОШЕННИЧЕСТВЕ ПРОТИВ МЕСТНОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ — ЭКСКЛЮЗИВ!»
Анни начала читать статью:
— «Известный местный риелтор Кейт Браун, глава «Феникс ленд», узнал сегодня о возможном криминальном расследовании его деятельности, после того как наша газета уличила его в крупном мошенничестве с недвижимостью. — Я с симпатией вспомнила о подружке Кейта; для нее это окажется ударом. — Браун основал «Феникс ленд» в две тысячи четвертом году, — продолжала читать Анни, — получив большую страховку, поскольку его кухонный бизнес закончился после пожара двумя годами раньше. Страховая компания Брауна «Стар Элайнс» обсуждала его заявление о том, что склад поджег некий недовольный служащий, впоследствии исчезнувший и так и не найденный… Брауну поначалу отказали в страховке, — слушала я, развешивая платья, — и он подал в суд… «Стар Элайнс» наконец решила… Два миллиона фунтов! — У Анни перехватило дыхание. — Но теперь у «Черного и зеленого» имеются убедительные доказательства, что склад поджег сам Кейт Браун… — Глаза Анни стали размером с блюдца, и она снова обратилась к газете. — Мистер Браун не стал отвечать на вопросы, которые мы задали ему вчера вечером, но его попытка наложить запрет на «Черное и зеленое» провалилась». Ну и ну! — воскликнула Анни с очевидным удовлетворением. — Приятно узнать, что мы были не слишком строги к нему. — Она отдала мне газету.
Я быстро прочитала статью сама, вспомнила приведенные в «Гардиан» слова Кейта о том, как «безутешен» он был, глядя на горящий склад, и «поклялся построить на пепелище что-то стоящее». Все это показалось мне тогда слегка фальшивым, и теперь я понимала почему.
— Интересно, как «Черное и зеленое» докопалось до этой истории? — повернулась я к Анни.
— Наверное, страховая компания не сняла с него подозрений и в конце концов предоставила «убедительные доказательства».
— Но почему они пришли с этим в местную газету, а не в полицию?
— А, — щелкнула языком Анни, — хороший вопрос.
Это вполне могла быть та самая «трудная» деловая история, над которой работал Дэн, — именно по ее поводу ему звонил Мэтт, когда мы сидели в Центре воспоминаний.
— Надеюсь, девушка не собирается защищать его, — услышала я слова Анни. — Заметьте, она сможет навещать его в тюрьме в зеленом бальном платье, словно чертова фея Динь-Динь, — засмеялась она. — Кстати о бальных платьях. Фиби, вы написали своему американскому дилеру?
— Нет, хотя давно пора, верно? — Меня так увлекла история Моник, что я совсем забыла о делах.
— Обязательно, — подтвердила Анни. — Начало сезона не за горами; плюс к этому, согласно «Вог», такие платья сейчас в моде — и чем больше нижних юбок, тем лучше.
— Я отправлю электронное письмо прямо сейчас.
Я вернулась к компьютеру и открыла почту, желая связаться с Риком, но оказалось, он опередил меня. Я кликнула его письмо.
«Привет, Фиби! На днях я оставил тебе сообщение на автоответчике; у меня есть для тебя еще шесть бальных платьев, все высшего качества и в превосходном состоянии!»
Я просмотрела фотографии. Это были очаровательные платья ярких цветов, прекрасно подходящих для осени: индиго, красное, оранжевое, цвета какао, фиолетовое и зелено-синее. Я увеличила снимки, чтобы проверить, не полинял ли тюль, а потом вернулась к тексту письма.
«Я прикрепил к письму фотографии сумочек — я упоминал о них, — и хочу прислать с платьями, в нагрузку».
— Черт побери, — пробормотала я. Сумочки были мне совершенно ни к чему, особенно учитывая, что в последнее время фунт сильно упал по отношению к доллару, но я понимала: их придется купить, а не то Рик перестанет присылать вещи, которые мне нравятся. — Давайте посмотрим на них, — вздохнула я.
Сумочки были сфотографированы все вместе на белой простыне и большей частью относились к восьмидесятым и девяностым годам. Практически одинаковые за исключением очень красивой кожаной сумки «Глэдстоун», вероятно, сороковых годов, и элегантной белой сумочки-конверта из страусовой кожи начала семидесятых.
— И сколько он за это хочет? Размер сделки — восемьсот американских долларов, включая доставку пароходом.
Я написала ответ: «О'кей, Рик. Я согласна. Заплачу тебе по Интернету с помощью системы «Пэйпэл», когда получу счет. Пожалуйста, пришли все как можно скорее. Всего доброго. Фиби».
— Я только что купила еще шесть бальных платьев, — сообщила я Анни, вернувшись в торговый зал.
Она меняла одежду на одном из манекенов.
— Хорошая новость — их будет легко продать.
— А также двенадцать сумочек, большинство из которых мне не нужны. Но я была вынуждена сделать это, как услуга за услугу.
— У нас не так много места на складе, — заметила Анни, поворачивая руки манекена.
— Знаю; поэтому, как только они поступят, отнесу их в «Оксфам». А теперь нужно отправить платье «Мадам Грес».
Я пошла в офис и, завернув платье в бумагу, перевязала сверток белой лентой и положила в пакет. Затем перевернула табличку на двери, и теперь она сообщала, что магазин открыт.
— Увидимся позже, Анни.
Когда я вышла на улицу, позвонила мама.
— Я решилась, — прошептала она.
— Решилась на что? — спросила я, сворачивая на Монпелье-вейл.
— Забыть обо всех этих глупых процедурах, к которым стремилась. Плазменная регенерация, и фраксель, и радиочастотное омоложение — чушь собачья.
— Это очень хорошая новость, мама.
— Думаю, они ничего не изменят.
— Уверена, это так, — согласилась я, переходя через дорогу.
— И они такие дорогие.
— Да уж — пустая трата денег.
— Точно. И потому я решила сделать подтяжку лица.
Я остановилась как вкопанная.
— Мама… не надо.
— Я хочу сделать подтяжку лица, — спокойно повторила она, пока я стояла у магазина спортивных товаров. — У меня ужасное настроение, и это меня встряхнет. Это будет мой подарок себе на шестидесятилетие, Фиби. Все эти годы я работала, — добавила она, а я пошла дальше, — так почему бы немного не «освежиться», если мне так хочется?
