Женщины громко выражали ему свое сочувствие и делили с ним страх за будущее. Жена Книппердоллинга вместе с дочерью поспешила домой. Мирное, праздничное торжество было окончательно разрушено. Зибинг продолжал с горестью:
— А наши между тем беспечно покоятся на своем ложе в Тельгтэ! И это я сам выпустил на свет дракона — это чудовище Роттмана: я вытащил его из праха, в котором он, может быть, пресмыкался бы безвредно для человечества.
Мета, радуясь в душе бурному течению событий, проговорила мрачным тоном:
— Правда, так будет. Но как несчастлив достопочтенный отец в своих воспитанниках! Сперва Роттман, а потом еще Ринальд…
Анжела при этих словах вспыхнула, как зарево, и отодвинула свой стул так, чтобы свет не падал на нее. Зибинг ответил на злое замечание:
— Да, по-видимому, то же можно сказать относительно Ринальда. Но Роттман — бешеный волк, а Ринальда я считаю заблудшей овцой. Раньше или позже, он поймет сам свою ошибку, тем более, что сама судьба послала ему несчастье, которое должно отрезвить его.
— Как? Что с ним случилось? — с живостью спросили в один голос хозяйка «Роз» и госпожа Дрейер.
— Жаль его; мне всегда нравился этот живой мальчик, — заговорила Тунекенс.
— И мне, — проговорила с тихим вздохом Елизавета, сосредоточенно глядя на свои белые руки.
Анжела не слышала этих слов и сидела, низко склонив голову, чтобы скрыть таким образом возраставшее волнение.
Кустос заговорил снова:
— Я передал ему, как вы знаете, его наследство, с тем, чтобы он не показывался больше мне на глаза. Я поступил слишком поспешно и как священник был вдвойне не прав. И вот юноша с кипучей головой кинулся в водоворот жизни, в погоне за своими мечтами и фантазиями. Я слышал, что он побывал в Англии и Голландии.
Вслед затем я потерял юношу совершенно из виду, и вот только теперь один мой духовный друг пишет мне из Нимвегена, что Ринальд там… Но в каком состоянии, в каком сообществе он там! Он примкнул к толпе сумасбродных фанатиков, что напоминают старинную секту хлыстов. Вы слышали, вероятно, что императорский наместник в Нидерландах, Георг фон Тейтенбург, заставил вернуться назад, к себе на родину, одну такую стаю саранчи, сброд язычников и перекрещенцев. Преследуя их, он захватил многих в плен и одних казнил…
— О, Боже милостивый! — с тоской воскликнула Елизавета.
— Другие еще покоятся в темных казематах. В числе последних и Ринальд пока еще находится в Нимвегене в цепях, и один Бог знает, какая участь ждет его.
Почтенный муж горестно закрыл глаза руками. Елизавета, напротив, вздохнула с облегчением. Анжела не в состоянии была более скрывать свои слезы и поспешно ушла в другую комнату, к окну. Остальные женщины заговорили все почти одновременно.
— Я бы отдал эти обе мои уже слабеющие руки за то, чтобы увидеть его здесь исправившимся и кающимся грешником! — воскликнул кустос с глубокой печалью, поднимая руки вверх.
Елизавета быстро встала с места со словами:
— Куда пропала Анжела?
— Она там, у открытого окна, — ответила госпожа Стальховен, входя. — Странная фантазия, — прибавила она, — высовываться на улицу в такую холодную ночь.
— Что ты здесь делаешь, голубка моя? — спросила Елизавета, подходя к Анжеле и обняв ее с сердечной добротой.
Но, прежде чем Анжела могла ответить на вопрос, необыкновенные события на улице заставили всех находившихся здесь женщин броситься к тому же окну, на балкон. На улице было светло, и с минуты на минуту появлялось все больше огней в окнах домов, по требованию совершавших обход стражников. Фонари и смоляные факелы прикреплялись всюду на столбах и кольях.
Служители магистрата, с серебряным городским гербом на груди и серебряной цепью вокруг руки, переходили от дома к дому, стуча в ворота и созывая граждан. Последние, извещенные уже раньше о ночной вылазке, спешили на улицу, вооруженные алебардами, секирами и огнестрельным оружием. Простой народ также собирался толпой, с топорами и ломами. Войсковой вахмистр, со своими верховыми спутниками, переезжал с места на место, отдавая приказания. Наемное городское войско проходило отдельными отрядами. За ними следовало несколько фур с орудиями, ядрами, порохом, досками и легкими лестницами. Все это движение совершалось без шума: не слышно было ни барабанов, ни колоколов, ни труб, квартальные вполголоса руководили движением, и вся разнокалиберная толпа вскоре двинулась по направлению к рынку.
Вслед затем вокруг водворилась прежняя тишина. Женщины и старики тщательно запирали входные двери, и временное оживление сменилось полным спокойствием.
— Должно быть, они теперь уже вышли из городских ворот, — сказала хозяйка «Роз». — Ты можешь спокойно идти домой, Анжела. Отец, наверное, ждет тебя, если не пришел за тобой сам.
Елизавета, которая жила неподалеку от рынка, предложила дочери художника проводить ее. Служанка с фонарем пошла вперед. Некоторое время подруги шли молча. Наконец Елизавета сказала:
— Какая ты счастливая! Дома ждет тебя отец, который боготворит тебя, а не грубый, упрямый, недовольный супруг. Ты еще пользуешься пока свободой — этим драгоценным благом на земле.
— Да, я вполне довольна моей жизнью с отцом, — ответила Анжела несколько рассеянно, — и ни с кем не желала бы поменяться. Но подумай: бабушка сегодня опять запела свою старую песню о моем замужестве.
— Слушайся ее во всем, если хочешь, но только не в этом, дитя мое! — настойчивым тоном сказала Елизавета. — Пусть мой пример послужит тебе уроком. Меня продали человеку, которого я никогда не любила; и я несу терновый венец, которому не позавидует ни один мученик. Да и все они хороши — наши мужчины, неуклюжие, как медведи, грубые вне дома и еще грубее дома у себя, развратные и корыстные, жадные и в то же время расточительные. Молодые люди в Мюнстере все никуда не годятся. Тот молодой человек из Брауншвейна, который сватался ко мне и который всегда был так изящно одет, напрасно просил у отца моей руки, а для меня стало безразлично, за кого ни выйти. Представь себе теперь только, что меня ожидает в будущем. Муж мой еще довольно молод, и если он не умрет по какой-либо счастливой случайности, как я об этом беспрестанно молю Бога, я должна терпеть еще сорок лет, может быть, те же муки и дурное обхождение. В конце концов, было бы лучше для меня умереть раньше, чем он, потому что, видишь ли, он, наверное, растратил уже все, и свое, и мое имущество, и, закрой он завтра глаза, мне останется только, как нищей вдове, положить ключи на его гроб и, с соломинкой в руке как с единственным наследством пойти просить милостыню.
— Я всей душой жалею о твоей участи, Елизавета: как прекрасен должен быть брак с любимым человеком!
При этих словах Анжелой овладело волнение. Но, к удивлению ее, Елизавета сказала, как бы в ответ на эти слова:
— Гм… и того молодого человека из Брауншвейга я также полюбила; он только больше мне нравился, чем грубый Гардервик. В сущности я еще вовсе не любила, — прибавила она сухо и с горечью.
— Неужели? Ты, Елизавета? — спросила Анжела с удивлением и вдруг замолчала, как бы опасаясь выдать себя.
— Нет, — повторила та. — Раз в жизни я мечтала о любви, но это была именно только мечта… Однако вот ты и дома, дитя мое. Заходи же ко мне. Не бойся встретить мужа, ты меня найдешь всегда одну, как только зазвонит вечерний колокол. И тогда муженек мой уж, наверное, в своем кабаке за вином и костями, он редко возвращается домой раньше полуночи.
И с желчным смехом Елизавета простилась со своей юной подругой, задумчиво вошедшей в дом и поднимавшейся теперь наверх по гулкой каменной лестнице.
Мастер Людгер ходил взад и вперед по комнате совершенно одетый, как бы готовый выйти. Он заговорил, обращаясь к дочери, с напускной строгостью:
— Ага! Мы наконец дома? Пир продолжался, черт возьми! Отец, бедняга, сидит дома один со своими заботами и страхами, а дочка пирует за сладким вином и пирожками в обществе благочестивых сподвижниц.
— Я бы не пошла, милый батюшка, если бы вы не разрешили сами; но если бы и вы захотели тоже пойти, вас бы так же приняли там, как желанного гостя.
— Желанного? Сохрани Бог! Богатая бабушка меня терпеть не может, оттого что у меня нет такого состояния, как у нее. Желанного? Черт возьми! Всему этому богатству и ханжеству будет скоро конец. Да, и конец будет ужасный!
— Конец? — повторила Анжела.
— Да, именно. Новое время наступает. Ты еще многое увидишь, ангел мой. Я опять узнал сегодня кое-что из верного источника. Совсем новая вера… Все, что есть лучшего из всех религий, соединится в одной новой. Новое правительство и, наконец, равномерное распределение богатств… Так нужно, и пришла пора. Черт возьми, если все это не будет именно так!
Анжела молчала, испуганная словами отца. Ей казалось, что отец выпил лишнее. Он продолжал между тем с воодушевлением, навеянным, однако, не винными парами.
