– Надо же! Меня боятся. Но я могу и отойти, – притворно обиделся черт.
Унылая чайка отковыляла в угол и освободила обзор. Я вольно вдохнул свежий ветер полуночи. Казалось, россыпь костров заняла не только землю, но и половину ночного неба; фигура часового со стены исчезла.
– Вот именно, – подтвердил мои невысказанные мысли Клистерет. – Учитывая все обстоятельства, это несколько странно…
– Не темни, демон.
Полуворона разинула костяной клюв и зевнула, открыв розовый зев и острый птичий язычок.
– Хорошо, я сыграю в открытую. Румиец мешает мне добраться до твоей подлой крови, вор Россенхель. Но никто не помешал мне сыграть с вами обоими крошечную дьявольскую шутку – считайте, что это моя личная печать, своего рода адское клеймо на штучном изделии… Здесь очень тихо, не правда ли? Так вот… Я скрыл от вас лишние звуки магической завесой. А сейчас я ее убираю. Гоп-ля! Вот так.
С этими словами Клистерет мгновенно исчез. А я… Я понял все. Ночь разом взорвалась криками и предсмертными воплями, тишина рухнула под напором топота и оружейного звона. Кто-то бранился, кто-то молился, кто-то тщетно взывал к обратившемуся спиною провидению, умирая с богохульствами на языке.
Звуки сливались в яростный рев, было в нем нечто странное, нечеловеческое. Людскими, пожалуй, оставались только площадная ругань и стоны. Румиец встал рядом со мною, плечом к плечу, и с полминуты вглядывался в полыхающую факелами темноту.
– Это штурм, Россенхель. Бретонисты штурмуют форт. Надо убираться с колокольни.
– Может быть, геройски ударить в колокол и поднять тревогу?
– Вы с ума сошли? Поздно, еретики уже преодолели стену. Не знаю, как это им удалось, но для людей Беро, кажется, все кончено. Печально, что у вас исчерпалась гримуарная bambagia, а я не могу повторно воссоздать Портал. Бегство не удалось, бес скрылся, вокруг идет бой, теперь нам придется сражаться – причем не за Империю, а только за самих себя. Надеюсь, вам и мне улыбнется удача выжить. А пока, на всякий случай говорю – прощайте, друг…
Так и закончился мой второй неудачный побег из Толоссы.
Глава XX
Книга аббатисы и форт императора
Клаус Бретон. Толосса, Церенская Империя. Начало событий – несколько часов назад.
День уже клонился к закату, когда Бретон с фривольной книгою ученой аббатисы в руке, вернулся к себе в ратушу. Ненужный в жару камин давно угас, вождь мятежников поудобнее устроился за простым столом и открыл фолиант. Он полистал немного увесистый трактат и уже готовился отставить его в сторону, когда заметил краешек вложенного между страниц листа. Ересиарх вытащил листок и разложил на столе.
– Святой Регинвальд!
Края записки истлели, в центре красовалась выполненная полуготическим шрифтом надпись:
Отправлено
на работы всяческие для гильдии землекопов и каменщиков в лето 6963 от сотворения мира Господом нашим милосердным.
1. Восстановление городской насыпи, разрушенной волнобиением и сугубым потоплением – 100 усердных землекопов.
2. Ремонт стены с заменой кирпича у юго-восточной башни – 50 искусных каменщиков.
3. Перекладка камина в доме господина бургомистра – 5.
4. Для ремонта трактира, пострадавшего… (далее неразборчиво) – шесть с половиной.
5. На огородные работы – два десятка.
6. Рытье и благоустройство подземного хода, что тянется от городской ратуши в направлении цн.кр.(густо зачеркнуто) – тридцать человек.
– Неужели этому клочку целых пятьдесят лет?
Бретон повертел листок и перевернул его. Обратная сторона оказалась пустой, лишь слегка испачканной чернильными брызгами.
– «От ратуши в направлении»… Занятно. Арно!
– Я здесь, брат Клаус.
– Что ты можешь сказать обо всем этом?
Тихоня-помощник вошел и почтительно принял пергамент из рук ересиарха.
– Никогда не слышал про такое.
– Проверим, возьми фонарь, мы спускаемся в подвал.
Изукрашенные плесенью ступени привели Клаусе и Арно вниз. Кладка, вся в потеках влаги, изнутри выглядела неважно, кое-где камень выкрошился, его давно уже заменили более дешевым кирпичом, но с годами развалился и кирпич. Пахло сыростью и мышами.
– Простучим стены.
Арно принялся методично обходить подвал, выстукивая камень обухом алебарды.
– Глухо со всех сторон. А что такое «цр.кр», а, добрый брат?
– Понятия не имею.
Затея уже казалась Бретону безнадежной. Перепуганные пауки шарахались прочь от факела, с потолка свисала густая борода паутины, внешний слой кладки легко осыпался, но сама стена стояла незыблемо, не открывая никаких секретов. Арно отложил алебарду и взял у Бретона фонарь.
– Если здесь есть проход, должен быть и сквозняк.
Пламя плясало на фитиле, клонясь в сторону западной стены.
– Там.
Бретон наугад придавил несколько кирпичей, которые раньше казались ему результатом ремонта кладки.
– Вот оно.
Часть стены медленно, со скрежетом, поднимая тучу мелкой пыли, отъехала в сторону. Возможно, механизм с годами подпортился – проход открылся лишь частично, однако в образовавшуюся щель вполне мог протиснуться человек.
– Святое копье! – воскликнул Бретон. – Теперь я понял, что значит «цр.кр». Это «центр крепости» или что-то в подобном роде, здесь начинается запасной отнорок лисицы, по лазу можно проникнуть в форт.
– Если, конечно, ход не обвалился за пятьдесят лет.
Из подземелья тянуло плесенью и землей.
– Останься пока здесь, Арно, охраняй проход.
Бретон, предвкушая опасное развлечение, протиснулся в узкий лаз. Внутри кладка оказалась довольно прочной, низкий потолок коридора вынуждал пригибать голову. Сухой пол имел легкий уклон вверх, больше ничего интересного и примечательного внутри не оказалось. Ересиарх прошел сотню шагов и задумался – стоит ли углубляться дальше в одиночку, рискуя наткнуться на засаду или завал? Азарт все-таки победил, Бретон осторожно двинулся вперед, прислушиваясь к каждому звуку. Подземелье мертво молчало, чуть слышно осыпалась где-то земля – ни чужих шагов, ни голоса.
Через какое-то время крутизна подъема возросла, кое-где потолок просел под тяжестью земли, затхлый воздух подземелья отдавал погребом и влагой, камни крошились, мелкий щебень хрустел под ногами, грозя выдать незваного пришельца.
Бретон прошел еще немного и обнаружил дверь. Замшелые и покрытые плесенью створки некогда были сделаны из прочного дуба, строители скрепили широкие толстые плахи железными скобами, вогнав в отверстия длинные гвозди. Ручки на двери не оказалось, открывалась она явно наружу. Вождь мятежников обнажил клинок и прислушался – с той стороны стояла почти полная тишина, где-то на небольшом отдалении кудахтали куры. Он толкнул дверь, она слегка подалась, но тут же застряла, отворить ее настежь не получалось. Бретон крепко налег на створку плечом, с той стороны что-то подалось, рухнуло и с треском обвалилось, в лицо ересиарху посыпалось мелкое перо, суматошно загомонили потревоженные птицы. Клаус Бретон обнажил клинок.
– Все святые! Ну и кудахтанье. Это курятник форта – для каменной кладки Беро использует белок.
Разрушенная преграда оказалась скопищем старых корзин, метел и разнородного хлама. Яркого окраса петух Шантеклер выступил вперед, косо посмотрел на соперника желтым птичьим глазом и распустил хвостовые перья, куриный гарем в испуге сгрудился позади повелителя. Шум стоял невероятный, но никто не явился ни минуту спустя, ни позднее, несушки постепенно угомонились, сбившись в кучу. Ересиарх прислушался – неподалеку от куриного хлева шла ярая и беспечная игра в кости:
– …твоя очередь, Агенобарб.
– Красотка!
– Ромб!
– Свинья!
– Еще Свинья!
Клаус Бретон пренебрежительно пожал плечами и убрал в ножны ненужный меч.
– Говорят, потревоженные утки некогда спасли от врагов великий Рум. Но Беро не знает об этом, он не любит ученые премудрости. Ну что ж! Мы воспользуемся его оплошностью и вернемся назад, чтобы затем двинуться вперед. Вперед – и на приступ, благочестивые братья! Vae victis[20]. И да здравствуют благословенные куры – у них больше мозгов и души, чем у императорских солдат.
Верный Империи петух Шантеклер, не поддаваясь на столь грубую лесть, отважно бросился в атаку, пытаясь поразить сапоги ересиарха клювом и шпорами. Клаус Бретон пнул напоследок петуха, вошел в подземный лаз, тщательно затворил за собою дверь и двинулся в обратный путь.
* * *
Глубоким вечером того же дня события продолжали идти своим чередом, однако трагическим образом утратили налет легкой беззаботности.
За час до полуночи, в тот самый момент, когда Адальберт Хронист в компании с ученым румийцем, только готовился начать свой отчаянный побег, в недра городской ратуши устремилась молчаливая вереница вооруженных людей. Пехотинцы один за другим исчезали в подвале, огни факелов терялись в россыпи запаленных на улицах костров. Толосса, переполненная беженцами и мятежниками, затаилась в трагическом ожидании.
