— Говорю вам, я не собираюсь…
— Не надо ничего говорить. Я уверен, что это сделали вы. Где вы просчитались? Прежде всего вы не вернулись в офис с фотографией, как обещали. Будь этот снимок настоящим, вы бы обязательно показали его секретарше Винсента, поскольку она знала его клиентов гораздо лучше меня. Вторая ошибка — пистолет, торчавший за ремнем у вашего головореза. Винсента застрелили из оружия двадцать пятого калибра, но оно слишком маленькое, чтобы носить его за поясом. Я об этом не подумал, когда вы показывали мне фото, а вскоре вспомнил.
Босх смотрел в сторону барной стойки. По телевизору передавали спортивные новости. Я перегнулся через стол.
— Кто тот парень на снимке? Ваш напарник с наклеенными усами? Или какой-нибудь приятель-клоун? Вам что, нечем больше заняться, как играть со мной в кошки-мышки?
Детектив спокойно откинулся на стуле, продолжая оглядывать помещение и не обращая на меня внимания. Он что-то обдумывал, и я решил его не торопить. Через минуту он повернулся ко мне:
— Ладно, вы меня раскусили. Я вас надул. Вы довольно смышленый адвокат, Холлер. Такой же, как ваш старик. Не понимаю только, почему защищаете всякие отбросы. Могли бы набирать клиентов из приличных докторов или табачных магнатов.
Я усмехнулся.
— Забавный маневр. Я поймал вас за руку на жульничестве, а вы хотите обвинить в жульничестве меня?
Босх рассмеялся и отвернулся, немного покраснев. Знакомый жест и упоминание об отце помогло мне его вспомнить. Однажды вечером отец так же неловко рассмеялся и отвернулся в сторону, когда мы сидели за обеденным столом. Моя мать в чем-то обвиняла его, но я был маленький и не понимал, что происходит.
Босх положил руки на стол и наклонился ко мне.
— Вы, наверное, слышали про первые двое суток?
— Про что?
— Про сорок восемь часов. Шансы раскрыть убийство каждый день уменьшаются наполовину, если вы не нашли преступника в первые сорок восемь часов. — Он взглянул на часы. — Прошло уже семьдесят два часа, а у меня ничего нет — ни подозреваемых, ни серьезных зацепок. Я надеялся, что хоть сегодня вечером выбью из вас что-нибудь полезное. То, что сориентирует меня в нужном направлении.
Я сидел и смотрел на него, на мгновение потеряв дар речи.
— Вы хотите сказать, что я знаю, кто убил Джерри, и молчу?
— Я не должен исключать подобной возможности.
— Пошли вы к черту, Босх!
Официант принес стейки и спагетти. Пока он расставлял тарелки, детектив смотрел на меня с иронической улыбкой. Официант поинтересовался, нужно ли нам что-нибудь еще, но я махнул рукой.
— Как вам не стыдно! — воскликнул я. — Сидите тут и с улыбочкой обвиняете меня в том, что я покрываю убийцу. Преступника, который прикончил моего товарища.
Босх пододвинул свой стейк и начал управляться с ним вилкой и ножом. Я заметил, что он левша. Отправив кусочек мяса в рот, он уставился на меня, пережевывая пищу. Его кулаки сжимали вилку и нож, и он держал их по обе стороны от тарелки, словно защищая еду от нападения. Так же вели себя многие мои клиенты, сидевшие в тюрьме.
— Не кипятитесь, адвокат, — произнес он. — Поймите, я не привык играть в одной команде с адвокатами. В суде они обычно стараются сделать из меня тупицу, взяточника, садиста — все, что угодно. Сегодня я попытался обвести вас вокруг пальца, надеясь, что это поможет мне раскрыть убийство. Теперь приношу свои извинения. Если желаете, могу попросить завернуть мне стейк и удалиться.
Я покачал головой. Босх как-то ухитрялся пробуждать во мне вину за его собственные прегрешения.
— По-моему, вы кипятитесь, а не я. Я просто хотел сказать, что с самого начала вел с вами честную игру. Мне даже пришлось пренебречь кое-какими профессиональными нормами. Если я мог что-то сообщить, то говорил. Я не заслужил этой клоунады вечером. Скажите спасибо, что я не всадил пулю вашему парню, когда тот маячил перед дверью. Он был отличной мишенью.
— Я был уверен, что у вас нет оружия. Мы все проверили.
Босх взялся за еду, опустив голову и кромсая стейк. После нескольких кусков он перешел к блюду со спагетти, но не стал накручивать их на вилку, а подцепил на зубцы небольшую порцию и отправил в рот. Тщательно прожевав, он опять заговорил:
— Ладно, а теперь, когда мы все выяснили, вы согласитесь мне помочь?
Я с трудом удержался от смеха.
— Шутите? Вы что, не слышали моих слов?
— Слышал. Но я не шучу. Что бы мы ни делали, на руках у меня по-прежнему остается мертвый адвокат — кстати, ваш коллега, — а вы по-прежнему не желаете мне помочь.
Я промолчал и начал резать стейк. Я ждал, пока Босх наестся, теперь пусть ждет и он.
Многие считали, что здесь готовят лучшие стейки в городе. В том числе и я. Еда не разочаровала меня и на сей раз. Не спеша я взял первый кусок, с удовольствием просмаковал и отложил вилку.
— Помочь чем?
— Выманить убийцу.
— Прекрасно. Это опасно?
— Зависит от многих причин. Впрочем, не хочу вам лгать. Опасно. Я хочу, чтобы вы слегка взбаламутили воду, дали понять, будто у вас есть кое-какая информация и вы можете представлять угрозу. А там посмотрим, что получится.
— Но вы будете рядом? Прикроете меня?
— Естественно.
— А как взбаламутить воду?
— Например, через газету. Вас наверняка донимают репортеры. Мы выберем одного, дадим эксклюзивное интервью и вставим что-нибудь такое, что заставит убийцу призадуматься.
Я вспомнил замечание Лорны насчет того, как опасно ссориться с прессой.
— Есть один парень в «Таймс», — сказал я. — Чтобы отвязаться от него, я заключил с ним нечто вроде сделки. Пообещал, что если захочу общаться с прессой, то сделаю это через него.
— Как раз то, что нужно. Используем его.
Я молчал.
— Так вы согласны?
Взяв вилку и нож, я стал неторопливо резать стейк. На тарелку потекла кровь. Мне вдруг вспомнилось, как дочь задала мне вопрос, который часто задавала ее мать и на который я никогда не мог ответить: «Почему ты всегда работаешь на плохих парней?» Разумеется, можно было многое возразить, но я никак не мог забыть ее слова и ту боль, какую они мне причинили.
Я отложил нож и вилку в сторону. У меня вдруг пропал аппетит.
— Да, — ответил я. — Согласен.
Часть третья
Говорить правду
34
Все лгут.
Копы лгут. Адвокаты лгут. Клиенты лгут. Даже присяжные лгут.
Некоторые считают, что судебные разбирательства выигрываются или проигрываются еще на стадии отбора присяжных. Я не захожу так далеко, но в делах, связанных с убийством, трудно найти более важный момент, чем выбор двенадцати граждан, которые будут решать судьбу вашего клиента. Это самая сложная и непредсказуемая часть процесса, где многое зависит от игры случая или удачи и от того, сможете ли вы вовремя задать правильный вопрос правильному человеку.
Но каждый суд начинается именно с этого.
Отбор присяжных в деле «Штат Калифорния против Эллиота» начался в четверг, в десять утра, в зале судьи Джеймса Стэнтона. Здесь собралась целая толпа, состоявшая наполовину из «кандидатов» (восьмидесяти потенциальных присяжных, случайно выбранных из общего списка), наполовину — из журналистов, работников суда, заинтересованных лиц или просто зевак, просочившихся на заседание.
За столиком защиты сидели я и Эллиот — клиент пожелал не создавать большую команду. Передо мной лежали пустая папка, блокнот и три цветных маркера: красный, синий и черный. Еще в офисе я расчертил папку с помощью карандаша и линейки, разбив на двенадцать клеток. Каждая клетка была размером со стикер и соответствовала одному из будущих присяжных. Я знал, что некоторые адвокаты пользуются специальными программами для отсеивания кандидатов. В процессе отбора компьютер анализирует для них поступающую информацию, пропускает через социально-политический фильтр и мгновенно выдает рекомендацию — брать или отвергнуть претендента. Но я предпочитал действовать по старинке, как меня учили на государственной защите. Данный способ всегда срабатывал, и я не собирался менять его. Чтобы выбрать нужного присяжного, мне ни к чему компьютеры. Я полагаюсь на собственное чутье. Компьютер не может слышать, как и каким тоном отвечает кандидат. Он не способен заглянуть ему в глаза.
А работает все это так: судья берет составленный компьютером список претендентов, вызывает первую дюжину и приглашает занять места на скамье присяжных. С этого момента каждый из них является присяжным заседателем. Но остаться таковым он может только после того, как пройдет «вуар дир» — серию вопросов, касающихся его занятий, биографии, общественных взглядов и понимания юридической системы. Процедура длится очень долго. Первые вопросы задает судья, а потом за дело берутся обвинение и защита.
