Сегодня в суде начинаются слушания по делу Уолтера Эллиота, пятидесятичетырехлетнего главы „Арчуэй пикчерс“, обвиняемого в убийстве жены и ее предполагаемого любовника в Малибу. Холлер представляет его в суде вместо Винсента, сорокапятилетнего адвоката, которого недавно нашли мертвым в своей машине в центре Лос-Анджелеса.
Винсент распорядился, чтобы после его смерти Холлер унаследовал всю его юридическую практику. В одно прекрасное утро Холлер, уже год не занимавшийся юриспруденцией, проснулся с целым ворохом открытых дел.
„Я очень рад снова взяться за работу, но, конечно, ничего подобного не ожидал, — признался Холлер, сорокадвухлетний сын покойного Майкла Холлера-старшего, знаменитого в прошлом лос-анджелесского адвоката. — Джерри Винсент был моим коллегой и другом, и я предпочел бы видеть его живым, а не вести его дела“.
Полиция продолжает расследовать убийство Винсента. Пока никто не арестован, и детективы признают, что у них нет подозреваемых. Винсенту дважды выстрелили в голову, когда сидел в своем автомобиле в офисном гараже, расположенном на Бродвее.
После его смерти вся текущая практика оказалась в руках Холлера. Он начал сотрудничать с полицией в расследовании дела — в рамках, допустимых юридической тайной, — а также просматривать унаследованные дела и встречаться с новыми клиентами. Вскоре последовал первый сюрприз. Один из клиентов Винсента должен был предстать перед судом буквально на следующий день после убийства.
„Мы едва начали разбирать дела, как обнаружили, что Джерри собирался в тот день присутствовать на приговоре, — рассказал Холлер. — Пришлось все бросить, мчаться в уголовный суд и встречаться с клиентом“.
Но это было только одно из тридцати с лишним дел. Холлер встретился с каждым клиентом, известил о смерти Винсента и предложил выбор: взять себе нового адвоката или продолжить работать с Холлером.
Кое-кто из клиентов предпочел первое, но большая часть дел осталось у Холлера. Несомненно, самое крупное из них — убийство в Малибу. Оно стало широко известно публике. Процесс будет частично транслироваться на национальном „Судебном канале“. В числе приглашенных журналистов — Доминик Данн, ведущий судебный репортер из „Вэнити фэр“.
Прежде чем Холлер взялся за данное дело, ему поставили условие: Эллиот потребовал, чтобы в судебном разбирательстве не было никаких задержек.
„Уолтер невиновен, он настаивал на этом с самого начала, — заявил Холлер нашему журналу в первом интервью, которое он дал в качестве защитника Эллиота. — Расследование проходило медленно, и ему полгода пришлось ждать того момента, когда он сможет наконец предстать перед судом и восстановить свое честное имя. Мой клиент не хочет никаких отсрочек, и я его понимаю. Если вы невиновны, зачем ждать? Мы почти круглосуточно работали над подготовкой к процессу, и я считаю, что мы к нему готовы“.
Правда, вначале возникли кое-какие трудности. Преступник, убивший Винсента, прихватил с собой его портфель. В нем находились ноутбук и рабочий календарь.
„Воссоздать календарь не так уж трудно, а вот ноутбук — серьезная потеря, — посетовал Холлер. — Там хранилась почти вся информация по делу. Документы, найденные нами в офисе, были неполными. Без ноутбука Винсента работа встала, и я уже боялся, что мы оказались в тупике“.
Однако позже Холлеру удалось найти одну вещь, не взятую убийцей. Винсент скопировал данные с компьютера на цифровую „флэшку“, висевшую на связке его ключей. Проштудировав мегабайты информации, Холлер по кусочкам собрал стратегию защиты, разработанную его предшественником. На прошлой неделе состоялся отбор присяжных, и сейчас Холлер, по его словам, полностью готов к началу слушаний.
„Не думаю, что у мистера Эллиота возникнут проблемы, — заявил адвокат. — Мы отлично поработали и рвемся в бой“.
Эллиот отказывается комментировать последние события и избегает общения с прессой, если не считать одной пресс-конференции, данной им вскоре после ареста, где он решительно отрицал свою причастность к преступлению и оплакивал смерть жены.
Прокуратура и полиция округа Лос-Анджелес считают, что Эллиот в порыве ярости убил жену Мици, тридцати девяти лет, и Йохана Рилца, тридцати пяти лет, после того как застал их в своем загородном доме на одном из пляжей в Малибу. Эллиот вызвал на место преступления полицию и был арестован в процессе дальнейшего расследования. Хотя орудие убийства так и не нашли, результаты судмедэкспертизы показали, что Эллиот накануне стрелял из огнестрельного оружия. Кроме того, по мнению следователей, он давал противоречивые показания во время первого и последующих допросов. Ожидается, что на суде будут представлены новые доказательства виновности киномагната.
Эллиот был выпущен под залог в двадцать миллионов долларов — рекордная сумма за всю историю уголовного судопроизводства в округе Лос-Анджелес.
Специалисты и судебные обозреватели полагают, что защита попытается оспорить методы ведения следствия и надежность тестов, определивших факт стрельбы со стороны подозреваемого.
Заместитель окружного прокурора Джеффри Голанц, выступающий со стороны обвинения, отказывается давать какие-либо комментарии. Напомним, что до сих пор Голанц не проиграл ни одного процесса, хотя в его послужном списке это уже одиннадцатое дело об убийстве».
36
Присяжные входили в судебный зал по одному, как игроки «Лейкерс» на баскетбольную площадку. Правда, спортивной формы на них не было, но в воздухе витало такое же торжественное и приподнятое настроение, как перед началом матча. Они прошествовали к двум рядам скамей. Каждый держал в руках блокнот и авторучку. Добравшись до скамеек, присяжные опустились на свои места, приготовленные для них в прошлую пятницу, когда они были избраны и приведены к присяге.
Часы показывали ровно десять. Начало заседания задерживалось. Накануне судья Стэнтон собрал у себя представителей обвинения и защиты и почти сорок минут давал последние наставления, не преминув выразить недовольство по поводу статьи в «Таймс». По его мнению, она сильно склоняла весы в сторону защиты, выставляя меня этаким симпатичным трудягой. Судья уже в пятницу запретил присяжным читать или смотреть любые новости, связанные с рассматриваемым делом, однако опасался, что информация все-таки может просочиться наружу и достигнуть их ушей.
В свое оправдание я заметил, что дал интервью еще десять дней назад, и мне обещали напечатать его по меньшей мере за неделю до начала разбирательства. Голанц поморщился и заявил, будто своим интервью я пытался повлиять на отбор присяжных, а теперь оно будет воздействовать собственно на суд.
Я возразил, что в статье ясно сказано, что журналисты пытались связаться и со стороной обвинения, но получили отказ. Так что, если публикация получилась однобокой, виноват не я.
Стэнтон нехотя принял мои объяснения, но предупредил об осторожности в общении с прессой. Мне стало понятно, что о планах телевизионных комментариев к каждой сессии суда можно забыть. Видимо, журналистам это не понравится, но я не собирался портить отношения с судьей.
Мы рассмотрели еще несколько вопросов. Стэнтона очень волновала продолжительность процесса. Как и любой судья, он старался скорее разгрести незаконченные дела. Долгое разбирательство грозило еще больше увеличить образовавшиеся завалы. Он спросил, сколько времени понадобится каждой стороне для реализации своих планов. Голанц ответил, что ему нужна минимум неделя. Я сказал то же самое, но решил, что, пожалуй, мне хватит гораздо меньше. Защите часто бывает довольно того времени, которое уходит на фазу обвинения.
Стэнтон нахмурился и предложил как следует обдумать график заседаний. Он сказал, что хочет закончить дело раньше, пока внимание присяжных не притупилось.
Сидя за столом, я смотрел на рассаживавшихся по местам присяжных, стараясь понять, как они настроены и на чью сторону могут склониться их симпатии. Меня по-прежнему устраивал состав коллегии, особенно номер третий, адвокат. Из остальных кое-кто находился под вопросом, но во время выходных я пришел к мысли, что лучше строить защиту с расчетом на адвоката, надеясь, что при голосовании он переманит на свою сторону остальных.
Присяжные переглядывались или смотрели на судью, занимавшего центральное место в зале. Насколько я мог заметить, никто ни разу не взглянул в сторону столиков обвинения и защиты.
Я обернулся к галерее. Зал, как и прежде, был набит журналистами, заинтересованными лицами и разнообразной публикой.
Позади столика Голанца сидела мать Мици Эллиот, прилетевшая из Нью-Йорка. Рядом с ней находились отец и два брата Йохана Рилца, прибывшие из Берлина. Я обратил внимание, что Голанц посадил скорбящую мать у самого прохода, чтобы присяжные хорошо видели ее искаженное горем лицо и нескончаемые слезы.
