— А теперь отправляйся наверх и щелоком дочиста отскребай стены, как ты сам предложил, Чаплин-Дьявол, — прошипел он с мертвенно-бледным лицом. — А если ты этого не сделаешь, уж я позабочусь, чтобы ты не поднимался со своей кровати нескольких суток подряд, ясно тебе?
После этого отец плюнул ему в лицо и пихнул в руки одну из бутылок, а затем с презрением принялся наблюдать, как плевок стекает по его щеке.
Тогда он отвинтил крышку у бутылки и перевернул ее, так что разъедающая жидкость пролилась на пол.
— Черт тебя дери, что ты творишь, недоумок? — заорал отец и попытался вырвать бутылку у него из рук, так что отрава брызнула во все стороны.
У отца вырвался глубокий рев, сотрясающий все вокруг, однако по громкости ничто не могло сравниться с визгом, изданным Евой.
Она тряслась всем телом, руки ходили ходуном у лица, словно она никак не решалась дотронуться до него. За считаные секунды щелок проник ей в глазницы и лишил возможности смотреть на мир.
И пока комната переполнялась рыданиями матери, воплями Евы и его собственным ужасом от сознания содеянного, отец стоял и смотрел на свои руки, вздувающиеся волдырями от щелока, а лицо его стало из красного синим.
Он вдруг вытаращил глаза, схватился за грудь, накренился вперед, хватая губами воздух с изумленным и безбожным выражением на лице. И когда он наконец рухнул на пол, жизнь его, какой они ее знали, была кончена.
— Господи Иисусе Христе, Господь Отец Всемогущий, предаюсь в руки Твои, — прохрипел отец с последним вздохом и испустил дух. Скрестив руки на груди и с улыбкой на губах.
Он мгновение стоял, глядя на улыбку на застывшей предсмертной маске отца, мать призывала божью милость, а Ева верещала.
Жажда мести, державшая его на плаву последние годы, вдруг осталась без подпитывающего источника. Отец умер от сердечного приступа с улыбкой и именем Господа на устах.
Не об этом он мечтал.
Всего пять часов спустя семья распалась. Ева с матерью отправились в больницу Оденсе, а он — в детский дом. Об этом позаботились члены общины, такова оказалась его награда за жизнь вдали от Господа.
Теперь ему оставалось лишь отплатить той же монетой.
23
Вечер был ошеломительным. Тихим и темным.
За фьордом еще мелькало несколько огоньков парусников, на клочке луга южнее дома шелестела трава, готовая к наступлению весны. Скоро выгонят на выпас коров, близилось лето.
Именно в Вибегордене оно ощущалось лучше всего.
Он любил это место. Когда придет время, он возведет стену из красного кирпича, снесет эллинг и расчистит вид на воду.
У него отличный сельский домик. Именно здесь он хотел бы встретить старость.
Он открыл наружную дверь, зажег переносной фонарик, висевший на столбе, и опустошил большую часть десятилитровой канистры в бак генератора.
Обычно, когда он подбирался к данному этапу и дергал за пусковой шнур, у него возникало приятное ощущение, что он проделал свою работу отлично.
Он включил электрическое освещение и погасил фонарик. Перед ним стоял старый огромный нефтяной бак, свидетель давних дней, и вот в очередной раз сейчас он будет пущен в ход.
Он потянулся к верхней части бака и приподнял металлическую крышку, предварительно выкрутив ее. Ну вот, сухой внутри и в отличном состоянии, а значит, последний раз был опустошен правильно. Все шло так, как и должно было.
Затем он взял сумку, стоявшую на полке над дверью. Содержимое ее обошлось ему в более чем пятнадцать тысяч крон, оно было на вес золота. С этим «Ген ЭйчПиТи 54 Найт Вижн» ночь превращалась в день. Боевые очки для ночного применения, точь-в-точь такие, какими солдаты пользуются на войне.
Он застегнул ремни на голове, опустил ночные очки на глаза и включил. После чего вышел на вымощенную плиткой дорожку, покрытую жижей из живых и мертвых слизняков, и спустил резиновый шланг, торчащий из подвала дома, в море. С помощью этих очков он без затруднений различал эллинг, притаившийся между кустарником и камышами; да, на самом деле он отлично видел все на своем участке. Серо-зеленые постройки и лягушек, в испуге отпрыгивающих в сторону при его приближении.
Если не считать тихого плеска воды и гудения генератора, все было спокойно, когда он со шлангом в руках вошел в море.
Самым слабым звеном во всей цепочке был этот генератор. Раньше он работал бесперебойно в течение всего процесса, однако спустя несколько лет уже через неделю начинал пронзительно скрипеть, так что теперь приходилось дополнительно приезжать сюда, чтобы запустить его заново. На самом деле неплохо бы поменять его.
Водяной насос, напротив, был замечательным. Прежде приходилось вручную набирать бак водой, теперь необходимость в этом отпала. Он удовлетворенно кивнул и прислушался к равномерному журчанию в шланге, сопровождавшемуся фоновым шумом генератора. Всего полчаса требовалось на то, чтобы наполнить бак водой из фьорда, но времени было предостаточно.
Вот тут-то он и услышал какие-то звуки из домика на сваях.
После приобретения «Мерседеса» ему ничего не стоило застать врасплох своих пленников. Машина была дорогая, но комфорт и бесшумный мотор оправдывали немалую цену. Теперь он мог подобраться вплотную к эллингу, уверенный, что дети, запертые внутри, не догадываются о его приближении.
Так было и на этот раз.
Самуэль и Магдалена представляли собой особый случай. Самуэль — потому что он напоминал ему самого себя, каким он был когда-то: изворотливым, строптивым и вспыльчивым. Магдалена была почти полной его противоположностью. Первый раз наблюдая за ней через потайное отверстие в стене домика, он был потрясен, до какой степени она напомнила ему о запретной влюбленности и о том, к чему эта влюбленность привела. О событиях, которые резко изменили всю его жизнь. Да-да, он вспоминал очень отчетливо ту девушку, когда смотрел на Магдалену. Те же потупленные глаза, то же мученичество, такая же тонкая кожа, на которой проступали тонкие вены.
Дважды до этого момента он подкрадывался к лодочному домику и отковыривал кусок смолы, прикрывающий потайной глазок.
Прижав голову вплотную к отверстию, он имел возможность разглядеть все, что происходило внутри. Дети находились на некотором расстоянии друг от друга: Самуэль чуть глубже, Магдалена у самой двери.
Магдалена много, но тихо плакала. Когда ее хрупкие плечи начинали дрожать в тусклом свете, брат дергал свой кожаный ремень, чтобы привлечь ее внимание и чтобы она нашла утешение в его теплом взгляде.
Он ее старший брат, и готов был на все ради того, чтобы освободить ее от стягивающих ремней, вот только он ничего не мог поделать. Поэтому Самуэль тоже плакал, но не показывал этого. Сестра не должна была видеть его слез. Он на мгновение отворачивался, овладевал собой, а затем опять обращал взгляд на нее, пытаясь даже паясничать — кивать головой и резко вздрагивать торсом.
В точности они с сестрой, когда он подражал Чаплину.
Он слышал, как Магдалена смеялась с заклеенным лентой ртом. Смеялась совсем недолго, после чего страх и ужас от осознания действительности вновь возвращались. Тем вечером, в последний раз придя утолить их жажду, еще издалека он услышал тихую песню девочки.
Он приложил ухо к доскам домика. Несмотря на ленту, можно было ощутить чистоту и свет, исходивший от ее голоса. А слова были ему знакомы. Они преследовали его все детство, и он ненавидел каждое из них.
«Не скрой от меня лица Твоего; не отринь во гневе раба Твоего. Ты был помощником моим; не отвергни меня и не оставь меня, Боже, Спаситель мой!»
Он осторожно отодвинул смоляную затычку и приблизил прибор ночного видения к отверстию.
Ее голова была наклонена вперед, плечи опустились, так что она выглядела еще меньше, чем была на самом деле. Медленно ее тело поворачивалось из стороны в сторону в такт с псалмом, который она пела.
Закончив, она села и резко втянула ноздрями воздух. Как и наблюдая за мелкими запуганными животными, можно было почти ощутить, как тяжело приходилось сердцу справляться со всем происходящим. Мысли, жажда, голод, страх перед грядущим. Он обратил свой зеленый взгляд на Самуэля и сразу заметил, что тот не был придавлен к земле подобно своей сестре.
Напротив, он сидел у наклонной стены, непрерывно раскачиваясь верхней частью туловища. И на этот раз не кривлялся.
И вот теперь он услышал, что это было. Прежде он считал, что звук издает неисправный генератор.
Было очевидно, чем занят мальчик. Явно он перепиливал кожаный ремень перекладинами наклонного потолка. Изнурительно работал, чтобы ремень поддался.
Возможно, он обнаружил на перекладине небольшой выступ, об который можно было перетереть ремень. Или какой-то нарост.
Теперь он лучше разглядел лицо мальчика. Кажется, он улыбается? Неужели он настолько продвинулся, что есть повод для улыбки?
