– Я… я не слышала, чтобы вы им велели уйти!
– Я проделал это совсем незаметно, Дженнифер.
Наверху он остановился перед покоями, следующими за ее спальней, и махнул в сторону открытой двери, посылая Дженни вперед.
В отличие от небольшой спартанской комнатки Дженни апартаменты, в которые она вступала, были просторными и сравнительно роскошными. Кроме огромной четырехспальной кровати, здесь стояли четыре удобных кресла и несколько тяжелых сундуков, окованных фигурной медью. На стенах висели драпировки, перед заслоненным экраном камином, где пылал огонь, согревая и освещая покои, лежал даже толстый ковер. Лунный свет лился в окно напротив кровати, а рядом была дверца, ведущая, кажется, на небольшой, огороженный перилами балкончик.
Она услышала, как позади звякнул задвигаемый на дверях засов, и сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Стремясь отыскать хоть какой-нибудь способ оттянуть то, что он собирался с ней сделать, Дженни метнулась к самому дальнему от кровати креслу, уселась и сложила руки на коленях. Утвердив на лице сверкающую вопросительную улыбку, она придумала тему, которая, безусловно, должна была его интересовать, и принялась сыпать вопросами.
– Я слышала, как говорили, будто бы в сражениях вас никогда не выбивали из седла, – объявила она, слегка наклоняясь вперед и изображая неподдельное любопытство.
Вместо того чтобы расхохотаться над легендами о своих подвигах, как то делали рыцари за ужином, граф Клеймор сел напротив, закинул ногу за ногу и откинулся на спинку стула, наблюдая за ней в полном молчании.
Дженни испытывала неприятное ощущение, что ему ведомо о ее надеждах на некое чудо, которое избавит от необходимости выполнять условия сделки, и что он не очень доволен ее поведением. Сделав большие глаза, она удвоила усилия вовлечь его в разговор, весело допытываясь:
– Это правда?
– Что правда? – переспросил он с ледяным безразличием.
– Что вас никогда не выбивали из седла в сражениях?
– Нет.
– Нет?! – воскликнула она. – Тогда… м-м-м… и сколько раз это случалось?
– Дважды.
– Дважды! – Хорошо бы, чтобы двадцать, подумала она, трясясь от страха за свой клан, представителям которого вскоре суждено встретиться с ним. – Понятно… Но все равно удивительно, если учесть, в скольких сражениях вы должны были биться за все эти годы. А в скольких сражениях вы бились?
– Я не подсчитывал, Дженнифер.
– А надо бы. Давайте я подсчитаю! Вы расскажете мне о каждом, а я буду считать, – предложила она с излишней горячностью, в то время как напряжение ее десятикратно усилилось от его кратких ответов. – Займемся прямо сейчас?
– Не думаю.
Дженни судорожно перевела дыхание, видя, что время ее истекло, и ни один ангел-хранитель не собирается влететь в окно и избавить ее от превратностей судьбы.
– А как… как насчет турниров? Вас когда-нибудь выбивали из седла на турнирах?
– Я никогда не бывал на турнирах.
От удивления на миг позабыв о своих тревогах, она проговорила с живейшим интересом:
– Почему? Разве не пожелали бы многие ваши соотечественники помериться с вами искусством? Разве они не вызывали вас на поединок?
– Вызывали.
– И вы не приняли вызова?
– Я сражаюсь в боях, а не на турнирах. Турнир – это игра.
– Да, но ведь… э-э-э… а вдруг люди подумают, что вы, может быть, отказываетесь из трусости? Или что вы… может быть… не такой уж искусный рыцарь, каким вас рисует молва?
– Может быть. А теперь я задам вам вопрос, – вкрадчиво перебил он. – Может быть, ваш неожиданный интерес к моим победам в сражениях и к рыцарской репутации имеет какое-то отношение к нашей сделке и нацелен на то, чтобы позволить вам от чего-нибудь уклониться?
Вместо того чтобы солгать, как ожидал Ройс, она удивила его, сообщив слабым, беспомощным шепотком:
– Я боюсь. Боюсь, как не боялась никогда в жизни.
Неожиданная вспышка раздражения из-за предпринятых на протяжении последних минут попыток дурачить его разом испарилась, когда он увидел ее, съежившуюся в кресле, и понял, что требует от перепуганного, невинного создания встретить то, что должно произойти между ними, так, как это делали опытнейшие придворные куртизанки, с которыми он спал.
Смягчившись, он встал и протянул к ней руки:
– Подите сюда, Дженнифер.
Дженни поднялась и поплелась, еле переступая дрожащими ногами, пытаясь унять смятение и уговаривая себя, что она совершит сейчас не грех и не предательство; что в действительности, жертвуя собой ради спасения сестры, она совершит сейчас нечто благородное и даже доблестное; что в некотором роде поступит, как Жанна д’Арк, принимающая мученичество.
Она нерешительно вложила ледяную руку в его горячую ладонь и увидела, как на запястье смыкаются длинные загорелые пальцы, ощущая странное воодушевление от жаркого пожатия и неотразимого взгляда.
И когда он обхватил ее, привлек к крепкому мускулистому телу, когда, приоткрыв рот, коснулся ее губ, совесть разом умолкла. Этот поцелуй не походил на прежние, ибо на сей раз он знал, чем все кончится; это был поцелуй необычайно пылкий, дикий, жадный. Руки его скользили уверенно, безостановочно по спине, по грудям, плотно прижимая девушку к напрягшимся чреслам, и Дженнифер стала медленно погружаться в головокружительную бездну чувств и пробуждающейся страсти. С беспомощным стоном она сдалась, обвила руками его шею, повисла, ища опоры.
Она смутно чувствовала, как спадает ее платье, как его ладони гладят вздымающуюся грудь и желание растет с каждым ненасытным поцелуем. Руки стальными обручами стиснули ее, подняли, опрокинули, отнесли на постель и заботливо уложили на прохладные простыни. Ощущение тепла и безопасности, исходившее от его тела, внезапно исчезло.
Мало-помалу выходя из сонного оцепенения, в котором она намеренно искала убежища от реальности происходящего, Дженни вздрогнула от дуновения холодного воздуха и невольно открыла глаза. Он замер у кровати, раздеваясь, и ее охватила дрожь восторга и тревоги. В отблесках пламени камина кожа его отливала бронзой, налитые мышцы рук и торса перекатывались, вздымаясь и опадая, пока пальцы трудились над поясом рейтуз. Она осознала, как он прекрасен, великолепен. Едва переводя дыхание от страха и восхищения, она поспешно отвернулась в сторону, вцепилась в край простыни, пытаясь немного прикрыться, пока он скидывал последние одежды.
Кровать прогнулась под его тяжестью, она ждала, крепко зажмурившись, желая, чтобы он поскорее овладел ею, пока она окончательно не вернулась в ужасную холодную действительность.
Но Ройс вовсе не собирался спешить. Прильнув сбоку, он щекотнул легким поцелуем мочку уха и осторожно, но настойчиво, потянул простыню. У него захватило дух от вида ее царственной наготы. Румянец стыда заливал атласную кожу от кончиков волос до пят, покуда он любовался законченным совершенством грудей, увенчанных розовыми сосками, тонкой талией, изящно очерченными бедрами, длинными стройными ногами.
