Лалэ была в школе. Не прошло и пяти минут после смерти отца, как она ворвалась в комнату, растолкала столпившихся вокруг покойника женщин и, упав к изголовью постели отца, горько зарыдала.
С того времени прошло ровно двадцать лет, но Лалэ ничего не забыла. Товарищи по работе торжественно и с почетом похоронили отца. Было очень трудно жить только на пенсию. Лалэ мечтала стать поэтессой, но, узнав о завещании отца, поступила в Нефтяной институт. От прежних ее увлечений поэзией осталось только одно стихотворение, посвященное памяти отца. Оно до сего времени хранилось в одной из старых ее книг.
Студенческие годы прошли в непрерывных учебных и практических занятиях. Из всех ученых, специалистов по нефти, для Лалэ самым большим авторитетом был профессор Губкин. Следуя его примеру, она еще в эти годы пешком исходила все нефтеносные площади Апшерона, Грозного и других прикаспийских районов. Незадолго до смерти отец говорил ей: "Дочь моя, я тоже хотел стать инженером. Хоть бы в тебе осуществилась моя мечта". А в институте она и сама жила уже только этой мечтой.
Кудрат учился в том же институте, но был на два курса старше Лалэ. Они познакомились на комсомольском собрании. Рассуждения Кудрат о нефти, о самом Баку и бакинских рабочих были понятны и близки Лалэ, а то что он рассказывал о своем отце, погибшем в Сибири, глубоко волновало ее. Сама того не замечая, девушка все больше привязывалась к серьезному и рассудительному студенту. Когда Лалэ поняла, что любит, чувство подсказало ей, что и она далеко не безразлична Кудрату. Было радостно от одной мысли, что рядом с ней будет шагать в жизни этот сильный и волевой человек. Они не писали друг другу писем, не объяснялись в любви, при встрече говорили больше об институтских делах, о своем призвании и будущей работе, но встречи и беседы стали ежедневной потребностью для обоих, и Кудрат стал частым гостем в доме Лалэ.
Мать Лалэ работала в швейной мастерской и обучала шитью девушек в клубе имени Али Байрамова.
- Ты, дочка, учись, мне твоих заработков не нужно, - часто говорила она Лалэ и требовала, чтобы та оставила вечернюю работу в редакции газеты.
- Нет, мама, - не соглашалась Лалэ, - тебе не под силу содержать меня. Мои расходы...
- Какие у тебя расходы? - недоумевала мать. - Ты же не из тех модниц, которые только и думают о нарядах?
- А книги? Большая часть моего заработка уходит на книги.
И в самом деле, в комнате Лалэ нельзя было и шагу ступить, чтобы не наткнуться на книги. Ими был доверху завален большой бельевой шкаф, стопками они лежали на столе, на стульях, на подоконнике и даже на полу по углам комнаты. Тут была и художественная и техническая литература.
Когда Кудрат впервые пришел к Лалэ, Гюльсум засуетилась, собираясь готовить плов. Кудрат сначала отказывался, но по настоянию Лалэ остался обедать. "Этот юноша достоин моей дочери", - подумала Гюльсум и в душе благословила дочь и будущего зятя. В тот же день она попыталась вызвать дочь на откровенность, выведать у нее что-нибудь о Кудрате, но, кроме слов: "мой товарищ, вместе учимся", ничего не услышала. Впоследствии выяснилось, что Алимардан знал отца Кудрата, и сама Гюльсум слышала повесть его жизни.
Окончив институт, Кудрат стал работать инженером на промысле, но продолжал так же часто встречаться с Лалэ. Он приходил к ней в институт или домой, иногда вызывал по телефону, и они вместе отправлялись в кино или в театр.
Тукезбан узнала обо всем от сына гораздо позже. Через полгода после того, как Лалэ окончила институт, мать Кудрата пришла к Гюльсум и, по обычаю отцов и дедов, принесла обручальное кольцо. Жених и невеста хотели сыграть свадьбу по-новому, но обе матери настаивали на своем. Пришлось уступить. Свадьбу справили по старым обычаям с фаэтонами, зурнами и барабаном. В свадебном поезде Лалэ должна была проехать из одного конца города в другой, в дом мужа.
Проснувшись утром, Лалэ взглянула на пустую кровать Кудрата и удивилась. "Что это он? Неужели совсем не ложился? Или ночью же уехал в трест?" - подумала она и окликнула свекровь, которая стучала в столовой дверцей буфета, накрывая стол к завтраку.
- Мама, а где же Кудрат?
- Я тебя хотела спросить об этом, дочка, - ответила Тукезбан. Наверно, опять вызвали ночью на промысел.
- Нет, мама, он ушел потому, что обиделся на меня... - сказала со вздохом Лалэ.
Когда она поднялась с постели, дверь из кабинета открылась, и в спальню вошла Ширмаи. Кудри ее, как всегда, были аккуратно причесаны, на макушке красовался бантик из розовой ленты, щеки порозовели от смущения, а глаза вопросительно и строго смотрели на мать.
- Ты что, внученька? - спросила Тукезбан.
Ширмаи перевела взгляд на бабушку, но молчала.
Решившись, наконец, она вдруг подбежала к матери и с тем же серьезным выражением лица спросила:
- Мама, что такое "сила воли"?
Тут только Лалэ увидела листок бумаги в руках Ширмаи и, выхватив его, сердито сказала:
- Не все тебе следует читать!
- Я хочу только знать, мамочка, что значит "сила воли"? - Не понимая, за что на нее рассердилась мать, девочка поджала губки, лицо ее сморщилось, и она готова была заплакать.
На листке из блокнота твердым и четким почерком Кудрата было написано:
"Лалэ! Пока что в моей работе недочетов уйма. Однако ни на чью помощь я не рассчитываю. Ты всегда признавала во мне человека, обладающего большой силой воли. Так вот этот человек говорит тебе: победа в соревновании останется за мной. Кудрат".
В прихожей раздался звонок. Ширмаи побежала открыть наружную дверь. Пришла ее учительница музыки Садаф. Заметив слезы на щеках своей ученицы, она спросила:
- Что с тобой, Ширмаи?
- Ничего, тетя Садаф... - Не в силах удержаться, девочка вдруг расплакалась.
Садаф взяла ее за руку и повела к пианино, стоявшему в столовой. Вошла Лалэ, поздоровалась с учительницей.
- Что это с ней? - спросила Садаф, указывая на Ширмаи.
- Читает, что ей не полагается, - ответила Лалэ, бросая на дочь недовольный взгляд. - Не слушается... Садаф-ханум, садитесь с нами завтракать. Выпьем чаю, потом начнете заниматься.
- Нет, нет, благодарю, я только что завтракала, - отказалась Садаф и начала урок.
Сегодня учительница была недовольна своей ученицей. Ширмаи играла рассеянно, путала ноты и пальцы. Обычно ласковая и терпеливая, Садаф и сегодня вела свой урок с присущим ей тактом, часто поправляла ученицу и, не теряя хладнокровия, заставляла ее играть один и тот же пассаж, пока не добивалась правильности и четкости исполнения.
- На нашем концерте, - говорила она, - непременно будут люди, хорошо понимающие музыку. Поэтому надо быть внимательной, надо, чтобы звучала каждая нота. Плохо сыграешь - обеим нам будет стыдно.
Ширмаи все же не могла сосредоточиться и поминутно делала ошибки. Садаф прервала урок.
- Садись лучше позавтракай, - сказала она ученице и, узнав из беседы с Тукезбан, за что Лалэ поругала дочку, снова обратилась к Ширмаи, которая нехотя пила чай: - Мама права. Маленькие не должны вмешиваться в дела взрослых.
- Я не маленькая, - возразила девочка и еще больше надулась.
Садаф и Тукезбан взглянули друг на друга и улыбнулись. Затем учительница снова усадила Ширмаи за пианино.
- До концерта остаются считанные дни, - напомнила она ученице. - Там нельзя быть такой рассеянной. Когда ты выйдешь на сцену, у тебя застучит сердце. Но ты не обращай на это внимания. Будь твердой, возьми себя в руки и всю волю направляй на то, чтобы хорошо сыграть. Чем сильнее у тебя будет эта воля, тем лучше сыграешь.
Услышав последние слова, Ширмаи встрепенулась:
- А что значит "сила воли", тетя Садаф? Я спросила маму, а она не ответила, рассердилась. Это плохие слова?
Садаф погладила девочку по голове:
- Воля - это то, что заставляет людей добиваться, чего они хотят, сказала она. - Если ты хочешь знать, что такое сила воли, взгляни на рабочих-нефтяников. В дождь, в снег, во время бурана они бьются на своих участках за нефть, потому что это решительные, не боящиеся никаких трудностей люди, люди сильной воли.
- Ну, а почему мама не объяснила, рассердилась на меня?
Садаф опустила голову, пряча улыбку. Она не могла ответить девочке на этот вопрос.
6
Таир и Лятифа тоже поспорили о том, что такое воля. Когда циркуляция глинистого раствора в скважине была восстановлена, ночная смена погрузилась в баркас и съехала на берег. Таир и Лятифа вместе возвращались домой. Всю дорогу от пристани девушка шла опустив голову и ни разу не взглянула на Таира. Мастер ни словом не обмолвился перед рабочими о виновнике аварии, и Таиру казалось, что холодная замкнутость Лятифы опять вызвана чьими-то происками.
- Что, опять тебе наговорили про меня? - спросил он.
- Что наговаривать? Я сама все знаю!
- Скажи, чтобы я тоже знал. В чем моя вина? Почему ты даже не смотришь на меня?
Глаза Лятифы гневно сверкали.
- Бежать собрался, я ничего не сказала. Думала мальчишка, соскучился по матери. Вернулся, и я решила, что ты понял ошибку, одумался и будешь работать как следует. Но теперь вижу, что ошиблась. Ты ни на крупицу не поумнел.
