— Нет, я не буду. Давайте продолжим. — Он нажал кнопку интеркома. — Рейчел, один черный кофе.
— Вам бы тоже следовало выпить кофе, — посоветовал я.
— Никогда его не пил, — отрезал Фрейберг.
— Если только у вас нет генетической непереносимости кофеина, других вредных последствий употребления кофе не выявлено. Напротив…
— Для какого журнала будет эта публикация, напомните?
Вопрос лобовой и совершенно предсказуемый. Мы заранее придумали название фиктивного университетского издания, и Рози уже упоминала его в начале встречи.
Но мой мозг дал сбой. Мы с Рози заговорили одновременно. Только она произнесла «Лица перемен», а я — «Руки перемен».
Это было легкое несовпадение, которое любой здравомыслящий человек принял бы за невинную оговорку, и на самом деле так оно и было. Но на лице Фрейберга отразилось недоверие, и он черкнул что-то в своем блокноте. Когда Рейчел принесла кофе, он передал ей записку. Я диагностировал у него паранойю и начал продумывать план отхода.
— Мне надо отлучиться в уборную, — сказал я. У меня родилась идея позвонить оттуда Фрейбергу, чтобы Рози могла исчезнуть, пока он будет говорить по телефону.
Я направился к двери, но Фрейберг преградил мне путь.
— Воспользуйтесь моим личным туалетом, — сказал он. — Пожалуйста, сюда.
Он вывел меня из кабинета — мимо Рейчел, к двери с табличкой «Не входить» — и оставил меня там. Другим путем отсюда не выбраться. Я достал из кармана телефон, набрал номер 411 — справочную клиники. Меня соединили с Рейчел. Было слышно, как зазвонил телефон на ее столе, и Рейчел сняла трубку. Я старался говорить как можно тише.
— Мне необходимо побеседовать с доктором Фрейбергом, — сказал я. — Это срочно.
Я объяснил, что моя жена — пациентка доктора Фрейберга и что у нее лопнули губы. После этого я прервал звонок и отправил Рози эсэмэску: Уходи немедленно.
Туалетная комната явно нуждалась в услугах венгерки Эвы. Мне удалось открыть окно, которым, очевидно, давно не пользовались. Пятый этаж, но на стенах — множество выступов. Я выбрался через окно и начал медленно спускаться вниз — сосредоточившись исключительно на выполнении этой задачи и надеясь на то, что Рози успешно справилась со своей. Я уже очень давно не тренировался в альпинизме, и спуск оказался не таким легким, как представлялось поначалу. Стена была скользкой от прошедшего накануне дождя, да и мои кроссовки нельзя было назвать идеальной обувью для скалолазания. В какой-то момент нога соскользнула, и мне чудом удалось зацепиться за кирпич. Снизу донеслись крики.
Когда я наконец коснулся земли, меня сразу окружила небольшая толпа. Рози была в первых ее рядах.
— Боже, Дон, — бросилась она ко мне с объятьями. — Ты же мог разбиться. И из-за чего!
— Риск был минимальный. В этом деле главное — не думать о высоте и не смотреть вниз.
Мы направились к метро. Рози была очень взволнована. Фрейберг решил, что она частный сыщик, нанятый кем-то из недовольных пациентов, вызвал охранников и попытался задержать ее. Не знаю, насколько законными были его действия, но мы вполне могли нарваться на неприятности.
— Как бы то ни было, я хочу переодеться, — сказала Рози. — Сегодня у нас последний вечер в Нью-Йорке. Чем бы ты хотел заняться?
Мой первоначальный план предусматривал стейк-хаус. Но теперь, когда у нас вошли в привычку совместные трапезы, надо было выбирать ресторан для «вегетарианца», употребляющего органические морепродукты.
— Ладно, что-нибудь придумаем, — сказала она. — Выбор огромен.
Мне хватило трех минут, чтобы сменить рубашку. И еще шесть минут я прождал Рози в холле. Потеряв терпение, я поднялся и постучал в дверь ее номера. Мне долго не открывали. Наконец я услышал ее голос:
— Как ты думаешь, сколько времени нужно на душ?
— Три минуты и двадцать секунд, — ответил я. — А если с мытьем головы, то еще минуту и двенадцать секунд.
Дополнительное время обусловлено тем, что кондиционер должен оставаться на волосах шестьдесят секунд.
— Подожди.
Рози открыла дверь, замотанная в полотенце. С мокрыми волосами она выглядела очень привлекательно. Я совсем забыл, что следует смотреть в глаза.
— Эй, — сказала она. — Кулона на мне нет.
Она была права. Затейливый кулон уже не мог служить оправданием. Но Рози не стала отчитывать меня за неподобающее поведение. Вместо этого она улыбнулась и шагнула ко мне. Я не был уверен в том, что она сделает следующий шаг, — как и в том, стоит ли мне шагнуть ей навстречу. В результате никто из нас не тронулся с места. Мы оба оказались не в своей тарелке — и подозреваю, что по нашей же собственной воле.
— Надо все же было принести кольцо, — сказала Рози.
На какое-то мгновение мой мозг истолковал просто «кольцо» как «кольцо обручальное» — и принялся выстраивать совершенно неправдоподобный сценарий. Потом уже до меня дошло, что Рози имеет в виду шипованное кольцо, которое я предлагал в качестве инструмента для забора крови Фрейберга.
— Столько ехать — и не получить образец.
— К счастью, как раз получили-таки.
— Ты достал? Но как?!
— В его туалете. Жуткий неряха. Ему надо бы провериться на простатит. На полу…
— Стоп, — остановила меня Рози. — Достаточно. Но в любом случае ты классно сработал.
— Очень плохая гигиена, — все же продолжил я. — Особенно для хирурга. Вернее, псевдохирурга. Возмутительная растрата профессиональных навыков. Подумать только, вставлять синтетические материалы с единственной целью: изменить внешность!
— Когда тебе стукнет пятьдесят пять, а твоей спутнице — сорок пять, возможно, ты запоешь по-другому.
— Ты же вроде феминистка, — сказал я, хотя уже начал сомневаться в этом.
— Но это не значит, что я хочу выглядеть уродом.
— Твоя внешность не должна влиять на отношение твоего партнера к тебе.
— Мало ли чего не должно быть в жизни, — сказала Рози. — Ты же генетик. Каждый человек замечает, как выглядят другие. Даже ты.
— Верно. Но я не позволяю таким оценкам влиять на мое отношение к людям.
Разговор принял опасный оборот — ведь привлекательность Рози уже обернулась для меня серьезным испытанием на факультетском вечере. Я не кривил душой, когда говорил о своих убеждениях. И мне всегда хотелось, чтобы меня тоже оценивали не по внешним данным. Но никогда еще мне не приходилось применять эти критерии на практике, стоя в гостиничном номере перед женщиной, едва накрытой полотенцем. Я вдруг понял, что сказал не всю правду.
— Если, конечно, пренебречь фактором тестостерона, — добавил я.
— Я так понимаю, что тут где-то глубоко закопан комплимент?
Разговор становился все более трудным. Я попытался прояснить свою позицию:
— Было бы неразумным превозносить тебя только за то, что ты чрезвычайно красива.
То, что я сделал в следующий момент, было, безусловно, результатом сумбура в моих мыслях, вызванного необычайно яркими эпизодами последних нескольких часов. Как то: прогулка держась за руки, побег из косметической клиники — и встреча с самой красивой на свете женщиной, почти обнаженной.
Безусловно, часть вины стоило возложить на Джина, который сболтнул, будто размер мочки уха служит показателем сексуальности. Поскольку я еще никогда не испытывал такого сексуального влечения к женщине, мне вдруг приспичило исследовать ее уши. В следующее мгновение, которое можно было бы сравнить с кульминацией романа Альбера Камю «Посторонний», я протянул к ней руку и откинул прядь волос с уха. Но, к моему удивлению, реакция Рози оказалась отличной от той, что описана в романе, который мы изучали в старшей школе. Рози обняла меня и поцеловала.
Я действительно считаю, что мой мозг имеет нестандартную конфигурацию, — но мои предки вряд ли преуспели бы в размножении, если бы не реагировали на простейшие сигналы пола. Наверное, эти инстинкты заложены в жесткий диск организма. Я откликнулся на поцелуй Рози. Она ответила на мой.
На мгновение мы разомкнули объятия. Было совершенно очевидно, что ужин задерживается.
— Знаешь, — сказала Рози, вглядевшись в мое лицо, — если тебе поменять очки и стрижку, ты вполне сошел бы за Грегори Пека в фильме «Убить пересмешника».
— А это хорошо? — В сложившихся обстоятельствах, насколько я мог судить, это было хорошо — но мне хотелось услышать подтверждение от нее.
— Он самый сексуальный мужчина из всех когда-либо живших на свете.
Мы молча смотрели друг на друга, и я снова потянулся к ней для поцелуя. Она остановила меня:
— Дон, это Нью-Йорк. Что-то вроде каникул. И я не хочу, чтобы это значило нечто большее.
— Что было в Нью-Йорке, в Нью-Йорке пусть и останется, верно? — Эту фразу подкинул мне Джин для употребления на выездных научных конференциях. Мне еще ни разу не приходилось применять ее. Она казалась мне нелепой, но в нынешней ситуации была весьма кстати.
