Проходя по Невскому, я думал о том, а не подставил ли меня староста под люли? Развлекаясь таким образом пришел в ОВИР.
Еще только готовясь, я поинтересовался у Фреда, почему в центральный, а не в местный, что на Плеханова (она же Казанская). Вы, Дух, идете по программе культурно-этнического обмена, что курируется союзным министерством. А все остальные — кто как. Вот, эти кто как — идут на Казанскую, а тебе — на Желябова.
От парадных дверей был тщательно расспрошен, записан, и препровожден в большой зал, типа ожидания. Там несколько дверей. И мужик за столом, рядом с ними. Периодически звонит телефон, и мужик вызывает по фамилии соискателя. Который и проходит в кабинет. Я ждал всего полчаса. А ступив в кабинет, чуть не взвыл от восторга.
Когда-то я выпивал с мужиком — отставным кгебешником. Он руководил службой безопасности на предприятии, с которым я много работал. Кроме прочего, он мне как-то рассказал о секретности при оформлении разного рода связников, разово едущих из союза. То есть он много баек рассказывал.
— Вот как ты представляешь себе, Петрович, оформление документов на выезд из СССР?
— Ну откуда я знаю? Контора пишет в ОВИР бумагу, что вот такого-то — пропустить и побыстрее.
— Щас! Наш человек не должен быть засвечен. А бумаги имеют свойство быть прочитанными кем угодно!
— Ну, тогда позвонить, или там, в кафе познакомить с овировцем.
— Ага-ага. И плакат дать-«Я сотрудничаю с ГБ, и еду с заданием!» Чтоб уж все знали, кто он и что.
— Блин, Сергеич, умеете вы тень на плетень наводить!
— Дело в том, Коля, что это сейчас все просто, и то есть нюансы. К примеру, оформление загранпаспортов делает частная контора. Но начальник этой конторы — в кадрах. И те, кто приходит с улицы — общаются с персоналом. А те, кто приходит к начальнику с приветом, с другим персоналом.
— А в Союзе как было?
— В Союзе нужного человека показывали овировцам на каком либо мероприятии не для всех. На какой-нибудь партконференции, нужный человек оказывался с начальником паспортно-визовой службы за одним столом, на банкете. Или в президиум, бывало, сажали. Чтоб когда он приходил в ОВИР, сотрудник понимал — это нужный и правильный человек. И буквоедствовать не стоит.
Валерия Васильевна Мезенцева, старший сотрудник, как гласила табличка на двери. Она, на вечере советско-финской дружбы, сидела в соседнем со мной кресле. И мы с ней даже перекинулись парой ничего не значащих фраз. Не говоря о том, что эта, под сороковник, приятная тетка, явно выделила Суркова. И даже, не стесняясь, спросила, вместо приветствия:
— А друг твой где?
— Здрасьте. Он на следующей неделе будет.
Дальше она взяла у меня приглашение, бегло ознакомилась и принялась инструктировать.
— Съезди в Дом дружбы. Не на Васильевский, а на Фонтанку.
— Там же ремонт.
— Зайдешь со двора, сто семьдесят второй кабинет, возьмешь справку об этнической родственной связи.
— А! Так у меня с собой!
Я ей вывалил все свои бумажки, и фото на паспорт. Она бегло их перебрала. Справка о вепской принадлежности. Справка, что учусь. Справка о том, что каникулы в феврале. Справка, что работаю на полставки сторожем, и что отпуск в феврале. Ознакомившись, она хмыкнула и достала скоросшиватель. Написала на нем Андреев Н. П. Грюкнув дыроколом, подшила мои бумажки.
— Вот тебе анкета в трех экземплярах. Заполнишь и принесешь. Когда тебя ждать?
— Через неделю.
— Не затягивай.
Анкета, что нужно заполнить — даже не бумажная, а на листе картона. С одной стороны — удобно. Но, как ее на машинке заполнить? Ладно, разберемся. С тем и отбыл.
На следующий день я пообщался с Лишовой. Перед поточной лекцией она собралась опять усесться рядом. Но я попросил её не утруждаться, и отсесть в другую часть аудитории.
— А может быть мне хочется, Андреев! — ослепительно улыбнулась она, пытаясь привычно надавить шармом и обаянием.
— Увы, Виктория. Жизнь не игра в хочу — не хочу. Уверяю тебя, человеку, из-за которого два, в общем-то, нормальных парня получили по роже, лучше держаться от меня подальше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я вдруг понял, что говорю голосом для допросов, чисто по-сурковски.
— Ты ничего не знаешь! — она побледнела.
— Тебя проводить, или свистнуть погромче, чтоб метла прилетела?
Она молча схватила сумку и ушла в другой конец помещения.
Гнусный Сурков, ни секунды не стесняясь, как и я слупил с врача справку, об уходе за больной родственницей. У того в саквояже лежала пачка чистых бланков. И теперь наверняка прекрасно проводит время дома. И я решил, что пора мне уже и себе создать уют.
До воскресенья я его себе и создавал. То есть в институт я, конечно, ходил. Но в остальном по новой мотался по городу, пытаясь создать себе хотя бы минимально привычный комфорт. Это сейчас — та еще задача.
Приятной неожиданностью стало то, что Тамара Пылаева — дипломированный повар. Медбрат Федор пребывал в восторге. Когда я привозил им продукты, он сказал, что давно так вкусно не ел.
В воскресенье, утром, мы с Сурковым выехали из города по Московскому шоссе. Доехали до Чудова, развернулись и поехали обратно.
— Вот здесь, Серега.
Мы не стали съезжать, просто проехали, сбросив скорость. Обычный карман-стоянка. С другой стороны — густой лес. Да и вокруг этой стоянки — тоже.
— Здесь, Сурков, утром седьмого ноября остановится Костя Могила. В багажнике у него будет лежать двадцать килограмм американских долларов в стодолларовых купюрах. Он в машине будет с товарищем. Тоже крутым бойцом. Их будет сопровождать еще одна машина — Москвич-412, в ней будут еще двое. Тоже вооружены. Давай думать, как нам тут справиться. И это, Сурков, я очень хочу избежать трупов.
— Ты ебнулся, Дух. И как прикажешь здесь работать?
— А я пока ничего и не предлагаю. Давай думать.
— Точно остановятся?
— Да.
Я надеюсь, что в процессе подготовки мы наткнемся на то, что я скрываю. А дело в том, что мне рассказали однажды, что здесь, возле этой стоянки орудует банда. И, не надеясь на случай, заранее подкидывает под колеса приглянувшихся машин — ежи, что прокалывают шины. Для замены колеса авто заезжает в этот карман, в котором его грабят.
Это и произошло с Могилой. У него спустило колесо, и его попытались здесь опустить на деньги. Грабители очень потом жалели. А я считаю, что это — весьма удачный расклад, чтобы нам вмешаться.
Глава 40
Слава настигла меня в понедельник, утром. Я даже не понял поначалу, отчего, когда я вошел в институт, у меня волосы повсюду стали дыбом. И лишь спустя мгновение сообразил — я в центре внимания. На первой паре верная Ленка просветила. Все знают, что ты избил Снежина и Букреева трамвайной шпалой. На Садовой. И даже хотел проткнуть отбойным молотком сердце у Снежина. Чтоб тот отстал от Лишовой. И почему ты, Коля, не сказал, что у тебя тачка есть? Меня девчонки запозорили, говорят, не могла узнать, что ли? А ты правда внук академика Гейнгольца?
Я нашел взглядом Лишову, сидящую с Приходько, в другом конце аудитории. И наткнулся на гневный прищур. Вот же змея! Сорвала покровы тайны, понимаешь. Тем более, что и парни с потока на перемене поинтересовались. У тебя на тачке спортивный руль и сиденья, гаишники как, не докапываются?
А на большой перемене стало известно, что Михаил Снежин, и Сергей Букреев переводятся из нашего института в университет. Тут уж и замдекана Коротаева, увидев меня, покачала головой. Я держал покерфейс и жалел, что не бросил эту Лишову на овощебазе, на поживу собакам, и радость грузчикам.
После занятий я поехал на Петроградскую. На Зверинской улице, в коммунальной квартире, проживает разбитная барышня. Она взялась заполнить мне анкету как надо. Я связался с ней по телефону, и она заявила, что вообще-то работает в ОВИРе, и у нее такая подработка. Так и вышло. Она забрала у меня все документы, копии справок, и, не вынимая сигарету изо рта, отправила меня за пивом. И все это тоном, не допускающим возражений. Слегка ошизев, проехал по Петроградской, пива не нашел. Плюнул, заехал в «Белую лошадь», на Чкаловском, и купил десять бутылок. К возвращению все было готово, осталось рассчитаться.
