собирались скормить пленников. В просвете мелькнули острые зубы, каждая с ладонь размером. А еще серый пульсирующий нарост на камне. В горле у меня пересохло. Они приручили оглодита.
Существо, которое вырастало из крохотной споры и покрывало все, до чего дотягивалось на своем пути, пожирая-пожирая-пожирая. У оглодитов нет мозга, нет костей, только зубы и бездонный желудок. Одна такая тварь была способна переварить целый лес со всеми его обитателями.
− Надо бежать, − сказал я.
− Что ты увидел?
− Они кормят случайными путниками оглодита. И хотят отдать ему нас.
− Что?! − Ее шепот сорвался на свист. − Ты смеешься надо мной? Это же работа для богатырей, а не для смагов! Что произошло в деревне? Где Радогост?
Ох, слишком много вопросов для моей больной головы. Я придержал цепь, чтобы она не звенела, и сполз обратно на каменный склон. Самому бы знать, где Радогост и целы ли остальные.
− На нас напали. В этой деревне нет шишигари.
− Это я и сама поняла, − Она продолжала злиться, но я понимал, что ее страшит существо за углом. − Здесь только искаженцы. Они схватили меня, когда я подумывала спуститься к вам. Выходит, это они убивали братьев?
− Верно, − сказал Мита, появляясь на пороге. Неизвестно сколько он слушал разговор. − Мы скормили их нашему маленькому помощнику. Всех, кто приходил сюда и пытался помешать. Даже волхва, что должен был исцелять раны. Когда он узнал, кто мы, так орал, что пришлось отделить его крикливую пасть от остального тулова и повесить в назидание. Но вы ведь не обучаемы, людишки. Любопытство пересиливает, и вы приползаете сюда снова и снова, чтобы стать кормом!
− Мразь!
Лиса плюнула в него и тотчас получила пощечину, от которой ее гибкое тело отбросило назад. Девушка всхлипнула. Силы были неравны, искаженец был шире и выше раза в два. Я дернулся – но оковы держали крепко.
− Не трогай ее, сын блудливой собаки!
Надо отвлечь его от охотницы, пока в уродливую башку не закрались дурные мысли. Мита неторопливо повернулся. Мясистые губы начали движение, желая ответить равноценным оскорблением…
Но он явно не ожидал, что в следующий момент одна из цепей Лисы обовьет его шею, как удавка. Охотница прижалась к его спине, раздувая ноздри от напряжения и давя изо всех сил. Ей пришлось накинуть петлю свободной рукой и ею же стягивать звенья, отставив другую максимально далеко.
Мита дернулся. Попытался согнуться, чтобы стряхнуть с себя девушку, и когда у него это не получилось, заревел. На шум прибежало несколько полукровок. Большинство уже разбрелось по окрестностям, надеясь найти выживших смагов, а те, что остались, замерли в растерянности.
− Чего вы ждете? Чтобы я ему шею свернула, как куренку? − заорала Лиса, косясь на меня. − Несите ключи от замков и наше оружие, или ваш драгоценный Мита задохнется!
− С-сука! − через силу прошипел искаженец. − Не смейте… этого… делать!
Его подчиненные замерли, наблюдая, как великан с трудом поднимается с колен. Охотница, ощутив угрозу, принялась давить усерднее. Они оба часто и неровно дышали. Затем на покрасневшем потном лице Миты возникла улыбка, в углах рта надулись пузырьки слюны…
Из последних сил он оттолкнулся от земли, врезаясь спиной в каменный свод пещеры. Я ощутил хруст костей. Не услышал, а именно почувствовал, как Лису ломает под этой огромной тушей. Удар был такой силы, что пещера дрогнула, и охотница вскрикнула. А потом обмякла.
Вожак искаженцев скинул цепь с шеи и тяжело встал, отмахиваясь от помощи. Подошел ко мне, схватив за отросшие волосы, и прошипел с ненавистью:
− Бесполезный сброд! Когда нас станет больше, мы заберем ваши земли и ваших женщин! Слышишь, сын грязи? Так велела нам наша мать! И она не блудница, это ты − пыль под ногтями Изначальных детей!
Потом отпустил, позволив упасть, и чуть отойдя, резким разворотом ноги ударил меня в лицо тяжелой ступней.
***
Ненавижу этого ублюдка. У него есть мерзкая привычка бить людей при любом удобном случае по голове.
Вновь открыв глаза, я не увидел перед собой ничего, кроме темноты. Мита унес с собой все факелы, желая страхом подточить нашу уверенность и сломить сопротивление. Наивный. Он плохо понимал, как именно закаляют смагов. Однажды меня закрыли во тьме и одиночестве на пять дней; тяжело было только в первый, потом наступило душевное опустошение. Темнота не страшна. В сравнении с тем, кто в ней обитает, она скорее защитница.
Я постарался приподняться.
За время, проведенное в бессознательном состоянии, у меня изрядно затекли спина и плечи, и, судя по жжению в запястьях, кожа там превратилась в одну сплошную кровавую мозоль. Рядом звучал тихий шелест голосов. Искаженцы продолжали спорить о том, что делать с пленниками. Они так и не сумели поймать наших товарищей, хоть и ранили одного, нагнав у верховья реки. Приятно было услышать добрые вести.
Повернувшись на бок, так чтобы цепи не звякали, я окликнул Лису, − нам требовалось обсудить дальнейшие действия.
Она не ответила. Я повторил громче, надеясь, что ей досталось не слишком сильно. Ответом была все та же тишина с вкраплениями чавканья твари по соседству и шепота полукровок. Беспокойство нарастало. Шум привлек внимание сторожей, и из-за угла вышел юнец с раздутым зобом на шее; в руках он нес желанный источник света − огарок свечи.
Я вжался в стену. Оковы напротив пустовали.
− Чего шумишь рожденный в грязи? − спросил искаженец лениво.
− Где она? − выпалил я. − Где девушка, что была со мной? Куда вы ее увели?!
− Девку-то? Зря она Миту разозлила. Теперь вот отрабатывает.
Своды пещеры сдвинулись, в голове помутнело. Они не могли… не смели… нет, только не с ней, грязные отбросы! Поняв по лицу, какие эмоции мной овладевали, юнец довольно гоготнул.
− Нее, ее для охоты увели. Хотят выманить твоих дружков, − объяснил он. − Ритуал плодности будет позже, если все пройдет гладко, и остальные смаги выйдут свою бабу спасать. В ином случае ты будешь следующей приманкой, мясо.
И ушел, весело насвистывая мотив пошлой песенки.
Я сполз по стене и сжал виски. Какие же ублюдки. Надеются выманить Радогоста и остальных, измываясь над Лисой. Ничего у них не выйдет: наставник не станет рисковать своими людьми ради одной единственной, хоть и весьма талантливой дочери торговцев. Надо выбираться. Пока я здесь, это мешает остальным смагам сосредоточиться на цели.
Железные браслеты со временем проржавели и на ощупь казались хрупкими. Должно быть, они перевидали на своем веку сотни
