рук, впитали много крови. Если постараться, возможно, получится расшатать их. К тому же костыль, на котором держалась эта конструкция, выглядел весьма ненадежным.
Но шуметь нельзя. Если шавки Миты заметят, что я пытаюсь сбежать, им в головы может прийти идея стреножить меня каким-нибудь особенно мерзким и жестоким способом. А этого нужно избегать любой ценой.
Тут вспомнилась куча мусора в углу. В глубине ее сверкал кусок металла: брошь в виде птицы, вероятнее всего, ястреба. Она могла принадлежать пропавшему Язрогу, чьим хранителем была эта птица. И она вполне подходила на роль отмычки. Искаженцы сваливали снятую с трупов одежду прямо под ликом своей богини, не разбираясь, есть ли там что-нибудь ценное. Должно быть, брезговали .
Чтобы дотянуться до броши, я должен был распластаться на полу, и даже в этом случае едва доставал бы до нее кончиками пальцев ноги. Но попробовать стоило.
Перво-наперво я подтянул ступню как можно ближе к животу; без обуви легче взять предмет. Непослушными пальцами распустил ремешок, и сразу же ощутил терпкий запах потной кожи, возбудивший в памяти воспоминания. Сотни дорог, десятки развилок и палящее солнце. А ведь мы с Селио и половины княжества Арасанского не исследовали, даже за границу его выходить не довелось…
Но к черту все, я становлюсь излишне сентиментальным.
Повиснув на цепях, я принялся шарить ступней в слепую, надеясь наткнуться на нечто холодное и острое. Совсем рядом искаженцы, заметив что-то перед собой, беспокойно чертыхнулись. Вдалеке звучали тяжелые шаги. И вой.
Только бы не Лиса… только не с ней…
Ну почему природа-мать не распорядилась, чтобы я родился лешим? С их пальцами определенно было бы проще. И даже неважно на каких уж там конечностях, они все одинаково длинные, точно ветки.
Укол в пятку.
Свернувшись жгутом, я постарался ощупать предмет. Со стороны, наверно, казался рыбой, выкинутой на сушу и сучащей «плавниками»; так что хорошо, что сейчас меня видел лишь идол мнимого божества. Сжав пальцы над брошью и ощутив тупую боль от пореза, я подтянул ее к себе.
Вой усилился.
Я едва успел натянуть обувку и спрятать украшение в подворот, когда в пещеру ворвался ослепительный свет. От такого резкого перехода под веками вспыхнули оранжевые пятна. Я мог разглядеть лишь размытые силуэты: искаженцы вели кого-то на привязи, и этот кто-то гавкал, пытаясь прильнуть к земле.
− Лиса?.. − прошептал я, утирая слезящиеся глаза
Что они с тобой сотворили?..
− Эй, человек, − обратилась ко мне темная гора, в которой легко узнавался Мита. − Человек… Скажи-ка мне ответ на один простой вопрос. Я большего не прошу − ясный короткий ответ, не больше. Кто вы такие? Кто, укуси меня медведь. Вы. Такие!!
Он схватил меня за грудки толстыми лапами и без труда поднял в воздух. Зрение возвращалось, я увидел за его плечом, как напуганные полукровки пытались приковать к стене жительницу Соловки. С ее губ срывалась пена, она заходилась хохотом и пыталась вцепиться в удерживающие ее руки.
− Я повторю вопрос, мне не сложно. Что у вас за шайка? Мы всего-то хотели покоя. Жить без страха, умирать и плодиться, как обычные существа, чье существование не оскорбляет взоры старых богов. Но вместо этого должны ловить кучку нахальных сыновей грязи. А наши женщины вдруг начинают сходить с ума. Я жду ответа, человек. Это ваша работа? − Он, не глядя, указал на беснующуюся. − Или, может, я тороплюсь с выводами? Поправь меня, если хочешь.
Я перестал что-либо понимать. Но мне стало жутко.
Эта женщина напоминала Беляну.
***
Не получив внятных объяснений, они оставили меня рядом с полоумной. Она утихла, но продолжала крутиться и ерзать, словно ее тело было клубком любовничающих змей. Изредка из впалой груди, увитой красными бусами, вырывались всхлипы.
Искаженцы по-прежнему ругались через толщу скалы, и смысл их споров был понятен. Они боялись того, что сделали смаги.
С помощью Лисы они надеялись поймать оставшихся врагов. Но сами угодили в ловушку, вынужденные отражать внезапную атаку. Одна из женщин бросилась к Радогосту, вцепилась, желая ему помешать, и внезапно взбесилась. И стала кидаться на своих. Воспользовавшись переполохом, смаги увели Лису.
Конечно, мои товарищи не могли ничего сотворить с разумом бедной деревенщины − но врагу этого знать не обязательно.
Через час Мита вернулся с раскаленной кочергой. Показал ее мне.
− Я с удовольствием засуну ее тебе в пасть. Но тогда ты не сможешь говорить, верно?
Я сглотнул.
− Ты ведь знаешь, чего я хочу, − Он опустился на колено и слегка прислонил ярко-алый край железа к обнажившейся коже у края моей штанины. В висках лопнуло око Ярило. Я завыл, задергался, пытаясь вжаться в холодный камень, лишь бы предельно отстраниться от источника боли.
Где-то там, напротив, в тон мне выла спятившая женщина.
Вожак искаженцев с любопытством наблюдал за реакцией, удерживая мою ногу в неподвижном положении. Пытка длилась пару секунд, но и те показались вечностью. Затем он убрал часть боли, оставив ноющую рану, судорожное сердцебиение и аромат собственной паленой плоти.
− Скажи, как противиться проклятию вашего главаря? − Мита оттопырил нижнюю губу, в голосе скользила неуверенность. Он чувствовал, что им нечего противопоставить колдунам-смагам. Кроме моей жизни.
− Я продолжу, пока ты не заговоришь.
Он хотел услышать ложь. Значит, он ее получит. Прямо из уст мастера лжи и мистификаций.
− Никак. Это неизбежно, мы сильнее и могущественнее вас. Вы уже мертвы, ха-ха!
− Тебя же мы как-то поймали. И девку с косицами тоже.
− Мы всего лишь ученики. А вот они – опытные колдуны. То, что они сделали с бедной сударыней, только начало. Вы все поймете сами, − из-за мощной спиной Миты выглядывали остальные полукровки. − Вы ведь уже чувствуете? Тяжесть в брюхе, тошноту, звон в ушах… Это только начало.
Язык пересох, но я все еще звучал убедительно. Симптомы обычного нервного потрясения, они и слов таких не знают. Но именно поэтому искаженцы поверят в сказанное. Я видел своими слезящимися глазами – они сами создадут панику.
− Потом будет хуже… Кровь польется из ушей, вы начнете гнить заживо, пока не утратите все конечности и не увидите самого Ныю!
Если повезет, не придется ждать спасения, эти невежды сами дадут мне свободу.
Но кочерга снова коснулась кожи, ласково, как юная жена в первую ночь брачной жизни.
− Мы не верим в ваших богов. У нас своя богиня!
− Чурка сгоревшая − ва-а-аша богиня-я-а-а!..
− Кто вы такие, зачем пришли сюда? Как вас остановить? − зрачки
