— Нет!
— Предположим. Но почему ты все время косишься в сторону? Смотри прямо и отвечай. Он лизал тебе клитор?
— Да!
— Спасибо, верю. Ты кончила?
— Псих! Идиот чертов!
— Легче всего оскорблять. Я повторяю вопрос. Кончила?
— Нет!
— Грубая ложь помешает мне простить тебя…
— Да!
— Сколько раз?
— Один!
— Расскажи кому-нибудь другому!
— Два!
— Благодарю за этот правдивый порыв… Ты рукой возбуждала ему член?
— Нет!
— Обойдемся без бабских выкрутасов. Нашу семью губит отсутствие взаимопонимания. Неужели не лучше подойти первой к мужу и честно сказать: «Милый, я брала его член и возбуждала…»
— Да!
— Тебе было приятно?
— Нет!
— Не ври!
— Да!
— Пока достаточно, подведем первые итоги. Перескажи мне всю ту правду, что мы выяснили.
— Мы лежали рядом, целовались. Он засовывал язык, я не засовывала, я рукой стимулировала ему член, он лизал мне клитор, мне было неприятно…
— Стоп! Попалась. У меня отмечено, что приятно! В каком из двух вариантов ты сказала правду? Чему верить, может, ничему?! Он вставлял в тебя член?
— Нет!
— Перестань водить меня за нос!
— Да!
— Сколько раз? Не бойся вскрыть этот нарыв. Смело обнажай свою истрепанную, опустошенную душу…
— Он засунул в меня член, перевозбудился и сразу кончил!
— Очень хорошо. Куда?!
— Что?!
— Куда кончил? На живот, на простыню, в кулак?
— Не помню!
— Ты не страдала склерозом, когда считала свои оргазмы!
— Он кончил на простыню!
— Допустим. Но призовем на помощь логику…
— Не надо!
— Он, по твоим словам, кончил мгновенно, из чего я делаю вывод, что он кончил в тебя! Да?!
— Нет!
— Да! Нам трудно потому, что ты изворачиваешься на каждом шагу. Подведем итоги. Начинай по порядку.
— Я устала! Я спать хочу!
— Ах, ты устала, натрахалась до упаду и хочешь спать, а то, что у меня сердце разрывается, то, что ты меня убила! Отвечай, засовывала язык ему в рот?!
— Да!
— Стимулировала член?
— Да!
— Сколько раз?
— Один!
— Он вставил тебе?
— Да!
— Он кончил в тебя?
— Да!
— Сколько раз?
— Один!
— Тебе было приятно?
— Нет!
— Не ври!
— Да!
— Что «да»?
— Приятно!
— Ситуация мало-помалу проясняется. Конечно, этих разговоров могло бы и не быть, если бы ты сразу говорила правду. Ты брала у него в рот?
— Нет!
— Неужели ты думаешь, я поверю, что такая развращенная и похотливая особа удовлетворится, если он сразу кончил. Ты брала у него в рот, чтоб возбудить на второй акт?
— Нет!
— Как же ты удовлетворялась? Или он массировал тебе анус?! Массировал или нет?!
— Нет!
— Ты брала у него в рот?!
— Да!
— Сколько раз?
— Один!
— Я по горло сыт твоими одними разами!
— Два!
— Он кончал тебе в рот?!
— Нет!
— Обманывая, ты исполняешь волю злых людей!
— Да!
— Сколько раз?
— Сколько надо?!
— Мне нужны не рабская покорность и безразличие, а добровольное стремление начать новую жизнь без измен.
— Два раза!
— Предположим. Ты глотала или выплевывала сперму?
— Выплевывала!
— Неприлично уличать женщину во лжи, но поверь — это наболело…
— Глотала!
— Вот сейчас я вижу, что ты хочешь, чтоб у меня тоска прошла, чтоб я мог простить тебя. Какая она была на вкус?
— Что?
— Сперма. Горькая, кислая, соленая?
— Горькая…
— Ты хоть соображаешь, что ты наделала?! Ты же не просто сперму проглотила! Ты ее распробовала! Ты убила во мне радость жизни, труда… Что ты ему говорила после того, как распробовала сперму два раза?
— Ничего!
— Допустим. А он что говорил?
— Ничего!
— Неужели тебе самой не противно?! Ты же погрязла в разврате! Я ведь тоже могу изменить тебе…
— Сделай милость!!!
— Как тебе не стыдно! Что вы говорили друг другу?
— Он нахваливал, какая я грубая и разнузданная, а я бегала вокруг кровати и кричала «и-го-го»!
— А чем я хуже твоих любовников — я ведь любил тебя, как родную, а не спал с тобой только потому, что мне больно было ощущать отпечатки чужих рук! Я наказываю тебя холодностью, веря, что пройдет время, и ты очистишься, и мы вернемся к полноценным взаимоотношениям… А сейчас заполни объяснительную.
— По полной форме?
— Да, по полной форме! Число, месяц, год, фамилия, имя, отчество, дата рождения. В качестве образца можешь воспользоваться предыдущей объяснительной.
«…В возрасте десяти лет я попала под влияние распутных женщин, научивших меня курить, пить водку и красить губы. До замужества я жила в притоне и давала всем, кто только пожелает. Я принимала по десять мужчин за день, поэтому мое воспаление придатков — следствие не простуды, а половых излишеств.
В ночь свадьбы я фальсифицировала девственность краской. Мужу начала изменять с первых дней. Все случаи, когда я запаздывала открывать двери на звонок мужа, означают мою измену. Я сожительствовала с мужчинами дома и на работе. Сосед по лестничной клетке — мой любовник, я встречалась с ним в его квартире, у него большой член, мы расстались. Врач, оперировавший аппендицит моему мужу, тоже был моим любовником. Чтоб знать все городские сплетни, я по очереди переспала с участковыми милиционерами. Я состояла в связи со всеми сослуживцами мужского пола в возрасте от семнадцати до шестидесяти лет. С последними я прибегала к „конскому возбудителю“. Когда я, раскрасневшаяся, вылезала из-под кровати, то искала не пуговицу, а отдавалась незнакомцу. Обнаруженные мужем шерстяные носки огромного размера принадлежат моему любовнику. Я вставила золотой зуб, чтоб улыбаться на улице всем встречным мужчинам. Дантисту я отдалась в стоматологическом кресле. В тот момент, когда в трамвае муж отвернулся, я ему также быстренько изменила. Периодически я вставала ночью и, пользуясь сном мужа, выходила на улицу и предлагала прохожим близость…
…Во всех моих преступлениях перед мужем я чистосердечно признаюсь и раскаиваюсь. В дальнейшем обещаю этого не делать (не изменять), в чем подписываюсь…»
— Про «и-го-го» не забыла?
— Вписываю!
— Число, подпись… Ну, рапортуй…
— Чистосердечное признание сдала!
— Чистосердечное признание принял!
Вот и настал час
Вот и настал час судить, кто кому больше напакостил: я Немецкой Проститутке или она мне.
Не поддавайтесь очарованию нацистской готики — она рабочая славянская кобыла. Коренная, может, пристяжная в сумасшедшей упряжке «Наташа — Лена — Оля» — НЛО, ненасытный лакомый обман; «Наташа — Оля — Лена» — НОЛь, бессмыслицы замкнутый круг; «Лена — Оля — Наташа» — ЛОНо, брюхо грядущее. Нет на них ни конюха, ни ямщика, летят они без дороги. Чуть поодаль сыплют валдайские звоны «Таня — Юля — Света», на полкорпуса отстали «Ира — Оксана — Марина», с ними ноздря в ноздрю олитературенная триада «Вера — Надя — Люба», скачут сами по себе приживальские лошадки Жанна, Кристина, Анжела, и где вы, мои загнанные Кати, Нины, Прасковьи… Эх, я бы оседлал какую-нибудь редкую пегасиху Элеонору, и только б нас и видели!
Немецкая Проститутка. Все радует в ней бюргерское око: и поросячья упитанная резвость, и пуделиные кудряшки, писклявый голосок, постельная одышка. Если город захватят фашисты, она сдаст меня в гестапо и сыграет на пизде «О, майн либер Августин».
Я вынужден воззвать к Альбине. Пускай придет с аптечными весами. Только такими возможно вымерять степени чувственных повреждений. Мы воскресим поштучно все измены и обиды и, овеществленные, сложим каждый в свою чашу.
Такой декабрь, такие холода… Альбина, теплая зверушка, знай, что в моей любимой шубе каракуль твоего лобка — не хлястик! Им согреваю сердце.
Я, на беду, пришел к ней в тот животный вечер. Она сказала, что у нее подруга, и предложила пройти на кухню. Проститутка, тогда еще простая Фройляйн, сидела на табурете, поджав ноги. Лицо ее проигрывало кирзового пористою выделкой, солдатской кожей. Но от Альбины мы ушли вдвоем, так устроилось. Мы целовались с ней на остановке троллейбуса, я очищал увесистые груди Фройляйн от трикотажа, она призналась:
— Ты — всепоглощающий, — и, запрокинув взгляд в июльский космос, сравнила и выбрала: — Ты — всеобъемлющий.
Номерами телефонов мы заклеймили наш союз.
Фройляйн позвонила первой. Она поторопилась со свиданьем. Под носом воспаленный герпес, усы. Бесформенные в плоских туфлях ноги, сарафан. Она мне разонравилась. Мы разошлись надолго.
Хористочка Альбина, сиплый ангел, мне пела песенку: «Хочешь, в ротик кончишь». Она предупреждала, что Фройляйн мной интересуется, далекое внимание льстило и не грело.
