Эта мысль подстегнула Руала, он пошел быстрее, почти побежал, лавируя между горами мебели и грудами камней. Он даже осмелился позвать вполголоса: «Гарра! Гарра!»
Ему показалось, что там, куда удалилось позвякивание, пропел что-то тонкий старческий голос. Потом снова – «Та-тах… Та-тах…» – заколотился тупой металлический звук, который доносился все отчетливее. Руал, похоже, приближался к его источнику.
– Пти-ичка! – снова пропел дребезжащий голос старика. – Пта-ашечка!
Та-тах, та-тах…
Руал присел.
– Пти-ичка… Чик-чирик! Чик-чирик!
Руал бесшумно перебежал и притаился за поросшим лиловыми побегами дверным косяком.
Колдун был здесь – Руал увидел сначала тонкие ноги в башмаках с бантами, потом неопрятные полы длинного камзола с поблекшим галуном, потом огромный кружевной воротник, из которого едва высовывалась покрытая завитым париком голова.
Старик вышагивал по кругу, в левой его руке был небольшой медный колокол, и Руал поразился, потому что колдун держал его за язычок. Он звонил, потряхивая рукой, и массивная чаша колокола билась о его кулак, производя тот самый глухой металлический звук: «Та-тах… Та-тах…»
Руал гадал несколько секунд, какое магическое действие производит старик, потом решился заглянуть дальше и увидел Гарру.
С потолка на четырех цепях свисал железный обруч, на обруче укреплен был большой стеклянный шар со срезанным верхом, на треть заполненный зеленой водой с бурыми, слабо шевелящимися водорослями. Над самой поверхностью воды качалась перекладина, подобная птичьей жердочке, а на жердочке сидела, вцепившись в нее пальцами, заплаканная Гарра.
– Пти-ичка… – бормотал старик нежно, потрясая своим колоколом. – Ку-ушай… – И свободной рукой рассыпал по полу не то зерно, не то шелуху, которая ложилась неприятно хрустящим под ногами слоем. – Ку-ушай…
Руал сидел, напряженный, сбитый с толку, не решаясь пошевелиться.
Старик тем временем приостановился, тряхнул рукой с колоколом и вытянул другую руку вперед, будто указывая кому-то на девочку.
– Мама! – вскрикнула Гарра.
Руал заскрипел зубами.
– Чик-чирик! – пропел колдун и принялся вдруг сыпать сбивчивыми, неразборчивыми заклинаниями. Ильмарранен тщетно вслушивался, пытаясь понять, к чему клонит старик, но в этот момент протянутая к девочке узловатая рука стала покрываться черно-рыжими перьями. В перьях разинулся красный крючковатый клюв, испуганно закричала Гарра, старик удивленно поднял пегие клочковатые брови и посмотрел на свою руку укоризненно. Клюв пропал, и перья как бы нехотя опали на пол, превращаясь на лету в блеклые засушенные маргаритки.
– Пти-ичка… – протянул колдун огорченно и обиженно. Рука его с колоколом неуверенно опустилась, и Руал, вжавшийся в дверной косяк, увидел, что рука эта окровавлена от ударов чаши колокола о старческий кулак.
Старик тоже только сейчас обратил на это внимание – покачав сокрушенно головой, он с некоторым усилием вывернул медный колокол наизнанку. Язычок теперь болтался снаружи и слабо дребезжал, катаясь по крутым колокольным стенкам.
– Пташка нежно поет, – сказал колдун удовлетворенно, – друга в гости зовет… Чик-чирик! Чик-чирик!
Он выпустил колокол из рук – грохнув на пол, тот растекся маслянистой лужей.
– А уж весна, – пробормотал старик рассеянно, вытряхнул из рукава деревянную лодочку и, кряхтя, пустил ее в эту лужу. Лодочка качнулась, повернулась на месте и утонула, скрывшись из глаз, хотя лужица была цыпленку по колена.
Старик снова покачал головой и погрозил Гарре пальцем. Девочка затряслась на своей жердочке, всхлипывая и кусая губы. Колдун опять вытянул по направлению к ней руку – Руал, весь напрягшись, подался вперед.
– Горлица в домике, – пропел старик, – сидит на соломинке… – и снова зачастил заклинаниями, в которых Руал мог разобрать только отдельные слова.
Старик то возвышал надтреснутый голос, то почти шептал, и чем дольше Ильмарранен слушал это неровное бормотание, пересыпанное бессмысленными обрывками заклинаний, тем явственнее становилось чувство, что он находится на пороге непостижимой и одновременно очевидной тайны.
Между тем слова старика возымели, наконец, действие – из лужицы, где утонула деревянная лодочка, выбралась красная птичья лапа – одна, без туловища. Неуклюже подпрыгивая, лапа принялась разгребать насыпанную стариком на пол шелуху, напоминая своими движениями о курице в поисках корма. Старик увидел ее и разочарованно замолчал. Потом слабо хлопнул в ладоши – лапа испуганно присела, дернулась и рассыпалась горстью деревянных пуговиц.
Руал не мог пока определить, что хочет сделать старик с девочкой. Одно было ясно, хоть на первый взгляд и потрясало невероятностью – старик был не в состоянии добиться того, чего хотел.
Ильмарранен бездействовал за дверным косяком, а старик тем временем возобновил свои попытки. На этот раз околесица заклинаний привела к тому, что пол во всей комнате покрылся крупной, твердой чешуей.
– Рыбка… – пробормотал старик. – Рыбка в пруду, пташка в саду… А мне скоро восемнадцать, свататься пойду, – он вдруг улыбнулся и приосанился.
Руал схватился за голову. Неясное чувство, давно уже им владевшее, в один миг обернулось твердой уверенностью. Ильмарранен тер лоб, еще и еще проверял себя, всматривался в старика, будто впервые его видел.
Превратившись в плуг, распахивал улицы… Рос из земли, подобно дереву… Запустил в пруд гигантскую пиявку с коровьим выменем… Сватовство с дохлыми гадюками, потом аквариум с птичьей жердочкой… Перья, чешуя, эта постоянная бессвязная болтовня, которая казалась издевательством, а на самом деле…
Колдун был явно, полностью и давно безумен.
То, что казалось угрозой, было на самом деле проявлением старческой немощи. Бедняга пережил свой разум, и его магический дар был теперь бесполезен, как книга в руках у слепца.
Пораженный своим открытием, Ильмарранен должен был теперь решать, как поступить. Выйти из укрытия? Пожалуй. Говорить с безумцем? Как и о чем? Внутри стеклянного аквариума дрожит девочка – она не знает, что ее мучитель скорее жалок, чем страшен. Каждая секунда промедления приносит ей новые слезы… И кто знает, чем обернется для нее очередная старикова бессмыслица? Похоже, придется подкрасться и просто-напросто огреть колдуна камнем из тех, что в избытке валяются под ногами. Оглушить или убить. Разом избавить деревню от страха.
Ильмарранен глубоко вздохнул, сосчитал до десяти и тихо, тонко засвистел, подражая птичьему пению. Колдун вздрогнул и обернулся.
Руал только сейчас увидел, как слезятся эти подслеповатые глаза, как беспомощно шлепают губы, как трясутся узловатые руки. Старик смотрел на него недоуменно, растерянно, но никак не злобно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
