Вот оно, открытое и грозное свидетельство Перекоса, хотя теплятся еще в этом документе моральные заповеди евгеньевских старожилов – из последних сил не поддаются они нажиму из Тулуна, никого не предают, а в немоте взывают к небу: «Кто же должен являться?..» Евгеньевцы пытаются сохранить единство.
До сентября месяца район еще трижды требовал разоблачения «кулацких элементов», а Евгеньевка тянула и отмалчивалась, платила сельхозналог, сообща решала насущные проблемы – правила мосты через Илирку, крепила поскотину. Чуть было не создала животноводческое товарищество, но гуртом, вспомнив былую мудрость, вновь записали:
«Население не понимает важности означенного товарищества, решили разъяснять, а посля создавать».
В двух этих строчках хорошо, на мой взгляд, видна природа сибирского крестьянина – он хитрит и ловчит, обучился писать бумаги, полные уверток. Можно понять евгеньевцев – зажиточные были среди них, но кулака не было ни одного; оторванные от других сел расстоянием, евгеньевцы научились жить в дружбе, терпеливо сносили наезды уполномоченных, подписывались на займы, платили враскачку увеличивающиеся оброки и налоги; но обнажатся страсти и в этом заповедном углу... Крик Пахома Казакевича – не случайный крик.
Хочу нарисовать поэтапно картину Перекоса, в очередной раз воспользовавшись крохами, подаренными хранилищем областного Архива. Ноябрь 1923 года.
«Секретно. Председателям волисполкомов Тулуновского уезда. При проведении трехнедельника по ликвидации недоимок обратить внимание на взыскание трудгужналога за 1922 год, причем в первую очередь сделать нажим на лиц, имеющих 3-х и более лошадей, взыскав с них налог полностью к 15 апреля. Всю налоговую работу поставьте ударной. Подтяните сельсоветы. Помните, что для контроля за вашей деятельностью будут посланы уполномоченные от УИК.
Предуисполкома Мохов. Секретарь УИКа Часовитин».
Мохов сообщает, что губисполком установил предельный срок уплаты не 15 апреля, а 1 июня с. г., с обязательством, чтобы к 15 апреля было взыскано 50%. 14 мая 1923 года. «Срочно-циркулярно
Никаких отсрочек для уплаты не давать, а на неуплативших начислять пеню в 100% к 1 февраля, в 200% – к 1 марта. У лиц, злостно уклоняющихся, описывать имущество и описи представлять в УФО (уездный финансовый отдел) для назначения продажи с торгов имущества... Настоящее распоряжение является последним... Виновных в бездеятельности и халатности привлекать к судебной ответственности за неисполнение чрезвычайного задания».
В мае же 23-го года председатель Тулунского волостного исполнительного комитета Кузнецов и секретарь ВИКа Покровский предписали всем сельсоветам, в том числе Афанасьевскому, Евгеньевскому (с Наткой), Заусаевскому (с Дубравой), Никитаевскому (с Порогом) и т. д.:
«Последний раз предлагается взыскать недоимки, числящиеся за сельсоветами. На лиц, могущих уплатить, но не желающих, составьте акты с указанием имущественного и хозяйственного положения для привлечения к ответственности».
Разъяснение уездного исполнительного комитета:
«Предположим, что плательщик должен был внести 100 рублей к 30/IV, а внес только 4 ноября, в таком случае с него следует взыскать пени: за первые 15 дней июля 10% – т. е. 10 руб. за вторые – 15% т. е. – 15 руб. за август по 25% за каждые 15 дней, всего – 50 руб. за сентябрь– 50 руб. за октябрь – 50 руб.
За 4 дня ноября, как за полные 15 дней, 25%– 25 руб. Всего 200% – 200 рублей.
Неполные 15 дней считаются за полные. Таким образом, плательщик должен уплатить 100 рублей налога и 200 рублей штрафа (пени), а всего 300 рублей[50].
Настоящее сообщается к точному неукоснительному исполнению и руководству. Вр. Предисполкома Одинцов. Зав. УФО Миронов
Зав. налоговой частью Иванов Делопроизводитель Ивановский».
В русле нашего рассказа и скупые строчки Хроники:
«...Надо отметить скрытие населением оружия казенного образца и случаи избиения председателя Перфиловского волисполкома Дубровина – коммунара на почве недовольства единым сельхозналогом кулаками деревни Манут...»
И еще:
«...настроение и отношение к соввласти удовлетворительное, если не считать некоторого недовольства в связи с ускоренным выполнением сельхозналога при настоящем бездорожье». (Это 1924 год.)
И еще:
«...Настроение населения в данное время возбужденное благодаря высокому налогу, краткости срока, уплаты 20% его и дешевизны цен на хлеб...
Надежды на скидку и льготы...»
(Это 1925 год.)
И еще – по 26-му году – героический рейд уполномоченного Бурденюка по нашим селам, повторяться не будем.
И еще: из личных анкет председателей сельсоветов.
Владимир Оржеховский:
– Большой вред в отсутствии твердых сроков в соблюдении уплаты. Объявленные сроки то отменяются, то вновь объявляются. Для выполнения налога недавно был 3-дневный срок вместо 3-месячного.
Михаил Максимович Засорин:
– Расчет ставок налога по земле, едокам, скоту не всегда согласуется с действительной мощностью хозяйства.
Анонимные ответы председателей сельсоветов на вопрос: «Есть ли преимущество продналога перед продразверсткой?»
– Не заметил.
– Есть, но незначительные.
– Тяжелый налог.
– Не по силам мужику.
(Это 1927 год.)
И еще:
«...Открытое недовольство страховкой. Этот вопрос является самым основным неудовольствием крестьян, которые говорят открыто, зачем нам» Советская власть навязывает то, что нам совсем нынче не с руки и материально тяжелое. Пусть страхует себя тот, кто может и желает.
Залепо Лука, середняк, с иронией говорит: «Надо же служащим дать службу, поэтому и выдумали страховку, а мужик знай плати». Всякие разъяснения по этому вопросу ни к чему не приводят. Население страдает от безмолья, т. к. мельницы частные позакрывали». (Это тоже 1927 год.)
И еще из 1927 года:
«На участке Добчур вопросов не задавали, а захватывая слово, выступал, например, гражданин Никита Мороз, середняк: „Нас грабят, я знай плати налоги, при царе было легче“».
После того дьявольского набега Бурденюка прошло два года, и вот, например, как вели себя наши милые евгеньевцы – в 1928 году.
Посеяно по Евгеньевскому участку (собственно Евгеньевка плюс Натка и 22 хутора) – 700 десятин.
«Платить должны сельхозналог 2466 рублей, сложено 419, осталось в конце года к уплате 2017. На конец года выполнено 1986 рублей. Страховки причиталось 1041 – выполнено 826 рублей. По распространению 4 займа укрепления крестьянского хозяйства внесено 125 руб. вместо 750.
Самообложение на вывозку лесоматериалов для постройки школы: 805 бревен – вывезли 765. Самообложение на ремонт мостов – выполнено. Отобрано самогонных аппаратов 15, добровольно сдали 2».
Обратите внимание – вовсю старались евгеньевцы не быть должниками перед государством, но то, что казалось им от лукавого (подписка на очередной заем), выполняли вразвалку: спустили план подписаться на 700 рублей, а они подписались на 125; зато по другим статьям их не упрекнешь, даже самогонные аппараты начали добровольно сдавать, невидаль явная.
Заглянем в Никитаево. Из протокола:
«...Неретин: дела с хлебозаготовками идут слабо. Нужно женщинам поддержать Красный обоз. Кто-то: По самообложению несвоевременно вносят план. В том видна недоверчивость к советской власти, говорят о неправильном использовании самообложения».
Заглянем в Заусаево. Из докладной, неизвестно кем составленной:
«Лесоустройство прошло за счет зажиточного населения. Были случаи укрытия объектов обложения. Некоторые зажиточные не молотят хлеб, задерживают хлебосдачу». (Это 1929 год.)
А ведь и так случалось – степень обложения оказывалась столь великой, что подчас сильнее била по бедняку и середняку; многие крестьяне, не только зажиточные, всякими правдами и неправдами укрывали иногда объекты обложения: производили фиктивный раздел имущества, записывали меньшее число десятин, показывали уровень урожайности более низкий, нежели на самом деле. Ухищрения появились разные, но все равно они мало помогали укрыться, спрятаться от обложения.
И наконец, 1930 год. Некая станция назначения, куда поезда въезжали не по своему хотению.
Пока проиллюстрирую 30-й год одним документом, красноречиво передающим атмосферу той поры.
«В Тулунский РИК от Автушко Григория Андреевича, с. Едогон. В феврале месяце с. г. местным сельским Советом в порядке трудгужповинности я был мобилизован на лесоразработки и для выполнения таковых отправлен на местное тагна.
За моим отсутствием сельсовет совместно с уполномоченным РИКа т. Богдановым почему-то конфисковал все до основания мое имущество, не говоря о живом и мертвом инвентаре, изъяли семенной и продуктовый хлеб, который мне выдан был тем с/советом на месячное довольствие, изъяли даже картошку и капусту... А семью, состоящую из жены и малолетних детей, выгнали из дома, поместив в дом на краю села без стекол, разломана печь и дверь, и пр. Через 20 дней я вернулся с работы, ничего не зная о происшедшем, заехал в свой дом, где при входе увидел сидящих граждан Ковалева Филиппа и Резниченко Дмитрия, бездельников, которые изрядно выпивши...
