На глазах снова наворачиваются слёзы. Мой любимый скорее всего рвёт и мечет. Ищет меня. Только мама знала, где я. Я не могла маме врать.
Когда горячие руки накрывают мои озябшие плечи, я подпрыгиваю и взвизгиваю громко от неожиданности.
Не успеваю развернуться, как меня спеленали в объятия и прижали к горячей груди, которая часто вздымалась.
— Маркуша, — заплакала я, озябшими пальцами цепляясь за руки парня.
— Малышка моя, — целует затылок. Зарывается носом в волосы. Сильнее сжимает руки на моей талии. — Я тебя отшлепаю ремнем хорошенько, за то, что сбежала. Ты знаешь хоть, как я извелся?
— Прости, — шепчу виновато.
— Если бы не твоя мама, так бы и искал тебя по всему городу. Это сообщение, а потом пропала. Ты хоть представить можешь, что я себе надумал? Я думал, что и до тебя дед добрался.
— А он и добрался, — шепчу тихо. — Угрожал жизнью мамы.
— Сука, — Марк усаживает меня к себе на колени и, наконец, я могу посмотреть ему в лицо. — Что он наговорил?
— Что мы с тобой брат и сестра. И анализы ДНК подсовывал. Что маму уже уволили. И если я не исчезну, то её убьют. Марк, — я вдруг испугалась. — Ты почему здесь? У тебя же свадьба скоро!
— Свадьбы не будет. Тектова убили. Задержали деда. На месте преступления были его отпечатки пальцев.
Я открываю рот как рыба. Такого развития событий я совершенно не ожидала. Чего угодно, но не этого.
— Сейчас, — Марк достал телефон и открыл статью, протягивая мне.
"С особой жестокостью сегодня ночью был убит прокурор Тектов Олег Владимирович. Уже холодное и обескровленное от множественных ранений тело обнаружила домработница. По предварительным данным, прокурора лишили всех пальцев рук и прострелили гениталии. Многие граждане города скорбят по благодетелю, который столько сделал для нашего города.
Но так ли был чист наш прокурор? Ведь наш корреспондент смог сделать фотографии измученных девушек, которых выводили из подвала шикарного особняка, где жил прокурор. Нам удалось связаться с отцом одной из девушек, которую держали в подвале несколько недель…"
Я перевожу ошарашенный взгляд на Марка.
— Демьян?
— Уверен, что он, — кивает парень.
— Как он это всё провернул? В одиночку.
— Он бывший спецназовец. Малыш, я бы тоже за тебя убил. Даже если бы посадили.
Я стискиваю Марка в объятиях.
— Не нужно никого убивать, — качаю головой. — А что с дедом теперь будет?
— На его складах нашли наркотики, спрятанные в подкладку диванов. Там полный треш. Уже второй день в новостях об этом только и говорят. Уже выяснили, что Тектов торговал людьми, наркотиками и оружием. Но его не посадят. Если только на том свете. А вот деду срок до конца жизни точно светит.
— И поделом, — буркнула, потирая шею, на которой оставили синяки его пальцы.
— Что это? — Марка накрывает бешенством, когда он видит следы. — Это он сделал?
— Да, — пищу, когда парень укладывает меня на спину и начинает поцелуями покрывать шею. Будто желая стереть синяки.
— Убью, мудака, — рычит, но его губы и руки очень нежные. Исследуют с осторожностью тело, задирают футболку, с которой я не смогла расстаться, ведь она пахнет им.
— Мне понравилась надпись, — говорю я, пальцами лаская его скулы.
— Обе видела? — улыбается, нависая надо мной и заглядывая в глаза.
— Нет, — хмурюсь. — Только на животе.
— Хммм… Тогда нужно будет заново написать.
— Что написать?
— Собственность Марка Котова. Руками не трогать, — сжал мои ягодицы руками.
— Твоя, — блаженно выдыхаю я, позволяя ему стянуть с ног шортики. — Твоя, — стону я, когда он толкается на всё длину в меня, удерживая лицо в своих ладонях и вглядываясь в мои глаза. — Только твоя, — кричу на весь пляж, разлетаясь на сотни мелких осколков. — А ты только мой.
— Твой, — Марк опускается рядом на холодный песок.
— Люблю тебя безумно, — носом утыкаюсь ему куда-то в подмышку.
— Выходи за меня.
— Что? — я сажусь и смотрю на Марка с неверием.
— Выходи ща меня замуж. Стань моей женой, Ань. Я хочу просыпаться и рядом тебя видеть. Хочу, чтобы ты полностью была моей. Чтобы фамилию мою носила. И футболки. Чтобы…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я поняла, — пальчиками накрываю его губы. — Я согласна, Маркуша.
Парень выдыхает облегченно и достаёт из джинсов бархатную коробочку. Открывает её и одевает на палец колечко. Целует пальцы. Прижимает руку к своей щеке.
— Это просто невероятно прекрасно знать, что ты только моя. Что только для меня. Что ты единственная. Моя.
Снова ласками спускается по телу вниз. Не позволяет коснуться его. В этот раз он дарит удовольствие только мне. Будто хочет вознаградить за то, что я дала согласие. Душа поёт. Возносится до самых небес.
Теперь у нас точно всё будет прекрасно. Теперь никто не помешает нам быть счастливыми.
Эпилог
— У Вас пять минут.
Пожилая женщина заходит в помещении, тут же встречаясь взглядом с карими глазами некогда любимого мужчины.
— Ксюша… — выдыхает поражённо седовласый мужчина.
— Здравствуй, Витя, — женщина смотрит пронизывающим взглядом. — Не забыл, значит.
— Не забыл… — сам не ожидает, что сердце зайдётся в бешенном ритме. Ведь не видел сорок лет. Казалось, что забыл.
— Однажды ты отнял у меня нечто большее, чем любовь. Ты отнял у меня самое дорогое, что может быть у женщины. Моего ребёнка. Чудесного сына, который вырос достойным человеком.
Мужчина уныло опускает голову. Он проиграл. По всем фронтам. Старый. Одинокий. Никому не нужный старик. И даже деньги не способны вытащить его отсюда. Каждое слово сердце бьёт в сердце. Забивает последний гвоздь в крышку гроба.
— Это Лёша и Миша, — на стол женщина опускает две фотографии. — И отцом они всегда называли другого человека. Достойного и честного человека, который вылечил моё сердце и научил снова любить.
— Ксюша, — дрожащими руками мужчина берёт фотографию, на которой запечатлены два подростка, стоящие у дома. Оба как две капли воды похожи на Глеба. На него самого в молодости.
— Прощай. Всё в жизни возвращается, Витя. Как бы ты не старался от кармы скрыться.
Женщина покидает помещение. А пожилой мужчина кидает взгляд на другую фотографию и хватается за сердце.
По морщинистым щекам текут слёзы. С фотографии на него смотрит семья. Большая семья. Счастливая семья, в которой ему нет места. И на этой фотографии стоят три его сына. Три настоящих мужчины, которые смогли сберечь самое дорогое, что даётся человеку свыше. Любовь. Любовь к своей женщине.
Виктор Иванович Котов умер той же ночью от сердечного приступа, сжимая в руке фотографии.
Аня
Потягиваю апельсиновый сок через трубочку, наблюдая за разыгравшимся представлением. Милка, тряхнув волосами и гордо вскинув подбородок, встала из-за стола, где расположилась наша компания.
Демьян, который до этого момента упрямо сжав губы в одну линию, смотрел на танцпол, подавился коньяком и закашлялся, заметив откровенный наряд девушки. Чёрный топ на бретельках открывал впалый живот, клетчатые шорты подчеркивали округлые ягодицы и длинные стройные ноги в массивных чёрных ботинках. Медленно, ясно для кого устраивая представление, девушка сбросила с точеных плеч кожаную курточку и запустила руки в волосы, взлохмачивая их. Мне стало жалко Демьяна, который зверел на глазах. Встав из-за стола с невозмутимым видом, мужчина отодвинул его с легкостью одной рукой, выбросил резко руку вперёд и дёрнул девушку на себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Во что ты вырядилась? — старается говорить обычным голосом, но я слышу, как он звенит от ярости.
— Тебе какое дело, — Милка ладошками упирается в грудь мужчины, отодвигая его от себя. — Я пришла в клуб, а не в библиотеку.
