Взметнув фонтан грязи, фура впереди неожиданно резко взяла влево, на встречную, завизжали тормоза, тяжелый прицеп перегородил шоссе. Голован нажал на педаль, рванул ручной тормоз, но было уже поздно – «Газель» буквально зарылась передними фарами в огромную лужу, шириной с целое озеро.
В лобовое стекло плеснуло красным. Скрежет металла, оранжевый свет, грохот опрокидывающейся на бок груженой махины.
Дворники размазывали по стеклу пятно с темными сгустками – оно все ширилось, ширилось, ширилось…
«Сбили кого-то. Я сбил, – шофер Голован видел пятно на стекле. – Теперь снова сяду!..» И потерял сознание.
Участок шоссе был оцеплен патрулями ДПС, весь автотранспорт направляли в объезд, что спровоцировало гигантскую пробку у МКАД. Оперативная машина едва пробилась сквозь нее к месту происшествия. То, что это не просто дорожная авария, Гущину доложили сразу.
– Труп был на шоссе в ста метрах от театра Гонзаго. В результате – крупное ДТП: перевернулась грузовая фура, в прицеп которой врезалась идущая следом «Газель». Оба водителя пострадали, оба в тяжелом состоянии, водитель «Газели», как в себя маленько пришел, все кричал, что он не виноват, что сидеть за это не будет, что видимость из-за дождя была плохая, он не успел никого заметить на дороге, а потом ему в стекло словно кровью плеснуло. – Инспектор ДПС от волнения слегка заикался. – Очень похоже на тот наш случай возле карьера. Мы с напарником осмотрели тело… точнее, то, что от него осталось – признаков, что она, потерпевшая, была сбита фурой, нет, а вот то, что тело на дороге уже лежало и его проутюжили…
Катя раскрыла зонт: морось с неба, как из сита. Все вокруг сырое, набухшее влагой. Темные потеки на стене парка, корявое гнилое дерево, перекинувшее свои ветки через стену на крышу театра Гонзаго. Впереди только машины ГИБДД и отдела милиции, эксперты в пластиковых плащах, похожие на марсиан, копошатся посреди огромной лужи, вода в которой странного цвета – ржавая, как мясные помои. На обочине опрокинувшаяся фура, кругом разбитые ящики – и целое море рассыпавшихся по асфальту, по траве, по глине помидоров. Может, это помидорный сок придал воде такой цвет?
Катя обошла «Газель» – передние фары вдребезги, лобовое стекло треснуло наискось, тоже испачкано бурым, загажено…
В самый центр лужи подкатили носилки, черный пластиковый мешок. Катя старалась не смотреть, ЧТО они там собирают в воде и укладывают, пакуют.
А за стеной зеленый парк, ухоженные аллеи, стриженые газоны. Если ПОСЛЕ тело выбросили на дорогу, то где ВСЕ ЭТО случилось? В парке Архангельское? На этот раз уже в парке?
Гущин, подвернув брюки, направился к экспертам, носилкам. Прошло очень много времени – наверное, целая вечность. Катя успела продрогнуть под своим зонтом. Ей тоже следовало подойти, но она не могла, боялась, что ее стошнит.
– Кто-то концы в воду прячет. – Промокший гаишник предложил ей сигарету, она отказалась. – Не желает в натуре труп жертвы демонстрировать, мол, на дороге расплющат в лепешку колеса, и никто ничего не узнает. Видели, какая она там?
– Нет. – Кате было стыдно за свой страх, за свою слабость, но поделать с собой она ничего не могла. – Во сколько произошла авария?
– Примерно в три ночи, самый глухой час. Движение на этом участке в это время небольшое, в основном грузовой транспорт в Москву. Когда мы сюда прибыли с напарником, я одну деталь заметил. Вон та липа у стены накренилась. Я фонарем посветил – там потеки крови были на коре. Но такой дождь, разве сохранишь? Все смыло.
Возле дерева работали эксперты. Внезапно Катя увидела на стене со стороны парка двоих оперативников – видимо, они прошли через главные ворота и осматривали участок, прилегавший к ограде. Через несколько минут туда подогнали пожарную машину с выдвижной лестницей.
Гущин, окончательно промокнув, вернулся к своей машине, сел сзади, разулся, чертыхаясь. Катя не стала пока его, босого, спрашивать ни о чем, он заговорил сам:
– Молодая женщина где-то до тридцати, смерть наступила более восьми часов назад. Для опознания труп практически непригоден, да и патологоанатому придется повозиться, чтобы причину смерти установить. Сейчас налицо множественные повреждения тканей и костей в результате ДТП, но это все посмертное. А вот как она умерла…
– Федор Матвеевич, посмотрите сюда, тут из отдела одну пленку нам срочно перегнали, запись допроса свидетельницы… Ну помните, когда пацан пропал в коттеджном поселке «Старица»? – К Гущину с ноутбуком под мышкой по лужам торопился один из оперативников. – Тогда школьницу одну допрашивали, его одноклассницу, ее в отдел привела сестра.
– Ну и что? – Гущин покосился на монитор, который буквально подсовывали ему под нос.
– Вот тут видеозапись наша, смотрите на сестру свидетельницы, как она одета – платье ее. А там сейчас фрагменты одежды эксперты собирают. Практически идентичная ткань по цвету, по фактуре. Фамилия школьницы – Кускова Валерия, имя ее сестры можно легко установить.
Катя заглянула в компьютер: девочка в кенгурушке, ну да, та самая – она видела ее тогда в кабинете УВД, одноклассница Данилы Москалева. Кажется, и правда она была не одна, с кем-то из взрослых, сейчас не вспомнить. А тут на пленке хорошо видно: рядом с ней сидит девушка – стройная, яркой внешности, длинные ноги в балетках, светлый тренч и под ним платье цвета граната.
По пожарной лестнице на стену карабкались эксперты.
– Тут наверху следы крови, и на дереве что-то тоже подозрительное, необходимо взять образцы коры на исследование.
Гущин скатал мокрые носки и швырнул их на пол машины, потом надел ботинки на босу ногу.
– Что нос повесила, Екатерина Сергеевна?
И ОН ЕЩЕ СПРАШИВАЕТ!
– Здесь они все куски без нас соберут. А мы пока в парк прогуляемся. Сдается мне, самое главное на этот раз – в парке… У тебя зонт больно хороший. А я свой, как на грех, дома забыл.
Они в сопровождении оперативников двинулись к главным воротам парка Архангельское. Катя оглянулась – дорога, фура, «Газель», черный мешок, носилки посреди лужи, алая россыпь спелых помидоров. Старое дерево с шишковатыми наростами на стволе, протянувшее свои ветки, как мост, – туда, за ограду.
Глава 31
Без мотива
Охранников у главного входа в парк Архангельское допрашивали оперативники. Среди всей этой сырости, что пропитала парк насквозь, как зеленую губку, «сухие» официальные допросы на «протокол» смотрелись как-то слишком уж по-киношному нелепо.
– С электричеством у нас были проблемы ночью, – донеслось до Кати, – техника по всему периметру ограды сбой дала, пока ливень кончился, пока разобрались, только утром ремонтную бригаду вызвали.
Большой дворец, отмытый дождем до блеска каскад террас, спускавшихся полукругом, все осталось в стороне. Гущин с оперативниками свернули на аллею, ведущую к гроту. Катя старалась не отставать. Здесь уже тоже выставили оцепление, хотя гуляющих в это пасмурное утро в парке было кот наплакал.
Где-то впереди хрипло лаяли собаки, просто заходились, захлебывались, потом начали отчаянно скулить, выть.
– Точно по покойнику, чтоб их! Эй, что там у вас за концерт? – поморщился Гущин.
– У кинологов проблемы, – ответил один из оперативников – из тех, что только что закончили осмотр территории возле стены у театра Гонзаго. – Собаки отказываются работать, как и в прошлый раз на карьере.
Мраморная статуя проплыла мимо – у Кати было такое ощущение, словно они все, вся опергруппа стоит на месте неподвижно, а деревья, кусты, этот вот мраморный болван… античный божок… флорентийская игрушка… все это плывет, колышется, клубится во влажном тумане.
К мраморным губам прилипли нити разорванной паутины…
А там, за стеной, на дороге – разбитые ящики, россыпь помидоров…
В ПОМИДОРНОМ ЦАРСТВЕ КАК-ТО НЕ ДУМАЕТСЯ О СМЕРТИ. И О ТОМ, ЧТО ЕЩЕ СТРАШНЕЕ…
Катя оглянулась: кто шепнул ЭТО ей на ухо?
Галерея с белыми колоннами, скамья – вон там, напротив… Она видела все это на пленке. Аллея ведет к цветникам, там и парковые шпалеры. Все это осматривали еще в прошлый раз, а теперь Гущин ведет их куда-то… Старые липы как шатер, даже в солнечный день здесь всегда густая тень, сумрак и прохлада.
– Товарищ полковник, в гроте на грунте – следы крови, на стенах множественные потеки.
Это скороговоркой донеслось из рации.
В ГРОТЕ НА ГРУНТЕ…
До грота оставалось каких-то сто метров. Гущин с опергруппой направился туда, внутрь. Катя в грот заходить не стала, да ее никто бы туда и не пустил, там тоже работали эксперты, брали пробы, образцы.
Среди зелени был виден этот аккуратный стилизованный под «древние руины» грот – нагромождение живописных камней, низкий сводчатый вход.
Дальше по дорожке стояли патрульные, сквозь пышную зелень была видна ограда, чуть поодаль высился недавно отреставрированный театр Гонзаго. Складывалось такое ощущение, что эта часть парка сильнее всего пострадала от ливня и бури – кругом были и поваленные деревья, и поломанные кусты, ветки, сорванные листья и глубокие лужи.
