- Что ты за человек? - спросил его Андрейка.
- Живем в неге, ездим в телеге, - щеголь с погоста и гроб за плечами! Вот и угадай!
Андрейка думал, думал, так и не отгадал. И только когда Васька показал из-под полы небольшой кистень, Андрейке все стало ясно.
- И ты с нами?
- Не всякому под святыми сидеть... Загладить хочу прегрешения... Смиренье девичье обуяло: будь потеплее, собирал бы я ягоды по лесным дорогам.
Андрейка рассмеялся.
- Не смейся горох над щами, и ты будешь под ногами!
- Бог милостив! По тому пути не пойду...
- Так оно и есть: соломку жуем, а душок не теряем...
Кречет усмехнулся, прикрывшись воротом. Глаза его были насмешливые, карие, усы рыжие.
- Чудной ты какой-то! - покачал головой Андрейка.
- Год от году чудных более станет... А я не один, нас много. Дай справиться, а там и нам будут кланяться.
Андрейка совершенно растерялся. Теперь он уже не знал, что и говорить. Запутал его Кречет.
Васька пришелся пушкарям по душе. Особенно сблизился с ним Мелентий, такой же, как и он, шутник и прибаутник.
Дворянин Кусков, после разговора с Василием Грязным, стал держаться в стороне от пушкарей. Не понравился ему и Кречет. Народ так решил гнушается "гулящим". Что из того! Воеводы дали приказ брать в войско каждого "охочего". И Васька отныне такой же, как и все. Он весьма искусен в игре на сопели*. В дороге тешит пушкарей хитроумным свистанием. Смешно слышать соловьиное пение зимой, среди снегов.
_______________
* С о п е л ь - дудка.
Васька сразу стал самым занятным человеком в пушкарском обозе. Удивлялись ему ратные люди - посошники. Больно хорошо он мужицкую жизнь знал, да и сказочник был отменный, не хуже Мелентия.
Войско шло так.
В головной части на лихих скакунах беспорядочно гарцевали всадники ертоульного, разведывательного, полка. Это самые отборные по ловкости, смелости и выносливости воины. Они должны были разведывать пути, ловить "языков" и открывать неприятельские засады.
Ертоульные то пускались вскачь вперед, скрываясь из виду, то рассыпались по сторонам, лихо перескакивая через канавы, ямы и поваленные буреломом деревья.
Вслед за ертоулом нестройною толпою с лопатами, заступами и мотыгами на плечах двигались даточные люди, высланные в помощь войску попутными селами и деревнями.
Основное войско возглавлял передовой полк. Им командовал астраханский царевич Тохтамыш, вместе с Иваном Васильевичем Шереметевым, Плещеевым-Басмановым и Данилой Адашевым.
"Большой", самый главный, царский полк вели Шиг-Алей, Михаил Глинский и Данила Романович.
Полком "правой руки" начальствовал татарский царевич Кайбула да князь Василий Семенович Серебряный.
Полком "левой руки" - Петр Семенович Серебряный и Михайло Петров сын Головин. В этом полку шла нижегородская мордва. Ее вел нижегородец Иван Петров, сын Новосильцев.
Сторожевым полком командовали князь Курбский и Петр Головин.
Кавказских горцев, входивших в состав полка, вели князья Иван Млашика и Сибака, пришедшие с Терека служить верою и правдою Москве. Они пользовались особым расположением царя. Он любил слушать рассказы их о кавказских народах, о горах и плодоносных долинах далекого Закавказья. Царь назначил им для услуг знавшего их родной язык дьяка Федора Вокшерина.
Муромской мордвой предводительствовал богатырь мордвин Иван Семенов, сын Курцов.
Над казаками атаманствовал лихой рубака Павел Заболоцкий, а всем нарядом (артиллерией) ведал назначенный лично царем литвин Иван Матвеев, сын Лысков.
Закованные в латы, в кольчугах, в нарядных шеломах с пышными султанами из перьев, в накинутых на плечи собольих шубах, тихо ехали впереди своих полков царские воеводы на тонконогих великолепных аргамаках. Под седлами расшитые узорами чепраки с серебряной бахромой.
Конские гривы прикрыты сетями из червонной пряжи, "штоб не лохматило"; сбруя обложена золотом, серебром, бляхами с драгоценными самоцветами. Даже на ногах у коней и то золотые украшения и бубенцы.
Беспокойно покачивают пышными султанами воеводские кони, как бы предчувствуя боевые схватки впереди.
На поясах у воевод драгоценные оружие: мечи, сабли, палаши, а на седлах маленькие набаты.
За воеводами кони цугом везли в розвальнях, убранных казанскими и персидскими коврами, золоченые щиты, запасные латы, кольчуги, мехи с вином, бочонки с соленой и сушеной рыбой, сухари, мороженую птицу...
Многие дворяне, одетые нарядно, укутали своих ногайских иноходцев звериными шкурами вместо чепраков. Шкуры цельные; лохматые лапы с когтями обхватывают бока коней, высушенные головы хищников лежат выше седельной луки. Барсы, рыси, белые медведи... Меха заморских чудищ чередуются с ковровыми, бархатными чепраками, с войлочными и рогожными попонами.
Когда под вечер раскинули станы в сосновом лесу на ночлег, Андрейка, как и другие, отправился в лес ломать сучья для костров. Он с восхищением любовался из-за деревьев воеводами и богатыми дворянами: "вот бы мне-то!" Глаза разгорелись от зависти; особенно хороши красные и зеленые сапоги воевод с золотыми и серебряными подковами.
Вернувшись из леса и разжигая костер, Андрейка сказал с грустью:
- Ничего бы мне такого и не надо... Лишь бы коня да саблю бы такую, да зеленые сапоги. И потягался бы я в те поры! С кем хошь!
Кречет внимательно посмотрел на него, улыбнулся.
- Тебя должны бабы любить.
Андрейку, как огнем, ожгло. Ему вспомнилась Охима.
- Уймись! Не то смотри!.. - сердито проворчал он, сжав кулаки.
Кречет рассмеялся:
- Аль тужит Пахом, да не знает о ком? Так, то ли?
Молча разводил Андрейка огонь, пытаясь не смотреть на Кречета. Ему стало не до шуток.
- А ты не дуйся! Правду я молвил. Мысля твоя легкая... Жизнь тяжелая, а мысля легкая... Сто лет проживешь и ничего не добьешься!
Андрейка смягчился.
- Ладно, болтай. Сатана и святых искушал.
И, немного подумав, спросил:
- Как узнать - любит или нет?
Из леса с охапками сучьев врассыпную подходили к кострам остальные пушкари. Затрещала хвоя в огне. Андрейка сделал Кречету знак: "молчи!"
Поблизости, вдоль лесной дороги, раскинулись шалаши татар, мордвы, черемисов, чувашей, горцев. Одни воины оттаивали в бадьях над огнем снег и поили коней. Набрасывали на них покрывала, кормили сеном, разговаривали с ними по-своему, как с людьми. Другие точили о брусья ножи, тесаки, кинжалы, кривые, похожие на косы, сабли.
Воеводам и дворянам холопы расставили нарядные шатры; окутали их медвежьими шкурами, устлали досками внутри и тюфяками, снятыми с розвальней.
Простолюдины - пешие и конные ратники, - составив копья "горкой", настроили шалаши из еловых виц, ветвей и прутьев, покрыли их войлоками, внутрь положили солому, сено и залезли туда на ночлег. А некоторые снаружи обваляли шалаши и снегом, чтоб теплее было.
Андрейку мучило любопытство - захотелось пойти и поглядеть на прочие таборы.
У соседних костров грелись люди с задумчивыми лицами, слушая старого бахаря. Тихим, ровным голосом рассказывал он о том, как русские рати рубились на Чудском озере с немцами и на Дону с половчанами; рассказывал о великих князьях Александре Невском и Димитрии Ивановиче Донском.
Андрейка миновал касимовских, темниковских, казанских и ногайских татар. Обошел таборы чувашей, мордвы. Кое-где ему пришлось увидеть, как молятся язычники. Любопытствовал, как зовут их бога. Татары сказали "Алла Ходай", чуваши - "Тора", черемисы - "Юма", мордва - "Чам-Пас", вотяки - "Инмар".
Парню стало смешно: сколько у людей богов! Захотелось знать, чей бог лучше. А кто может ответить? И как же так люди молятся разным богам, а делают одно? И русские, и татары, и черкесы, и мордва, и другие вместе идут на Ливонию. И в походе все дружны. Помогают татары мордве, русские черкесам, татарам, мордва русским. И просить не надо.
"Охима правду говорила - боги разные, душа одна!"
Утром застряли розвальни с пушкарями под горою. Андрейка крикнул о помощи. Прискакали кавказцы, чуваши и татары, и все вместе вытащили розвальни на пригорок. Даже хлебом делятся между собою. Андрейке захотелось узнать, как по-ихнему "земля".
Чувашин сказал: "Сир".
Черемис: "Мюлянде Рок".
Татарин: "Джир".
Вотяк: "Музьем".
"Диво-дивное! - думал Андрейка. - И землю зовут по-разному, а защищать ее идут все заодно!"
Андрейка остановился около костра. Рядом розвальни с лыжами, лодками, досками, баграми... В лодках - люди, спят по нескольку человек вместе. Так теплее. Освещенные пламенем костров торчат из лодок лапти.
Везде по дороге видел Андрейка шатры и розвальни с кадушками, с лопатами, бадьями, ломами. Даже наковальни и молоты лежали в нескольких санях. А доспехов в розвальнях видимо-невидимо. В темноте ржали лошади, поблизости от них уныло мычала скотина.
В одном месте остервенело набросились псы. Оказалось - караван с ядрами и зелейными бочками. Встрепенулась стража, зашевелились пищали и рогатины в руках.
