Катя коротко вздохнула, принимая решение. Потом сохранила файл и пересела к маме на кровать. Посмотрела на лисенка, зачем-то погладила его хвост.
— Олег… — начала она и неожиданно поняла, что не может подобрать нужных слов. Тех, которые не казенные и которые не для приема на работу. Тех, которые говорят о близких людях, не боясь солгать или показаться смешным. Тех, которые чувствуют душой, а не придумывают разумом. Еще вчера они были — и так много, что не помещались в груди. А сегодня казались Кате неискренними и чересчур приторными.
Нет, это уж совсем никуда не годилось!
— Олег понравился мне с первого взгляда, — проговорила она, возрождая в памяти день их знакомства. — Я попала в самый разгар репетиции, и он стоял на сцене, и казалось, что вокруг никого больше нет. Словно в каком-то ореоле, затмевающем всех остальных. Он шутил по сценарию, но с такой страстью, с такой натуральностью, словно проживал каждую свою фразу взаправду, и я… Я попала в его огонь и не смогла из него выбраться. Это как вспышка. Она зажгла меня и с тех пор горит в моем сердце. Восторг, восхищение — Олег заслуживает самых сильных, самых горячих чувств. Он… просто необыкновенный, мам! Другого такого не существует!
Сказала — и заулыбалась вдохновленно, снова окунувшись в те свои эмоции. И ведь не исчезли они никуда за полгода, не притупились даже. Вот третьего дня, когда Олег выбирал солистку и репетировал с претендентками номер, Катю снова охватила знакомая эйфория от одной лишь его неотразимой улыбки. Из него снова так и била страсть, заставляя Катю трепетать и замирать от чего-то неизведанного. Почему же наедине эта страсть словно терялась и Олег превращался в холодного занудного тирана?
Нет, об этом никак нельзя было думать!
Мама взяла ее руку в свои и подержала, ничего не говоря. Катя дышала старательно ровно, успокаиваясь после своей эмоциональной речи, и почему-то отчаянно хотела забрать у мамы лисенка и уткнуться носом в его шерсть. Ему можно было ничего не объяснять. Он все понимал куда лучше Кати.
— И он ценит тебя так же, как ты его? — наконец осторожно спросила мама. Катя бросила на нее непонимающий взгляд, и она тут же мотнула головой. — Нет, прости, Катюш, это глупый и неуместный вопрос, и я не должна была его задавать! Просто мне очень хочется, чтобы тебе было хорошо. И чтобы твой избранник уважал и любил тебя так, как ты этого заслуживаешь! Костя говорит, что Олег — очень достойный молодой человек, но я хотела…
— Константин Витальевич? — перебила ее Катя и отпрянула в негодовании. — То есть вы уже успели обсудить нас с Олегом за моей спиной? И что же еще говорит разлюбезный папенька? Какие мне?..
— Катя! Катя! — попыталась осадить ее мама и осуждающе покачала головой. — Никто никого не обсуждал. Костя лишь сказал, что знает Олега как серьезного и ответственного человека и что нам не стоит волноваться, пока ты с ним. По-моему, это очень хорошая характеристика для твоего избранника. И вряд ли какой другой отец отреагировал бы на известие о появлении у дочери первого ухажера с большей приязнью.
— Уж точно не тот, кто растил ее с рождения! — огрызнулась Катя и забрала у мамы любимого лисенка. Посадила его на стол рядом с монитором и сама, сев в компьютерное кресло, развернулась к маме спиной. Говорить о Строеве Катя не желала. И особенно не желала слушать от мамы дифирамбы в его честь. Она все про него знала. И что бы он теперь ни делал, оправдаться за пятнадцать лет своего отсутствия в жизни дочери никогда не сумеет!
Мама поднялась с кровати, горько вздохнула и направилась к двери. И, уже взявшись за ручку, неожиданно произнесла:
— Этого лисенка Костя подарил мне на защиту диплома. Это был единственный его подарок, с которым я не сумела расстаться. Так что часть его души всегда была с тобой. Даже когда он не знал о твоем существовании.
Катя фыркнула и не обернулась. Кого мама обманывала? Катя видела письмо, в котором мама сообщала Строеву, что у него родилась дочь, так что и речи быть не могло о том, что он «не знал». Мама, конечно, хотела, чтобы Катя приняла отца, потому и придумала всю эту слезливую историю вопреки доказательствам. Что ж, это было ее право — простить.
Катя не простила.
— Мне надо дописать реферат! — едко проговорила она, и мама, снова глубоко вздохнув, вышла из ее комнаты.
Глава 14
Карпонос нашел его сам. Аккурат после философии, на которой Рома получил «отлично» за Катюхин реферат, и теперь была его очередь выполнять обещание. Хотелось надеяться, что в последний раз.
— Поговорим! — распорядился Карпонос, убедившись, что в коридоре никого нет и никто их милую беседу не подслушает. Очевидно, светить стервозную сторону было не в его планах.
— Давно хотел, — ощерился и Рома: сегодня смотреть на лощеную Карпоносовскую физиономию ему было особенно тошно. — Да думал, может, проснется-таки у тебя совесть, вспомнишь, что такое честный уговор. Ну нет так нет, давай тогда воевать по-настоящему.
Кажется, первый натиск Роме удалось сбить без особых усилий. Карпонос презрительно прищурился, но все же переменил тон с императорского на ректорский.
— Ты будешь мне рассказывать про совесть? — задал идеально правильный вопрос он, и Рома не преминул этим воспользоваться.
— Именно я — и именно про совесть, — дурашливо согласился он. — Прибегает тут ко мне Катюха вся в слезах, говорит, Олежек ревнует, требует, чтобы она одному ему внимание уделяла. И как это называется, Карпонос? Честность? Не, не слышали.
Соперник нахмурился: явно не ожидал, что Катя поделится подобными сведениями с Давыдовым. Но ответить Рома ему не дал. Подступил чуть ближе и резко выдохнул, предупреждая:
— Так вот что я скажу тебе, Олежек: или ты Катюхи по всем правилам добиваешься, без этих твоих подлых приемчиков, или я поведаю ей о нашем с тобой споре. Уверен, ее эта информация очень
