– Я назову вас как-нибудь похлеще, если вы будете продолжать морочить мне голову. Я откровенна с вами и требую того же по отношению к себе.
Он поднял руки в шутливом испуге.
– Хорошо. Успокойтесь. Это библиотечный код какой-то книги.
– Конечно. Вот и давайте пойдем в библиотеку и посмотрим, какой книге он принадлежит.
– В какую библиотеку мы пойдем?
– В ближайшую. Идем налево.
Они повернули на восток и быстро прошагали квартал по Пятой авеню. По ступеням, охраняемым каменными львами, они поднялись ко входу в Центральную библиотеку, открыли высокие бронзовые двери и по широкой лестнице поднялись на третий этаж, в главный читальный зал. Абрамс назвал библиотекарю код книги. Пока они ждали, Тони попросил Кэтрин:
– Расскажите мне о вашей сестре Энн.
Подумав несколько секунд, Кэтрин ответила:
– Она старше меня, намного серьезнее и образованнее. Никогда не была замужем…
– Я не собираюсь к ней на свидание, – прервал ее Абрамс. – Чем она занимается?
Кэтрин с некоторым удивлением посмотрела на него. Смена ролей была для нее неожиданной.
– Ну… Она работает в Агентстве национальной безопасности. Коды, шифры, криптография, электронный шпионаж… Никаких плащей и кинжалов, просто антенны и спутники.
Прежде чем он успел что-нибудь сказать, заказанный ими номер высветился большими красными цифрами на электронном табло, и они заторопились к стойке.
Кэтрин взяла в руки массивный фолиант в зеленом кожаном переплете. Оба посмотрели на тисненные золотом буквы на обложке.
– Это «Одиссея» Гомера. – Она открыла книгу и быстро пролистала страницы. Текст был на греческом. На полях имелось множество пометок, кое-где попадались бумажные закладки, которые Кэтрин оставляла на месте.
– Арнольд читал по-гречески? – спросил Абрамс.
– Однажды я видела книгу на греческом у него на столе. Это, кстати, была одна из причин, почему я усомнилась в том, что он действительно всего лишь сержант. Я всегда подозревала, что он офицер разведки. К тому же это свидетельствует о том, что хранившиеся в архиве досье имеют большую ценность, чем некоторые считали.
Тони следил за тем, как она изучает книгу.
– Ключ не в самой книге. Ключ, если таковой вообще имеется, в названии. «Одиссея». Или в имени автора, Гомер. – Он на секунду задумался. – Говорят ли они вам о чем-нибудь? Может быть, это чей-то псевдоним, кличка?
– Нет…
– А герой? Одиссей? Или на латыни – Улисс?
Она отрицательно покачала головой.
– Тогда, может быть, сюжет? – допытывался Абрамс. – Одиссей после падения Трои отплывает домой… На его пути препятствия, удары судьбы… Цирцея, сирены и все такое. Его считают мертвым, а через десять лет он возвращается. Может, в этом скрыт смысл записи Арнольда?
– Тони, вспомните конец этой истории… После десяти лет войны и десяти лет скитаний жена Одиссея Пенелопа не узнает его. Но дома у него остался лук, который только он может натянуть. И он простреливает стрелой двенадцать топоров, чтобы доказать, что он – это он. – Кэтрин помолчала, затем тряхнула головой. – И все же мне непонятно, на что намекал Арнольд.
– Во всяком случае, вы знакомы с возможными исполнителями ролей. Обдумайте это на досуге. И мой совет – обдумайте в одиночестве.
Кэтрин взглянула на часы.
– У меня еще есть время. Я могла бы сопровождать вас.
– В Бруклин? А у вас есть паспорт?
– Перестаньте шутить в стиле Питера. Вам это не идет.
Абрамс вернул книгу библиотекарю и направился к комнате, где находились каталоги. Кэтрин пошла рядом.
– Кстати, Тони. Вы держались с Питером молодцом. Не обращайте на него внимания.
Абрамс подумал, что не обращать внимания на Питера – это то же самое, что не замечать своей тени. Они подошли к лестнице.
– Методом дедукции я делаю вывод, что многие ваши вещи остались в «Ломбарди». Почему бы нам не зайти и не забрать их?
После легкого колебания Кэтрин согласилась:
– Хорошо. Но… Вы туда не пройдете.
– А вы можете меня провести?
– Нет.
– Ну, а когда там никого нет? У вас есть ключ?
Она покачала головой.
– Но вы можете попробовать провести меня туда?
Возникла длинная пауза. Достаточно длинная, чтобы Абрамс понял, что Кэтрин привязана к Торпу не на сто процентов.
– Хорошо, я подумаю, – пообещала она. Через вестибюль они вышли на залитую солнцем главную лестницу.
– Пропавшие досье были важными? – спросил Абрамс.
– Видимо, очень. Иначе Арнольда не стали бы убивать.
Тони закурил.
– Логично. Однако они могут знать меньше, чем мы. У них есть секретные данные – имя «Талбота». Мы стараемся этот секрет раскрыть. А они не знают, насколько мы приблизились к разгадке. Поэтому им нужно спрятать все концы.
– Да. Вы ведь говорили, что «Талбот» и его сообщники будут убивать.
– Верно. Будут убивать снова и снова. Для некоторых преступников легче уничтожить любые потенциальные источники опасности, чем посмотреть рационально на проблему в целом. Я, например, знаю очень мало, но тем не менее кто-то все-таки пытался вывести меня из игры.
– Помню, вы говорили, что вам это льстит.
– Это я немного рисовался. Важен мотив. Почему они стремились убрать меня? Найдите мотив – и вы найдете подозреваемого.
– Так в чем же заключается этот мотив? Вы представляете для них какую-то угрозу?
– Думаю, дело здесь лично во мне, а не в той роли, которую я играю во всем этом.
– Лично в вас?
Абрамс кивнул.
– Ну да. Ведь покушение произошло сразу же следом за моей первой и единственной пока встречей с вашими друзьями. Может быть, танцуя, я наступил кому-то на ногу.
– Ну, это вряд ли.
– Теоретически. На практике те, кто убивает, решаются на это по самым невероятным и мелким причинам. Когда вы встаете у убийцы на пути, что-то не то говорите или не так делаете, он вас сразу приговаривает к смерти. Если вы продолжаете жить еще некоторое время, то только потому, что ему требуется спланировать преступление, причем он испытывает необыкновенное возбуждение, ощущая себя хозяином вашей жизни.
– У меня такое впечатление, что вчера вечером мы были с вами в разных местах.
– Вы, наверное, слышали, что некоторые убийцы внешне вполне респектабельны. Они могут носить смокинги и мило шутить. Но на самом деле они исключительно чувствительны к воображаемым обидам или угрозам. Посчитав, что такая угроза существует, они становятся мстительными, вспыльчивыми и крайне опасными. Как ни странно, иногда это может проявляться в демонстрации ими всяческих знаков внимания или даже сердечности по отношению к будущей жертве. Как вы думаете, я не встретил вчера кого-либо, подходящего под это описание?
Кэтрин не ответила. Абрамс отбросил сигарету.
– Знаете, если мне придется столкнуться с таким типом, то, даже не будучи уверенным в его намерениях, я, возможно, последую его же правилам: буду защищать себя самым прямым способом – путем уничтожения этой угрозы для себя. Зачем мне рисковать?
Кэтрин коротко бросила:
– Знаете, лучше я оставлю ваши бытовые проблемы вам и пойду по своим делам.
– Хорошо, только будьте осторожны.
Она направилась было вниз по лестнице, но остановилась в задумчивости и обернулась к Абрамсу.
– Послушайте, Тони. В нашей организации мы избегаем односторонних решений. Прежде чем вы сделаете вывод о необходимости прямых действий, пожалуйста, посоветуйтесь со мной.
Он кивнул.
Кэтрин сбежала вниз по лестнице на Пятую авеню, Абрамс сел на ступени, оказавшись рядом с пьяницей-стариком, державшим в руках бутылку вина.
– Нет ли у вас сорока центов, мистер? – попросил выпивоха.
Тони положил ему на ладонь два четвертака.
– Спасибо, парень, – поблагодарил старик. Затем с гримасой, которая, по его понятиям, должна была, видимо, означать улыбку, продолжил: – Зовут меня Джон. А вас?
– Одиссей, или Улисс.
– Крутое имя. Есть сигареты?
Абрамс дал ему сигарету и щелкнул зажигалкой.
– Ты знаешь, Джон, человеческий организм способен выдерживать чудовищные перегрузки. Иначе ты не смог бы продержаться столько лет на улице.
Старый алкоголик кивнул.
– Как насчет доллара?
– У Арнольда Брина был замечательный мозг. Думаю, он часто ходил в эту библиотеку. Но ему не удалось выжить, как тебе, Джон. Он видел, что к нему приближалась смерть, но он переборол в себе инстинкт самосохранения и, вместо того чтобы попытаться бежать и спастись, обнаружил присутствие духа и разума, оставив некое послание, которое могло помочь выжить другим.
Старик встал, покачнулся и снова сел. Из нескольких радиоприемников неслась громкая музыка. Группка студентов расположилась возле одного из львов. Абрамс слегка наклонился к Джону.
