Представив себе разъяренную физиономию Эльтель, Шерман невольно фыркнул. Может быть, если бы дело было только в королеве, норлок рискнул бы попросить украшение из волос Брин. Но дело было не столько в Эльтель или эльфах, сколько… в собственном оскорбленном самолюбии. За всю свою жизнь Шерман никогда и ничего не просил у женщин. Напротив. Это они добивались его благосклонности, искали с ним встреч и штурмовали двери его спальни. Норлоку и в страшном сне не могло привидеться, что когда‑нибудь он сам будет добиваться женской благосклонности. И захочет повесить на свой камзол чье‑то украшение. Шерман противился собственному идиотскому желанию, однако одна только мысль о том, что какой‑нибудь мужчина может положить глаз на Брин и попытается ее завоевать, доводила норлока до бешенства. Безумная ревность, рвущая душу в клочья, не давала ему спокойно жить. Шерман готов был привязать на свой камзол хоть десять украшений, лишь бы дать понять окружающим, что Брин принадлежит ему. Уж наверное тогда не найдется ни одного идиота, который решился бы перейти дорогу норлоку. Проблема была только в том, что Брин вовсе не принадлежала Шерману. И, похоже, даже не собиралась ему принадлежать.
Осознавать это было неприятно. И болезненно. Однако и дальше делать вид, что ничего не происходит, было просто глупо. Шерман действительно увлекся Брин. Неосмотрительно, бесконтрольно, азартно… и теперь понятия не имел, что делать с собственными чувствами. Придушить ядовитую гадину? Так уже поздно. Надо было давить ее в зародыше, как только почувствовал первые уколы непонятных эмоций. А теперь, когда змеища разожралась и растолстела, удавить ее представлялось проблематичным. Отрубить голову? А толку? Шерман не хотел себе в этом признаваться, но змея не просто успела подползти и сжать его в своих объятиях. Похоже, она умудрилась вонзить в него свои зубы. Шерман в бешенстве сжал руками виски. Как бы его это не бесило, но он действительно уже не мог победить разгоравшегося в нем чувства. Норлок заметался по комнате из угла в угол, сжимая виски все сильнее, но даже боль не могла усмирить бушевавших в нем эмоций. Шерман с размаху сел на постель и облокотился на стенку, скрипя зубами от злости на себя и на женщину, что так прочно засела у него внутри. Ему мерещились глаза Брин, ее волосы, фигура, он слышал ее смех… и помешать этому было бессильно даже разделявшее их расстояние. Да, не зря богиню любви представляют с внешностью змеи. Более подходящего облика для этого отвратительного чувства сложно было придумать. Подлая любовь, как ядовитая гадюка, нападала стремительно и неожиданно. Даже такой опытный воин, как Шерман, не смог ни защититься, ни уклониться от смертельного броска. Чуть слышное шипение, короткий свист, и сжатая пружина гибкого тела распрямляется и наносит удар. И вот уже в глазах темнеет, пальцы немеют, дыхание сбивается с ритма, а в сердце поселяется злобная свора зубастых тварей. Они визжат, дерутся и рвут его в клочья, не успокаиваясь ни на мгновение и не давая покоя.
Шерман встряхнул головой и попытался взять себя в руки. Он что, серьезно собрался так просто сдаться? Вот еще! Глупую влюбленность нельзя удавить, нельзя обезглавить, но ее вполне можно утопить в удовольствиях! Шерман просто обязан был соблазнить Брин, уложить ее в свою постель и не выпускать ее оттуда, пока не пресытится ее телом и ее ласками! Если норлок хочет вернуть себе свой рассудок и свое хладнокровие, ему просто нужно отделаться от идиотских чувств! А что лучше постели сможет помочь в этом благом деле? Сначала наслаждение, потом привычка, потом пресыщение, а затем… глухое раздражение от уставленных на тебя обожающих глаз с плещущейся в них собачьей преданностью. Раздражающие приторно – слащавые уменьшительно – ласкательные словечки, выводящие из терпения мелкие привычки, усталость от невозможности побыть в одиночестве и отделаться, наконец, от захлебывающегося счастливого щебета, закладывающего уши. Решено! Шерман приложит все усилия, чтобы уложить Брин в свою постель. И на сей раз ей не удастся от него уйти!
До захолустного трактира с многообещающим названием «Три осла» мы добрались только ближе к вечеру. Сломанное колесо и ночлег в негостеприимной деревеньке нанесли нашим денежным средствам довольно приличный урон, а потому мы проторчали на центральной площади целый день, развлекая народ всеми доступными нам способами. Население Триима, вплотную граничившее с эльфийскими землями, относилось ко всем остальным Высшим расам (кроме, собственно, эльфов) с изрядной долей снисходительного презрения, но не до такой степени, чтобы гнать нас в три шеи или игнорировать наше выступление. Денег мы собрали намного меньше, чем могли бы, но на сей раз нас, хотя бы, не стали выгонять из города, указав трактир, где мы сможем переночевать. Разумеется, местечко было не слишком престижное и не особо комфортное, но, после достопамятного постоялого двора в негостеприимной деревеньке, показалось нам почти райским. На сей раз хоть носить и греть воду нам самим не пришлось. Да и ужином хозяева нас не обидели. Простым, без особых изысков, но горячим, сытным и вкусным. А уж когда я вошла в комнату и увидела скромную постель, застеленную хоть и штопаным, но чистым бельем, я совсем расслабилась. Настолько, что решила на сон грядущий прогуляться до протекавшей недалеко от трактира речки. Подышать свежим воздухом.
– Привет, – раздался над моим ухом знакомый, хрипловато – рычащий голос.
Надо же, я еще и устроиться‑то на берегу как следует не успела. Только расстелила плащ, присела, и на тебе! Шерман! Господи, как же я, оказывается, успела по нему соскучиться! Кажется, Мирлин была права. Шерман действительно добрался до Триима раньше нас. Во всяком случае, выглядел норлок вполне здоровым, отдохнувшим и пребывающем в хорошем расположении духа. Даже более чем. Я поймала знакомый пронзительно – синий взгляд и почувствовала, как по телу бегут мурашки. Судя по горящему в глазах норлока хищному и весьма откровенному огоньку, он готовил очередную попытку меня соблазнить. И я отнюдь не была уверена в том, что мне так уж хочется сопротивляться.
– Привет! – улыбнулась я норлоку, пытаясь справиться с собственной реакцией.
– Не боишься сидеть тут одна?
– А стоит бояться? – удивилась я. – Тут же рядом земли эльфов, они вроде как к разбойникам весьма отрицательно относятся.
– Это не мешает разбойникам существовать! – фыркнул Шерман. – Что ты здесь делаешь?
– Наслаждаюсь, – просто ответила я.
А что я еще могла ответить, вглядываясь в окружающую меня красоту? Закатные лучи солнца плясали алыми бликами в речной ряби, легкий ветерок ласково шелестел листвой, а где‑то вдалеке вечерняя птица завела свою нежную песню. Здесь не было ни ухоженных клумб, ни подстриженных кустов. Это было царство беспорядка и буйства цвета, и в этом было что‑то завораживающе дикое! Здесь пышно цвели самые разные полевые цветы – о названии многих из них я даже не имела представления. Лилии и вереск, примула и лаванда наполняли ночной воздух пьянящими ароматами.
– Мне кажется, для того, чтобы наслаждение было полным, кое – чего не хватает, – прошептал мне на ухо норлок.
– Чего же это, интересно? – вздрогнула от неожиданности я.
– Ну, вот этого, например, – Шерман взял мою руку и нежно поцеловал ладонь. – Или вот этого, – добрался он губами до ямочки на локтевом сгибе.
– Ты что, собрался меня соблазнить? – дрогнувшим голосом поинтересовалась я, пытаясь воззвать к собственному хладнокровию. Однако оно, похоже, ушло в долгосрочный отпуск. Зато мучившее меня столько дней желание проснулось безо всяких усилий с моих стороны и, не взирая ни на какие уговоры, уходить прочь отнюдь не собиралось.
Поцелуи Шермана были нежными, ласковыми, легкими как мотыльки и заставляли меня терять голову. И сколько бы я ни пыталась найти в себе силы сопротивляться, надавать себе внутренних пощечин и очнуться, ничего не помогало. Ни воспоминания об истинной сущности норлока, ни ехидные мысли о собственной глупости, ни даже убежденность, что паршивый гад имел уж слишком большой опыт в целовании женщин!
– Послушай, ну ты же не можешь соблазнить меня прямо здесь? – сделала я последнюю попытку прийти в себя.
– Я?! Могу, еще как могу, – произнес Шерман глубоким, хрипловатым голосом, от которого по всему моему телу бежали мурашки. – И не только могу, но и сделаю это, – решительно отрезал он, касаясь своими губами моих губ.
Нервы, и без того натянутые как струны, ожег адреналин. Сначала поцелуй был легким и безумно нежным, норлок как будто пробовал меня на вкус, но постепенно Шерман все больше и больше увлекался. Прижав меня к себе ближе, он позволил своим губам стать властными и требовательными. Ощущения были настолько острыми и захватывающими, что когда Шерман прервал наконец поцелуй, мне показалось, что я лечу в невесомости. Где‑то в отдалении послышался стук копыт коней, рвущихся вперед в дикой и необузданной гонке. Странно… откуда здесь могут быть кони? Да нет, это не кони, это стучит сердце. Шерман прижал меня так близко, что я всей кожей ощущала этот стук. Сильный, мощный и удивительно громкий.
