Что-то не клеилось, что-то в его голосе. Он чуть не убил Феликса, не задумываясь даже, практически отправил последнего на тот свет. Вернулся отомстить? Логично и вполне объяснимо, если бы не одно «НО». Настя была в его руках, и он мог сделать с ней все, что заблагорассудится, потребовать от меня все, что ему захочется, но единственное, о чем он попросил — ждать. Зачем?
Я продолжал поиски жены, тихо, неофициально, напрягал должников, но все как один твердили, что ничего поделать не могут. Макс и Настя словно сквозь землю провалились. Опрос персонала больницы, просмотры видео с камер не дали ровным счетом нихрена. Никто ничего не видел и не знал. С другой стороны, оно и понятно, в общем-то, Макс был одним из первоклассных спецов и даже с годами вряд ли растерял сноровку.
Сообщение с неизвестного номера пришло спустя три дня после разговора с Феликсом, Макс, ублюдок, знал, как довести меня до помутнения рассудка. В сообщении был только адрес и предупреждение не тащить за собой хвост. По всем законам логики я должен был послать его по одному известному адресу и явиться на место встречи в полном обмундировании и группой захвата за спиной, только любые доводы летели к чертям собачьим, когда дело касалось моей жены.
Я не знал, что может выкинуть вернувшийся отомстить псих, он чуть не угробил Феликса и ему ничего не стоило сделать тоже самое с Настей. Я отправился к нему на встречу один, без поддержки, только с пистолетом за пазухой. С каждым километром, приближающим меня к цели, я напрягался все сильнее, стискивая зубы до противного, режущего слух скрежета.
Гнал по трасе, с силой давя на газ, стрелка на спидометре перевалила за двести, в висках отчетливо стучал пульс, а я только и мог, что повторять себе: я успею, я вытащу ее. И когда оказался в пункте назначения, подумал, что ошибся адресом. Небольшой поселок и несколько обветшалых домиков, окруженных лесом. Ни охраны, ни ограждений толковых, ничего, крое деревянных калиток, не способных воспрепятствовать чужаку. Наматывал круги вокруг, не понимая, куда ехать дальше. Не врываться же в каждый дом, в поисках жены.
Я трижды объехал территорию прежде, чем заметил знакомую фигуру в одном из дворов. В висках застучало сильнее прежнего, руки непроизвольно стиснули руль до скрипа. Мое прошло сейчас смотрело на меня сквозь тонированное стекло автомобиля. Смотрело пристально, точно зная, кто за рулем. Я затормозил резко, настолько, что визг шин разнесся по всей округе. Не помня себя от ярости и нетерпения, выскочил из машины и рванул к стоящему за калиткой «мертвому» предателю. Он даже с места не сдвинулся, стоял истуканом, сложив руки на груди и ухмылялся, вперив в меня насмешливый взгляд.
— Где она, мать твою? — вихрем налетел на бывшего друга, хватая того за грудки и прибивая к стоящей позади, обшарпанной стене. Он не боялся, продолжал насмехаться, молча, взглядом. Даже вырваться не пытался, словно был уверен, что не трону. Зря. Я готов был размазать его по этой самой стене, потому что он посягнул на самое дорогое, что у меня было — на мою женщину. — Я спрашиваю, где она? — удерживая его одной рукой, вынул пистолет и нажав на курок, снял пистолет с предохранителя.
— А ты не меняешься, что, снова-здорова?
— На этот раз я позабочусь о том, чтобы ты не вернулся, — приставил дуло ствола к его подбородку.
— Руслан, нет! — я ушам своим не поверил, звонкий голос донесся из-за спины. Родной. Знакомый. Я даже подумал, что мне почудилось, что совсем уже крышей по5езал на фоне недосыпания и переживаний за жену. Продолжил удерживать Макса, пока все не повторилось: — Руслан!
И я словно в прострации какой-то оказался, ноги стали ватными и практически перестали держать, облегчение накатило огромной волной, сметая нахрен все на своем пути. Только сейчас Макс позволил себе оттолкнуть меня, но больше он ничего не предпринимал. С большим усилием мне удалось обернуться, я боялся, боялся, что мне показалось, что все это мираж и вот сейчас я повернусь, а ее здесь не окажется. А может мне и вовсе уже по башке заехали, и я лежу где в безсознанке и брежу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Руслан, опусти пистолет, пожалуйста.
Она стояла передо мной, моя девочка, напуганная, и прижимала к себе пацана лет десяти. Тот смотрел на меня с ужасом, переводя взгляд с моего перекошенного гневом лица, на руку, в которой я все еще держал пистолет. И я ни хрена не понимал, вообще не в состоянии был воспринимать происходящее.
Я ехал сюда, ожидая увидеть ее связанную и запуганную до ужаса, повторял себе, что найду ее, прижму к себе и больше ни на шаг от себя не отпущу, потому что во всем этом только моя вина, только я виноват. Я должен был убедиться, что Макс мертв. Я был слишком самоуверен. Мы искали его тело, но течение было слишком сильным и быстро унесло слетевшего со скалы Макса на десятки километров от места падения.
— Папа, — пацан взглянул на Макса, на глазах слезы. Он уже был в том возрасте, когда примерно понимаешь, что происходит. И сейчас в его голове складывалась определенная картинка. Я видел, по глазам видел, что он сорваться с места хочет, но решается, жмется к моей Насте, держится за нее словно за спасательный круг.
— Все нормально, Сань, иди сюда, дядя просто пошутил, — словно забыв обо мне, обратился Макс к пацану, а до меня только сейчас дошло. Словно обухом по голове. Папа? Я пристально смотрел на напуганного пацана и не видел в нем ни одной черты, что указывала бы на родство с Максом и нихрена не понимал. Пацан оторвался от Насти, взглянул на меня волчонком и сделал неуверенный шаг. И уже когда оказался в объятьях Макс, последний снова обратился ко мне:
— Поговорим?
36
КАИН
У меня складывалось ощущение, что я поехал крышей, слетел с катушек и валялся сейчас в дурке, в бреду. Потому что происходящие никак не укладывалось в моей больной голове.
Я ехал сюда с намерением разорвать этого ублюдка голыми руками, я несколько дней, сука, всем богам молился, чтобы эта тварь не тронула мою Настю. После присланного видео чуть умом не тронулся и готов был глотку ему через задницу выдернуть и в горло затолкать.
Эти дни были самими страшными в моей гребанной жизни, я рисовал ужасные картины в своей голове, просыпался от кошмаров среди ночи, если вообще удавалось заснуть и ждал, ждал, ждал, потому что ни хрена не способен был сделать.
Вина, которую я испытывал перед своей девочкой, могильной плитой, весом не меньше тоны, давила на грудную клетку, и каждый день я уговаривал себя дышать, сгорая в агонии и понимая, насколько я могу быть беспомощным. И что ни хрена у меня в этой жизни нет, ни хрена!
Никакие звания, должности, заслуги не решили проблему. Ты можешь казаться себе всемогущим, можешь считать себя всесильным ровно до одного гребанного момента, когда все летит в одном общеизвестном направлении под названием «на хер». И ты наконец понимаешь, что ты ни хрена не всемогущий, ты просто кусок тупого мяса, не способный защитить своих близких. И это осознание убивало, медленно выкручивая внутренности, вырывая кишки наружу и наматывая их на горло.
Я, блядь, не жил все эти дни, я существовал просто, надеялся и молился, что увижу свою жену. И вот сейчас я ни хрена не вдуплял в происходящее. Я видел, своими глазами видел то чертово видео, на котором этот подонок приставлял к ней нож, запись, на которой было видно, как сильно она напугана. А теперь она стояла передо мной в полном порядке, даже не запертая, не связанная и прижимала к себе мальца, называвшего отцом психа, похитившего мою жену. И в этом, сука, не было абсолютно никакой логики, никакого рационального объяснения.
— Чего застыл, в дом пошли, жена твоя на удивление бесподобно готовит, — Макс усмехнулся, обнял своего пацана и пошел в дом, совершенно не боясь поворачиваться ко мне спиной. А я стоял и пошевелиться не мог, как вкопанный ей-богу, стоял и смотрел на свою жену, жадно осматривая ее на предмет ранений и следов насилия. Но кроме небольшой царапины на щеке, ничего не было. Она даже напуганной не выглядела. И, если я сдох, то я однозначно в раю. И когда она кинулась в мои объятия, я чуть было не рухнул позорно на землю, потому что ноги подкосились и с трудом меня удерживали. Я целовал, обнимал ее, ощупывал, словно боясь, что все это мираж, что она вот-вот исчезнет из моих рук, и я проснусь, открою глаза в кромешной тьме, один, без нее.
