У лосихи подкосились задние ноги, и она рухнула на землю. Вблизи она оказалась еще крупнее. Огромная туша, которая только что была живым существом. Язык вывалился, в широко открытых глазах застыл упрек. «Почему я?» – будто хотела она спросить.
– Нам нужно отвезти ее домой, – заметил Карл.
Мы связали ей ноги шпагатом и взвалили тушу на плечи. Карл шел впереди, я – за ним с задней частью животного. Лосиха была очень тяжелой. Груз мертвого тела. Мне пришлось остановиться и передвинуть ношу, чтобы удобнее было нести.
– Хороший был выстрел, – похвалил Карл.
– Правда?
Мы привязали лосиху к багажнику на крыше автомобиля. Карл надежно закрепил тушу захваченной из дому веревкой. Потом поехали в Сигтуну.
– Тебе понравилось? – спросил он.
– Не уверен, – ответил я.
Он спросил меня о Мерри.
– Ненавижу ее, – прорычал я. – Ненавижу так сильно, что хочу убить.
Он втянул щеки и покачал головой, то ли не одобряя, то ли сочувствуя.
– Я не шучу. Женщины так хорошо умеют врать, а мы им верим. Они не оставляют нам ни малейшего шанса.
– Но мужчины тоже врут, – сказал он, взглянув на меня.
– Возможно, – признал я.
– Да ладно тебе. Мы все обманываем. Может, не напрямую, но уж точно не рассказываем всю правду. Недоговариваем, привираем.
– Да ты просто альфа-самец, стопроцентный шведский альфа-самец, – удивился я.
– Все не так просто, как кажется, Сэм. Даже здесь, – холодно усмехнувшись, сказал он.
«Особенно здесь», – подумал я.
Мы вернулись домой, когда уже полностью стемнело. Карл припарковался за одним из двух своих сараев – тем, который был больше. Он оставил фары включенными, чтобы было видно, куда идти, выпрыгнул из машины и распахнул дверь сарая, приперев ее поленом.
– Сейчас будем разделывать, – сказал он.
Мы с трудом сняли лосиху с крыши автомобиля и поволокли ее в сарай. Потребовалось повернуть тушу на бок, чтобы втащить ее через дверной проем. Она полностью окоченела от холода или, возможно, просто потому, что наступила смерть, которая медленно и скрупулезно отключает все процессы живого организма. Сердце прекращает биться и накачивать сосуды кровью. И живые превращаются в мертвых.
Постоянно вспоминаю Конора, лежащего на спине в своей кроватке. Казалось, что ничего страшного не произошло. Он будто мирно спал. Неподвижное тельце, белое лицо, пустые, ничего не выражающие глаза, которые останутся такими навсегда. Он был во власти холодной смерти. Как я смог пережить тот ужасный день?
Несколько золотисто-каштановых волосинок, тайком снятых с расчески Конора и положенных в полиэтиленовый пакет. Врач в Стокгольме, предложивший провести скрининг на установление отцовства, выдал результат в тот же день. Тест подтвердил, что ребенок не мой.
А потом мертвый Конор. Его не стало. Я понял, почему Мерри желала от него избавиться. В тот день я тоже хотел, чтобы его не было.
В сарае Карла имелись крюки для мяса, пилы, гигантский холодильник, облицованный пластиком стол для расчленения животных на куски.
– Просто мечта серийного убийцы, – пошутил я.
Карл широко улыбнулся.
– Главное, – сказал он, – сначала убрать внутренности. Тогда будет меньше крови, а мясо – лучше.
Он приступил к работе. Резал, скоблил. Напоминал хирурга у операционного стола. После того как вынул внутренности, передал мне нож.
– Режь здесь, – приказал он.
Я колебался. Нож был тяжелым, отполированным кровью и смертью.
– Начинай отсюда, – инструктировал Карл, – и веди в этом направлении, – он показывал рукой, как надо резать.
Я погрузил нож в плоть и почувствовал ее сопротивление, услышал скрежет металла о кость. Я резал лосиху медленно, ее жир, сухожилия, мышцы, вырезая из нее часть за частью, превращая ее в груду кровоточащих кусков. Карл распилил реберный каркас и отделил стейки для гриля.
Закончив свежевать, мы использовали вакуумный упаковщик, чтобы расфасовать мясо, которого должно хватить на всю зиму. Пока убирали и смывали остатки крови, в дверях появилась Фрея, с любопытством взирая на то, что происходит в сарае. Она даже не вздрогнула при виде кишок и костей. Карл что-то сказал ей по-шведски. Девочка улыбнулась и кивнула.
– Она хочет на обед гамбургеры с лосиным мясом, – сказал он.
Он наполнил сумку пакетами и передал мне.
– Если понадобится еще, ты знаешь, где найти, – сказал он.
Я был грязным. Зверски уставшим. Во рту стоял привкус крови. От меня разило бойней.
В кухне в тусклом свете, идущем от духовки, сидела Фрэнк с чашкой чая.
Увидев меня, она испугалась.
Я посмотрел вниз на свою одежду. Она вся была в пятнах крови.
– Позволь мне помочь тебе, – предложила она.
Фрэнк подняла мне руки, чтобы стянуть испачканную кровью футболку. Налила воду в раковину и стала оттирать мои ладони мылом. Под струей воды ее пальцы обвивали мои, ее ладони находились в моих. Она стояла так близко, что я чувствовал ее запах, и ее длинные волосы касались моего лица, раскачиваясь вперед-назад.
На ней была лишь ночная сорочка, едва прикрывающая тело. Через тонкий атлас просвечивались все ее прелести. А когда она наклонялась вперед, я мог видеть даже больше.
Все они одинаковы. Все, без исключения. Ты хочешь, чтобы они помогли тебе сполна познать все радости этой жизни, а в результате они тебя опустошают.
Казалось, что я пропитался запахом мертвой лосихи. Меня бросило в жар, перед глазами – ножи, острые и окровавленные. Вспомнил недавние звездные ночи. Фрэнк, изнывающую от желания. Чего она тогда хотела? Чего хотел я сам?
Я притянул ее к себе и впился губами в ее губы. Ее глаза напоминали бездонные темные озера. Мои руки обнимали ее талию. Я чувствовал тепло и шелк ее кожи. Мне хотелось большего. Хотелось вернуться в те звездные ночи.
Фрэнк молча отстранилась, не сказав ни слова. Вытерла рот тыльной стороной ладони и медленно ушла, растворившись в темноте дома.
Мерри
Лиор, детская медсестра из Тель-Авива, покинувшая своего малыша одного в ванне. Верити из Перта, которая постоянно держит балконную дверь чуть приоткрытой.
– Если не вы, то кто тогда это сделал? – пытается строить догадки детектив.
Может, она отказывается верить в то, что есть матери, которые хотят избавиться от своих детей.
– Я не знаю, – сказала я. – Я просто не знаю.
– Подумайте, – приказала детектив Бергстром. – Кого вы здесь знаете? Кто знает вас?
Я покачала головой. Все вокруг обожали ребенка, обнимали и целовали его. Папочка, тетя Фрэнк, дружелюбные соседи – Карл, Эльза и малышка Фрея. Все его искренне любили. Только я его обижала, потому что была сломлена и подавлена.
– Не знаю, – снова сказала я.
Не могу подумать ни о ком, кроме самой себя, кто желал бы ему смерти.
Детектив Бергстром ничего не записывала. Но, казалось, внимательно слушала.
Я должна во всем признаться Сэму. Ну, не во всем. Кое в чем. Кое в чем придется сознаться. А сейчас я повторяла детективу то, что она сама мне раньше говорила.
Я рассказала ей, как иногда меня охватывало чувство одиночества и тоски. Я ощущала разочарование и изолированность, словно Сигтуна была моей тюрьмой, наказанием за какие-то мои грехи. Я сказала ей, что время от времени хотела покончить жизнь самоубийством (конечно, не могла не приврать немного) или уехать навсегда, бросив Сэма и ребенка. Призналась, что пару раз, находясь в полном отчаянии, слишком сильно сдавливала Конора, когда он плакал, а я не могла его успокоить. Чувствовала, что я – плохая мать и что ему будет гораздо лучше без меня.
Она кивала, пока я говорила. Именно это она и хотела услышать. Я всегда знаю, что люди хотят услышать.
Она упомянула форум. Они взяли мой ноутбук и проверили историю браузера.
– Да, я заходила туда, – подтвердила я, – потому что мне было очень одиноко и я ощущала себя неполноценной женщиной.
