– А он видел, видел, кто убил моего ребенка? Он там был в тот момент? – спросила я.
– Нет, к сожалению, нет. Или, возможно, к счастью для него, нет. Юноша рассказал нам, что пришел в хижину незадолго до того, как вы вернулись. Он видел, как вы подошли к коляске, взяли в руки мягкую набивную игрушку. Он именно так сказал. Слышал, как вы кричали. Сказал, что вы подняли ребенка и пытались сделать ему искусственное дыхание. Видел, как вы бились в истерике, находились в состоянии шока. Он сказал, что хотел помочь, но боялся, что отец узнает о его похождениях в хижине.
Детектив Бергстром смотрела на меня. Она не улыбалась, но и не выглядела хмурой.
– Для вас это хорошая новость, – сказала она.
Но мне так не казалось. Я чувствовала несправедливость. Как так могло случиться?
– Он видел кого-нибудь еще в лесу? – спросила я.
– Нет. Юноша подошел к хижине буквально перед тем, как вы возвратились. Должно быть, он появился с противоположной стороны. И его девушка тоже. Они никого не заметили.
Она снова, как обычно, вытянула руки над головой и потянулась. Я услышала, как хрустнуло у нее в плечах.
– Наши ребята также проверили ваш телефон. Они проследили маршрут вашей пробежки по фотографиям, которые вы делали. Время и места совпали с теми, о которых вы мне сообщили. Принимая во внимание установленное время смерти, можно сделать вывод, что вы не могли совершить убийство.
– Фотографии, – произнесла я.
Я совсем забыла о них. Светлое и переливающееся разными цветами озеро, завораживающая красота блестящего мира, который лежал подо мной. Я долго там стояла, околдованная всем этим великолепием.
– Мерри, – сказала детектив Бергстром, – я вам верю. Верю, что вы не убивали своего сына.
Я кивнула и вздрогнула.
– Я свободна и могу идти? – переспросила я.
– Да.
– Но пока ничего не ясно, ведь так?
– Но по крайней мере ясно, что это сделали не вы. Сейчас мы рассматриваем все другие возможные сценарии. У нас есть потенциальное место преступления. Криминалисты исследуют территорию вокруг поляны и хижину. Они обязательно что-то обнаружат. Следы, волокна ткани. Что-нибудь найдется. И мы выясним, кто сделал это с вашим сыном.
Я сидела и смотрела на нее:
– Значит, я прямо сейчас могу идти домой?
– Да, вы свободны. Можете идти домой.
Домой. Там Сэм, охваченный страшным гневом. И он в любой момент может обрушить этот гнев на меня. На жену, которая обманывала его. На жену, которая причиняла боль его сыну. И он имеет на это право. Он отомстит мне. И это неизбежно.
– Возможно, вы с мужем сможете определиться, как вам дальше жить, – сказала детектив Бергстром, словно читая мои мысли, – будете вы вместе или нет.
Она сложила в стопку папки. Повесила сумку через плечо. Казалось, ей не терпелось уйти и избавиться от меня.
Я чувствовала зверскую усталость. Ощущала себя подлой мерзкой тварью. А еще что-то прилипло к подошве туфли.
– Я – чудовище, – произнесла я. – Правда? Даже если я не убивала его.
Она встала и открыла дверь.
– Нет, Мерри, – сказала она. – Я думаю, что вы просто одна из многих несчастных женщин.
Фрэнк
Мерри вернулась. Проснувшись, я обнаружила ее на кухне. Она как ни в чем не бывало заваривала себе кофе. И вела себя так, будто события последних нескольких дней мне просто привиделись.
– Ты дома! – воскликнула я, не зная, обнять ее или бежать прочь.
– Привет, Фрэнк.
– Что произошло? Как случилось, что ты вернулась?
– Ты, кажется, разочарована? – заметила она.
Волосы ее были совсем мокрыми, на пол стекали небольшие лужицы.
– Боже, нет, конечно, – возразила я. – Здорово, что ты снова дома. Я имела в виду, что произошло, что они тебя отпустили? Мы с Сэмом ничего не знали и думали, что они все еще расследуют… Ну, понимаешь, было ли это преднамеренным и что именно произошло на самом деле…
– Я ни в чем не виновата – вот что произошло. Ты же мне веришь, Фрэнк, правда? Ты веришь, что это сделала не я?
– Конечно, конечно, – согласилась я. – У меня и в мыслях не было, что ты на такое способна. О, Мерри, какой ужас, это просто в голове не укладывается! Немыслимо! Сначала смерть Кона, а потом – вот это… Чудовищно думать, что это было… – я не могла заставить себя произнести это слово. Убийство. Убийца.
Она медленно пила кофе. Потом налила себе еще немного. Она выглядела слишком худой, слишком бледной. Измученной. Но это, конечно, вполне понятно. На мгновение она, казалось, глубоко задумалась, а потом снова посмотрела на меня. Налила еще одну кружку кофе и протянула мне. Я шагнула ближе, чтобы взять ее, вступила в лужу, которая набежала с ее мокрых волос, и почувствовала, как носки тотчас пропитались холодной водой.
– Они нашли свидетеля, – произнесла Мерри. – Пришел один человек. Он видел, что произошло.
– Свидетель? – удивилась я. – Откуда? Что он сказал? Что он видел?
Носки все больше пропитывались влагой. Кофе. Я расплескала его.
Мерри внимательно наблюдала за мной.
– Осторожней, – предупредила она.
Руку обожгло, я шагнула к столу, чтобы скорее поставить кружку.
– Ты наверняка измучена до предела, – заметила я. Потом согнулась, наклонилась к ее ногам, чтобы вытереть лужу. Она не шелохнулась. Я чувствовала ее взгляд.
– Где Сэм? – спросила она поверх моей головы.
– Наверное, в сарае, – ответила я. – Он уже несколько дней там ночует. Там ужасно холодно, но, как я понимаю, это то, что ему сейчас нужно. Холод. Твердый пол.
Я подняла взгляд на подругу. Она внимательно на меня смотрела:
– Ты все еще здесь, Фрэнк.
Мерри
В сарае Сэм лежал, свернувшись в тугой клубок. Он сунул подушку между двумя ящиками и накрылся с головой одеялом в тщетных попытках согреться. Рядом с ним – бутылка и пачка сигарет. Это слишком отличалось от нашего типично шведского здорового образа жизни. Слишком.
Я присела рядом с ним. От мужа ужасно воняло. В уголках губ запеклась слюна. Лицо лоснилось от жира. Он приоткрыл один глаз.
– Какого черта ты тут делаешь?
– Сэм, это была не я. Они меня отпустили.
Он отвернулся от меня. От него ощутимо несло перегаром и давно немытым телом.
– Обманщица, – проворчал он. – Чертова лгунья.
– Нет, – возразила я. – Есть свидетель. Есть доказательства того, что я этого не делала.
– Лгунья, – повторил он.
Я вышла из сарая, закрыла за собой дверь и вернулась в дом.
В детской комнате я уткнулась носом в детское одеяльце и вдохнула запах. Я нюхала и щупала игрушки, все еще измазанные детской слюной. Одинокий и заброшенный медвежонок с печеньем, с жеваными ушами и замусоленным мехом. Я вдыхала его запах и даже сунула в рот угол шерстяного одеяльца, чтобы почувствовать его вкус и на миг представить, что ребенок сидит у меня на руках, прижимаясь к груди.
Я открыла холодильник и заглянула внутрь. Ряды плотно закрытых баночек с детским питанием все еще стояли на верхней полке. Брокколи с морковью. Цукини с красным перцем. Картофель с горошком, его любимые. Я почувствовала знакомый спазм боли в животе. Умер. Погиб. Это ты виновата. Ты этого заслуживаешь. Когда-нибудь всплывет все, Мерри. Вся твоя ложь.
Кто это сказал? Я не могу вспомнить даже лица.
Я взяла мусорный пакет и стала бросать в него все эти контейнеры и баночки, одну за другой. Обеды и ужины, которые никогда не будут съедены. Я подумала о тех днях, когда оставляла его голодным. Днях, когда я даже не пыталась сунуть ему в рот больше одной-двух ложек. Я видела его лицо, открытое, доверчивое… Он рассматривал этот новый для него мир своими огромными глазами с длинными темными ресницами, старался получить новую информацию, найти улыбки. Ему ничего от меня не было нужно, кроме простого природного чувства – материнской любви.
Материнская любовь. Безусловная любовь матери. Куда она подевалась? И где она была раньше? Мне жаль. Мне очень жаль, Конор. Прости меня, сын! Меня замутило. Хотелось закричать.
