унесло ее прочь отсюда. Она отдельно оговорила, чтобы служба прошла без мессы. Мать пришла бы в ужас, но Шона знала, что не вынесет затянувшуюся агонию прощания.
В церкви было прохладно и уже многолюдно, когда траурная процессия проследовала внутрь. Священник приветствовал их и окропил гроб святой водой. Для него это был еще один день в святом месте, повидавшем много заупокойных служб, в том числе по Рудольфо Валентино, Альфреду Хичкоку, Фрэнку Синатре и Рите Хейворт. Когда Шона направилась к передней скамье, ее провожали взглядами. Сколько знакомых лиц! Брэд и Джен, шикарные и красивые, как всегда, в почти одинаковых сшитых на заказ костюмах. На несколько рядов впереди от них – Харрисон Форд с женой Мелиссой, оба кивнули сдержанно и бесстрастно. Семья Дэна в полном составе – кроме матери, которая была убита горем и слишком стара для подобного путешествия, – сидела на передней скамье. Шона сжала губы, давя душащую ее обиду. Ее мать сказала, что за такой короткий срок они не успеют собраться, чтобы лететь в Лос-Анджелес.
Чувствуя себя ужасно под прицелом обращенных на нее взглядов, Шона уставилась на богато украшенный мраморный алтарь, но время от времени поглядывала на гроб. Будь у нее хоть капля веры, которая придавала силы ее матери, она бы не думала о том, что тело Дэна лежит там. Что он никогда больше не улыбнется ей легкой, мимолетной улыбкой. И не посмеется вместе с ней над только им понятной шуткой, и его теплые голубые глаза никогда больше не подмигнут ей поверх «рей-бенов». Шона невольно всхлипнула и вскинула подбородок выше. Она выдержит, и Дэн будет гордиться ею. Хотя она понятия не имела, что будет делать без него. Рот у нее скривился, нижняя губа задрожала, когда она отчаянно пыталась подавить эмоции. Слезы по Дэну были ее личным делом, не предназначенным для публики. Черт побери, ты актриса или кто? Вот и ломай комедию, приказывала она себе. Но это не помогало. Как она ни сдерживала рыдания, они подкатывали к горлу, душили ее, слезы наворачивались на глаза и текли по щекам. Рокси, не глядя, нашла ее руку и сжала.
Служба казалась бесконечной, и колени у Шоны ныли, несмотря на сшитую вручную подушечку. Когда Гэри поднялся, чтобы произнести надгробную речь, ей удалось взять себя в руки. Дэн в полной мере заслужил дань уважения от этого прославленного кинематографиста, назвавшего его «одним из лучших режиссеров нашего поколения, который никогда не забывал о том, как важен каждый человек».
Наконец гроб вынесли, и Шона в очередной раз вытерла слезы бумажным платочком, которых у Рокси был неиссякаемый запас.
– Ты блестяще держишься. Осталось недолго, – сказала она.
– Шона, дорогая, я очень сожалею о вашей утрате. Дэн был… замечательным человеком.
Шона поморщилась и небрежно кивнула ведущей местных новостей Барбаре Дрейвен.
– Надеюсь, вы посмотрели некролог, который мы подготовили, – натянуто улыбнулась Барбара.
– Боюсь, что нет.
Шона держалась вежливо, но оправдываться не собиралась. Когда гроб с телом Дэна опустили в землю, внутри нее что-то сломалось, а ей еще предстояло пережить поминки.
– Это она серьезно? – прошептала ей на ухо Рокси, когда они вошли в банкетный зал отеля «Беверли-Хиллз», где собрались скорбящие.
– Все, что касается местных новостей, для нее серьезно – она их печет, как пирожки. Почему здесь так много медийщиков? Голливуд обычно не особо интересуется режиссерами, будь они даже трижды замечательными и талантливыми.
Она чувствовала, что ее нервная система снова дает сбой.
– Потому что он был замечательным, талантливым и женат на тебе, одной из самых ярких звезд Голливуда.
Шона никогда не забывала о том, что знакомство с Дэном стало ее счастливым билетом, и всегда признавала, что он дал ей старт в кинобизнесе. Она также понимала, что история о том, как началась ее карьера, придавала романтический флер их браку и репутации одной из самых влиятельных пар Голливуда. Но все последующее было результатом упорного труда, целеустремленности и самоотдачи. Она не могла поверить, что теперь все закончилось: их жизнь и все, что они построили. Теперь она никогда не узнает, что терзало Дэна. Наверняка она знала лишь одно – что связанные с этим стресс и тревога стали одной из причин его кончины.
Экспертиза нашла в крови Дэна следы кокаина. Шона знала, что он употребляет, при голливудском образе жизни с его бессонными ночами, долгими съемками, нескончаемым процессом монтажа без наркотиков не обойтись. Сама она редко прикасалась к этой дряни, предпочитая крепкие напитки, но ей следовало приложить больше усилий и остановить Дэна. И за это она корила себя тоже.
Гул голосов в банкетном зале сменился шепотом – казалось, присутствующие отступили от нее, точно между ними и Шоной существовала невидимая преграда, за которую никто не хотел заступать. Впервые в жизни она ощущала себя настолько одинокой. Ей послышалось, как кто-то сказал:
– Бедняжка, всегда узнаешь последней…
Узнаешь о чем?
– Шона? – Почувствовав прикосновение, она вздрогнула. Это был Айзек. – Ты как?
– Терпимо, – сказала она, с тоской глядя на открытые двери. – О Дэне говорят так много хорошего. Я знала, что он был прекрасным человеком. Оказывается, не только я это знала.
– Ага… он был настоящим святым. – Айзек смотрел куда-то вдаль, серые глаза глядели отчужденно. Потом он повернулся к ней и похлопал ее по руке. – Ты сегодня ела?
Шона подняла бровь, скривила губы.
– А ты как думаешь?
– Я думаю, хотя ссылаться на меня не следует, что излишняя худоба не канает даже в Голливуде. – Он вскинул густую седую бровь. – Не забывай, я стою на страже своих активов. Тебе нужно поесть.
– Спасибо, Айзек. – Она знала, что за грубоватым тоном агента скрывается искренняя забота. – Вряд ли я смогу.
Но она знала, что должна поесть. Никто не должен догадаться, что горе сводит ее с ума.
– Сможешь, малышка. Иначе ты зачахнешь, а Дэна это не обрадовало бы.
– Удар ниже пояса, Айзек, – пробормотала она, беря его под руку.
– Я бизнесмен. Или ты забыла?
Он подмигнул и повел ее подальше от дверей.
Превозмогая себя, она притронулась к закускам, но от запаха икры на изящных волованах ее стало подташнивать, а от нежных клубных сэндвичей во рту оставался привкус песка. Шона охотно отправила бы содержимое тарелки в мусорное ведро и, как только Айзек отвлекся, отставила ее в сторону, выскользнула в соседнее помещение, где было гораздо тише, а оттуда вышла во дворик.
Оказавшись снаружи, она полной грудью вдохнула теплый воздух и спряталась в тени ароматной жимолости, ползущей вверх по одной из стройных
