И не надо завидовать Джуд с Шерон, которые сейчас в постели предаются безудержному сексу. Безудержному, безудержному сексу.
7.30. Сексу.
7.45. Неудивительно, что мне никто не звонит: еще очень рано. Если я проснулась, это не значит, что все остальные тоже проснулись. Нужно развивать умение ставить себя на место других.
8.00. Мне только что позвонила Джуд. Поначалу, кроме блеяния, рыданий и всхлипов, мало что было слышно.
– Джуд, что случилось? – обескураженно спросила ее я.
– У меня душевный срыв, – рыдая ответила она. – Кругом темнота. Я не вижу выхода, я не могу…
– Успокойся, все будет в порядке, – произнесла я, выглядывая в окно: не идет ли, случаем, по улице психиатр. – Что-то серьезное случилось или у тебя просто предменструальный синдром?
– Все очень, очень плохо, – замогильным голосом проговорила она. – Вот уже одиннадцать лет со мной это продолжается. – Она снова разрыдалась. – Впереди выходные, а я одна, совсем одна. Я не хочу больше жить.
– Не надо так, все в порядке, – ободряющим тоном проговорила я, думая, куда лучше позвонить: в полицию или на горячую линию «Самаритян»[11].
Оказалось, вчера после ужина Стейси по непонятной причине просто подвез ее до дома, попрощался и даже словом не обмолвился о следующем свидании. Поэтому Джуд решила, что в четверг плохо проявила себя во время поцелуйной сессии.
– Мне так плохо. Все выходные впереди, а я одна, совсем одна, лучше умереть и…
– Хочешь вечером ко мне зайти?
– О, конечно, конечно! Может, пойдем в «192»? Я свой новый кардиган смогу надеть.
Потом раздался еще звонок. Это был Том.
– Почему ты мне вчера не перезвонил? – обратилась к нему я.
– Что? – переспросил он каким-то не своим, монотонным голосом.
– Ты мне вчера не перезвонил.
– А, – устало произнес он. – Я решил, что нехорошо с моей стороны будет с кем-то разговаривать.
– А что такое? – недоуменно спросила я.
– Я утратил свое прежнее «я», и у меня маниакально-депрессивный психоз.
Как выяснилось, Том всю неделю сидел один дома и работал, параллельно страдая по Жерому, и в конце концов решил, что сходит с ума. Мне удалось его убедить, что такие выводы нисколько не обоснованны и что, если бы он не сообщил мне, что впал в безумие, я не заметила бы никакой разницы.
Напомнила ему, как Шерон как-то раз три дня не выходила из дома, потому что решила, будто ее лицо неожиданно сморщилось от воздействия солнца. Она не хотела никого видеть и выходить на солнце, пока не свыкнется с произошедшими с ней изменениями. А потом пришла в «Кафе Руж», и оказалось, что выглядит она точно так же, как и за неделю до того.
Наконец мне удалось покончить с обсуждением внутреннего состояния Тома и переключиться на тему моей интервьюерской карьеры, которая, судя по всему, завершилась, так толком и не начавшись.
– Да не волнуйся ты, зайчонок, – сказал Том. – Они уже завтра обо всем забудут, вот увидишь. Все еще будет.
14.45. Чувствую себя куда лучше. Теперь я понимаю: весь секрет в том, чтобы не страдать из-за собственных трудностей, а помогать другим. Только что час с четвертью проговорила по телефону с Саймоном, который, как выяснилось, вовсе не лежал в этот момент в постели с Шерон. Сегодня вечером он должен был встречаться с некой девушкой по имени Джорджи: он периодически занимался с ней сексом по субботам (в режиме строгой секретности), а сегодня она сообщила, что не собирается этого больше делать, потому что они как-то слишком «сблизились».
– Я никому не нужен, на роду мне написано быть всю жизнь одному, – со злостью в голосе произнес он. – Всю жизнь, всю жизнь. Завтра воскресенье, а я один.
Я сказала ему, что быть одному – это здорово, потому что это означает быть свободным! Свободным! (Правда, надеюсь, Шерон не узнает, до какой степени Саймон чувствует себя свободным.)
15.00. Сама на себя не нарадуюсь: весь день помогаю другим, прямо психотерапевт. Я сказала Джуд и Тому, что они могут звонить мне в любое время дня и ночи, что ни в коем случае не надо сидеть и страдать в одиночестве. Так что я молодец: мудрая и рассудительная, ни дать ни взять мать-настоятельница из «Звуков музыки». Могу запросто представить, как, стоя в центре зала в «192», пою ее знаменитую песню, а Джуд позади меня с благодарностью во взоре преклоняет колени.
16.00. Опять телефон. Это оказалась Шерон. Она явно готова была расплакаться, но старательно делала вид, что это не так. Выяснилось, что Саймон только что рассказал ей все про Джорджи (какая неприятность, особенно учитывая, что мои мудрые увещевания явно не принесли плодов и не подействовали на жадного в эмоциональном отношении Саймона).
– Ты же уверяла, что вы «просто дружите», – напомнила я Шерон ее же слова.
– Я так и думала, – не смутилась она. – Но теперь понимаю, что втайне я воображала, что мы на более высокой ступени отношений. Как ужасно быть одной, – вдруг вырвалось у нее. – Никто тебя не обнимет, когда усталая придешь с работы, никто не починит тебе паровой котел. Выходные – а я совсем одна. Совсем одна!
16.30. Ура! Скоро ко мне все придут. Шерон, Джуд и Том (а вот Саймон – нет, он теперь в опале), мы закажем еду в индийском ресторане и посмотрим на видео «Скорую помощь». Как прекрасно без мужчины, можно весело проводить время с кучей народу, в жизни так много свободы и новых возможностей.
18.00. Случилось нечто ужасное. Мне только что позвонила Магда.
– Брось ее обратно в горшок! Брось обратно! Привет, Бридж, не знаю, стоило ли мне тебе сообщать, но быстро брось ее обратно! Брось какашку В ГОРШОК!
– Магда! – с угрозой произнесла я.
– Извини, дорогая. Я звоню тебе сказать, что Ребекка… нет, ты посмотри, какая гадость! Кака! Кака! А ну, скажи «кака»!
– Что?!!
– Марк возвращается на будущей неделе. Она пригласила нас к себе в гости, устраивает для него ужин в честь возвращения и выборов, так что… Не-е-е-е-ет! Ладно, ладно, дай мне в руку!
У меня все поплыло перед глазами и я упала головой на кухонный стол, пытаясь на ощупь найти сигареты.
– Ладно, положи папе в руку. В общем, я хочу спросить, Бридж, нам соглашаться или ты снова будешь? Тогда в горшок. В горшок!
– О господи, – вырвалось у меня, – о господи.
18.30. Иду за сигаретами.
19.00. По всему Лондону держась за руки разгуливают парочки. Занимаются сексом без передышки и решают, куда поедут вместе в отпуск. А я всю жизнь буду одна. Совсем одна!
