Воскрешение советской семьи
В советское время Альберт был физиком-ядерщиком. В 1990-е годы он занялся коммерцией, затем недвижимостью. Мы встретились с ним за поздним завтраком в одном из непомерно дорогих ресторанов в деловом комплексе в центре Москвы. Альберт был одет в повседневные коричневые брюки, зеленую водолазку и куртку из потертой джинсы. Его старомодные очки в массивной оправе выглядели в духе «Сделано в СССР». В свой черный чай с лимоном он положил пять ложек сахара. Его дед по отцовской линии происходил из очень бедной семьи. Они были «рабами на фабрике», сказал Альберт, имея в виду, что бывшие крепостные крестьяне после 1861 года были обречены на такой же кабальный труд, как и раньше[244]. «Революция сделала моего деда человеком и убежденным большевиком, причем до конца жизни». Он прошел путь от подневольного рабочего до директора Института красной профессуры, где готовили партийные кадры.
В то время как дед Альберта был классическим примером тех, кто извлек выгоду из запущенной Сталиным в 1930-е годы модернизационной программы по рекрутированию новой советской интеллигенции из низших слоев общества, членам семей других моих респондентов повезло гораздо меньше. После революции 1917 года политика властей была направлена на то, чтобы подорвать влияние ранее привилегированных групп, таких как аристократия, богатое купечество, промышленники, чиновничество и духовенство. Аристократы были лишены имений и титулов, купцы – активов, а после 1922 года духовенство лишилось церквей. Отныне при оформлении на работу, зачислении в высшие учебные заведения или вступлении в партию все кандидаты обязаны были писать «автобиографию»[245]. Те, чье происхождение было «неподходящим», старались утаить компрометирующие факты семейной истории и представить себя образцовыми выходцами из «простого народа». В ответ государство предпринимало усилия по разоблачению авторов фальшивых автобиографий – в годы коллективизации мишенью подобных разоблачительных кампаний становились так называемые кулаки (зажиточные крестьяне), а позже, во время сталинских чисток, – и другие, более обширные группы населения. В результате советские граждане быстро овладели новой стратегией выживания, научившись надежно скрывать «неприемлемые» факты семейной истории или биографии[246].
Татьяна едва притронулась к жареной рыбе, когда заметила в зале друзей и пошла с ними поздороваться. За столик она вернулась вместе с 49-летней Светланой, своей соседкой. Поскольку та была одета в спортивный костюм, я наивно предположила, что после ресторана она собирается пойти в спортзал. Но, как выяснилось, утром она завтракала с дочерью и оделась так, чтобы соответствовать ее «хипстерскому» виду. Усевшись на место Татьяны и узнав, кто я такая, Светлана принялась рассказывать историю своей семьи. Она также притязала на благородную кровь, доставшуюся ей от прабабки-аристократки, которая, впрочем, тоже вышла замуж за большевика. Но, в отличие от прабабки Татьяны, родственница Светланы сделала это уже после революции 1917 года, и ее избранником был представитель новой советской элиты.
Светлана объяснила поступок своей прабабки прагматическими мотивами: «У нее было два сына от первого мужа, генерала, имени которого сейчас никто не помнит». В 1920 году, когда большевики начали громить Белую армию и стало очевидно, что они победят в Гражданской войне, прабабка Светланы поняла, что для нее дело может закончиться плохо.
Поэтому, чтобы спасти семью, она вышла замуж за коменданта Кремля, который принял двоих ее детей как родных. Потом у них родился еще один сын, и люди считали, что все трое детей – их общие. Так они всем говорили. Только позже выяснилось, что он [ее муж] усыновил их и дал им свою фамилию.
Благодаря этому браку прабабка Светланы смогла беспрепятственно интегрироваться в советское общество и избежать репрессий из-за своего аристократического происхождения и предыдущего брака с белогвардейским генералом. Таким образом, это замужество фактически подняло ее по социальной лестнице в новом обществе. «Как видите, она выбрала непростого человека», – с гордостью сказала Светлана. Действительно, высокий социальный статус кремлевского коменданта положительно отразился на последующих поколениях семьи. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что члены семейства похоронены на Новодевичьем кладбище – в самом престижном некрополе Москвы, где погребены такие знаменитые люди, как писатели Антон Чехов, Николай Гоголь и Михаил Булгаков, режиссер Сергей Эйзенштейн, композиторы Сергей Прокофьев и Дмитрий Шостакович, генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев. «Там похоронен и Ельцин. Там лежат все наши родственники», – сказала Светлана.
Я слышала от своих респондентов много похожих историй о том, как их высокородные родственницы завоевывали своей красотой сердца высокопоставленных представителей новой советской власти и выходили за них замуж, чтобы «развестись» со своим прошлым. Политик Дмитрий рассказал о своей бабке-аристократке, которая вышла замуж за офицера-чекиста, чтобы избежать репрессий со стороны той самой тайной полиции, где он работал. У бизнесмена Арсения похожая семейная история: «Бабушка уверяла меня, что любила деда по-настоящему. Он был офицером НКВД, поэтому смог ее спасти».
На примере семьи Светланы наглядно видно, насколько важны были те долгоиграющие ресурсы, которыми обладали дореволюционные привилегированные слои. Хотя после революции 1917 года их семьи лишились своих прежних социальных и экономических активов, культурный капитал им удалось сохранить. Именно концентрация культуры, которая до 1917 года взращивалась в среде аристократии, интеллигенции, купечества и духовенства, превратилась потом в их главную силу. Старшие члены семьи передавали свои знания и культуру следующему поколению, которое пользовалось неизмеримым преимуществом благодаря воспитанию в домашней атмосфере, где поощрялись широкая эрудиция, знание искусств, владение иностранными языками, развитие талантов, правильной речи и хороших манер. Эти унаследованные ими культурные ресурсы, надлежащим образом адаптированные к советскому строю и требованиям советского рынка труда, позволяли выходцам из таких семей делать впечатляющую профессиональную или управленческую карьеру. Зачастую культурный капитал жены обеспечивал высокий уровень развития детей, тогда как высокое положение мужа открывало для них карьерные возможности[247].
С 1928 по 1931 год Сталин провел масштабную кампанию чисток против старой интеллигенции, ослабив ее настолько, что та полностью подчинилась советскому режиму. К середине 1930-х годов взаимная враждебность между старой дореволюционной интеллигенцией и коммунистической партией угасла, и эти две группы фактически слились в одну. Многие представители интеллигенции «советизировались» и вступили в партию[248]. Мир партии и мир культуры смешались между собой, сформировав новый советский бомонд, куда отныне входили высокопоставленные партийные деятели, сотрудники тайной полиции, писатели, журналисты, артисты, театральные режиссеры и прочие[249].
В 1930-е годы, продолжая гонения на так называемую реакционную аристократию, Сталин одновременно начал возрождать дореволюционную культуру, продвигая среди широких слоев населения утонченное наследие
