Заметив мой взгляд, старец поднял голову и начал осматриваться по сторонам, словно пытаясь обнаружить что-то невидимое. Затем его глаза остановились на мне, и я понял, что он меня углядел. Старец встал из-за стола. Отливающая серебром борода достигала до пояса. Он шагнул ко мне, глаза смотрели твёрдым, проникающим, всезнающим взглядом. Раздался оглушительно громкий, глубокий, неземной чистоты благородный металлический звон.
– Тайхнгад, – строго предупредил старик.
Я проснулся от того, что меня трясли за плечо. Вокруг была темень. Голос Славы произнёс:
– Подъём.
– Да-да, – пробормотал я, пытаясь собраться с мыслями. Сказочное видение ещё стояло перед глазами.
К ночи похолодало. Я продрог, мышцы затекли и болели.
Кряхтя, мы с Гольдбергом выползли из часовни и принялись раздувать угли. Наломав сушняка, с грехом пополам раскочегарили костёр. Я, наконец, проснулся и в должной мере использовал опыт походной жизни. Вскоре мы тянули руки к огню, прижавшись плечом к плечу, чтобы побыстрее согреться.
– Вы с костром не балуйтесь, – посоветовал из глубины святой обители Слава. – Догорит, и больше дров не подкидывайте.
– Почему? – спросил Вадик.
– Убить могут. Вы после огня вокруг ни хрена не видите, а сами как на витрине. Лучшей мишени не придумать.
– Да, конечно, конечно, – пробурчал Вадик, притоптывая выкатившуюся из костра головню.
Слава угомонился, а мы, как ни в чём не бывало, кормили ветками пламя. Что нам на острове могло угрожать? Хотелось ненадолго забыть о постоянной опасности, хоть немножко отдохнуть, поэтому мы не разговаривали. Молча сидели и грелись. Постепенно растомило, навалилась зевота. Ночь была тихой, безветренной, ярко-красные искры летели вертикально вверх. В лицо пыхало жаром и от этого стали слипаться глаза. Я осовело повертел головой, прогоняя дремоту. Всё окружающее казалось нереальным. Словно нас обставили декорациями, которые через некоторое время должны будут сменить, а мы останемся.
Слава был прав, костёр оказывал вредное воздействие, но вовсе не то, о котором он предупреждал. Пламя завораживало, погружало в оцепенение. Мы сидели бок о бок, вкушая невыносимую сладость охватившей нас услады.
– Что мне не жилось с бабочками? – негромко проронил Гольдберг.
Мне захотелось рассказать о сне, который имел глубокий смысл, только я не мог понять его и надеялся, что Вадик растолкует. Я даже оглянулся, словно ожидал увидеть волшебный золотистый свет, но в часовне было темно. Меня вдруг охватила острая тоска, настолько сильная, что даже не удалось разомкнуть губы. Воспоминание о мире, который мне посчастливилось узреть, куда более чистом и совершенном, нежели тот, в котором я находился, наполняло душу невыразимой печалью. Хотелось вновь встретиться с чудесным светом, но доступ к нему был закрыт.
Ощущение недосягаемости испугало меня. Оно стремительно нарастало и я услышал, как клацают мои зубы. Дрожь охватила всё тело, внутренности сжались в комок и подступила такая тошнота, что, казалось, они должны извергнуться. Я почувствовал, как меня тащат, затем напряжение чуть-чуть отпустило и послышался едва различимый, словно доносящийся издалека, голос. В то время, как спазма в животе исчезала, он становился всё громче. Я определил голос компаньона. Слава отрывисто кричал:
– Дверь! Дверь держи, – и ещё: – Лепяга, окна!
Размеренно и ровно прозвучала очередь в три патрона. Комом, который ещё не рассосался в животе, я почувствовал её мощную вибрацию – каждый выстрел отдельно. Наконец, сделал глубокий вдох. Вливающийся в лёгкие воздух вернул грудной клетке упругость. Послышалась пальба, торопливая и беспорядочная, будто на железный лист высыпали пригоршню гороха. Кто-то что-то орал. Слава исчез. Я перевернулся на бок, постанывая от боли. Живот ныл, будто брюшной пресс сводило судорога. Обнаружил, что нахожусь в часовне. В дверном проёме виднелись разбросанные красные угли. Крики усилились. Орали теперь не в одно горло, кажется, ругались. Стрелять перестали. Густо пахло горелым порохом. Я втянул в себя его злой смрад и закашлялся.
– Ильюха, – Слава потряс меня за плечо. – Живой?
– Да, – дыхание перехватило. Я зажмурился, переждал. – Живой, только не пойму, на каком свете нахожусь.
– Здорово тебя скрутило, – констатировал Слава.
– Они не ушли, – прохныкал кто-то. – Видите, вокруг ходят… Ходят!
– Заткнись, – прикрикнул Вадик. Нытик принялся громко всхлипывать. Я узнал Лёшин голос.
– Еле тебя вытащили, – заботливо поведал друган. – Хорошо, что вовремя заметили. Лепяга их первый заметил, между прочим.
– Кого?
– Их.
Только сейчас я обратил внимание на громкий хруст, доносящийся снаружи. Кто-то большой бродил вокруг часовни, ломая ветки. Кто-то или что-то двигалось, словно не переставляя ног. Треск палок был непрерывным, без топанья.
– Как Илья, уцелел? – спросил Андрей Николаевич.
Голос его звучал неестественно строго. Без прежней боязни и даже с некоторым торжеством.
– Ага, – сказал Слава.
– Уцелел, – сказал я.
– Вам не стоило покидать убежище. Я предупреждал, что с наступлением темноты сущности ночи становятся сильнее.
В той стороне, откуда доносился голос невидимого во мраке Лепяго, беззвучно возникли два ярко-красных пятна. Они показались мне исключительно красивыми; пятна мерцали, переливались, словно были наполнены жидким огнём, сродни неземному золотистому свету. Однако этим сходство исчерпывалось: тонкие материи, породившие обе формы свечения, были чужды друг другу и даже враждебны.
Пятна на секунду погасли, потом вспыхнули вновь, на том же месте, и продолжали ровно гореть. Я с ужасом понял, что из стены выступают глаза! Страх на краткий миг пронзил меня огромной иглой. Тело покрылось липким потом, а сердце болезненно сжалось. В этот момент я был один на один с пятнами. Казалось, никто кроме меня их не видит и никто не сможет помешать существу кинуться на нас. А ведь обладатель горящих красных глаз был внутри часовни, проникнув сквозь стену подобно ветру или туману. Харги, не замеченный никем, стоял рядом и готовился напасть!
Я всё-таки не закричал. Глаза канули вниз и пропали, а на их месте осталась неяркая белая точка – звёздочка. Харги заглядывал в окно, не имея возможности ступить на священную землю. Посмотрел, моргнул и пошёл дальше. Длилось это секунды три, не больше, но стоило мне нескольких лет жизни.
– Хуже то, что стрельбой мы себя могли выдать, – продолжил Андрей Николаевич, подтвердив, что, кроме меня, призрачных огней никто не видел. – Если нас обнаружат солдаты, мы не долетим до Усть-Марьи.
– Откуда взялись эти твари? – свистящим шёпотом выдавил Лёша.
– Пришли из тайги, – растолковал всезнающий директор краеведческого музея. После знакомства с потусторонним миром, ему ничто не было в диковинку. – Они всегда тут водились: мелкие повелители сопок, ручьёв и болот. Аборигены боялись их и чтили.
– Северные наяды и дриады, – пробормотал я.
– Да, наяды и дриады. Сибирь в этом плане мало чем отличается от Греции или, скажем, американского континента. Просто люди со своим грубым восприятием замечают лишь отдельные их проявления. Составлять по этим фрагментам представление о мире тонких материй всё равно, что оценивать роман по нескольким выбранным наугад буквам.
Речь Лепяго, тон человека, уверенного, что с нами ничего не случится, успокаивал. Возможно, этого эффекта он и добивался. В кошмарной ситуации затюканный учитель истории остался самым рассудительным, самым здравомыслящим из нас.
– Эвенки принимали свой суровый мир таким, каков он есть. Они сознавали, как ничтожен человек в тайге, поэтому не пытались ничего менять и старались приспособиться. Жизненный опыт подсказывал аборигенам, что мир населён злыми духами, вредящими людям, и добрыми, у которых можно попросить помощи. Но были среди них такие, кто пытался бороться и достигал успеха. Древние шаманы вычистили участок тайги, заточив харги в глубине горы. На некоторое время им удалось избавить соплеменников от напасти, а потом на освободившееся место пришли другие демоны и заселили его. Выпустив прежних хозяев, мы нарушили баланс. Началась война духов. Она будет продолжаться, покуда равновесие не восстановится. Мы не знаем нюансы их отношений, но к демонам, которых мы освободили, присоединились другие, а кто-то, в свою очередь, противостоит им.
– Надо убираться как можно дальше, – заявил Вадик.
– И как можно скорее, – добавил Лёша.
– А если вы не успеете покинуть землю войны до наступления ночи? Вы ведь не знаете, где кончается территория харги, – резонно заметил директор. – Выход один – обратиться за помощью к Феликсу Романовичу.
– Его помощь может слишком дорого обойтись, – ревниво проговорил Гольдберг. Заграбастав сокровища, стоившие жизни его отцу, он не горел желанием подарить их первому встречному.
