— Наверное, это месть Природы за всё причинённое ей. Она устраняет человечество как вид, потому что люди уничтожают её. Она просто защищается.
— Более точного и ёмкого ответа я, наверное, не получу, — удивлённо вздохнула Вика. — Как хорошо ты ответил, прямо в точку. Значит, война тоже месть Природы?
— Конечно. Она уничтожает людей их же руками. Но может и по-другому, наводнения там всякие, извержения вулканов, землетрясения. Однако война не менее эффективный способ.
— С тобой интересно разговаривать. Мне так не хочется улетать… У тебя кто-нибудь есть?
Янычар покрутил головой.
— У меня тоже никого, — призналась девушка.
— А как же там, в блиндаже? Ты сказала, что не одна?
— Какие же вы, мужчины, наивные! Как дети. Ну, кто у меня может быть, когда я извожу себя вопросом: почему сильные уходят, а слабые остаются? Мне не нужен слабый отец моих детей.
— Разве таких среди гражданских нет?
— Есть, наверное, но мне что-то не попадались. Поэтому у меня нет никого, я тебе сказала неправду. Это всего лишь защитная реакция. Ты не обратил на неё внимания. И мне это понравилось. Так и должен поступать более сильный для продолжения рода. Твой на тебе не окончится, Лёша. Я тебе обещаю.
— Ты с ума сошла, Вика? Война идёт. Меня могут убить в любое время.
— Тебя не убьют, Лёша. Я верю в это. У нас будет сын, похожий на тебя.
— Лучше девочку, мальчики к войне…
— Нет, Лёша, сын. Он будет такой же сильный, как ты. Способный защитить свой род.
— Вика…
— Что?
— Если будет мальчик, заклинаю тебя, не отдавай его в военное училище. Хватит моего отца и меня. Я в своё время не послушал его, а зря.
— Он сам выберет свой путь, потому что будет способным принимать самостоятельные решения. Как ты хочешь назвать своего сына?
— Я не знаю… Пусть будет, как мой отец — Николай.
— Хорошо.
— А если всё же девочка родится? Назови её Викторией. Победительница — это хорошее имя.
— Я согласна. Я люблю тебя, Лёша. Я буду писать на адрес этого полка.
— Меня в любое время могут перебросить на другой участок фронта. У меня такая служба.
— Тогда возвращайся к нам после войны, когда всё закончится. Ты помнишь мой адрес? Я тебе говорила.
— Да, помню.
— Я надеюсь, сейчас ты не обманываешь меня. Я с сыном буду ждать тебя там после войны. Возвращайся обязательно.
— Я обещаю, Вика.
— Лёша, ты любишь меня?
— Сейчас чувствую, что да, я тебя люблю, — уверенно сказал Янычар.
Девушка улыбнулась, потянулась к нему, слившись в долгом поцелуе, нехотя оторвалась, развернулась, пошла к вертолёту, не оглядываясь.
Янычар смотрел ей вслед, а потом на вертолёт, взмывший в небо и исчезнувший вдали. Потом вернулся на склад, где парни увлечённо копались в шмотках.
— Вот и командир, — произнёс Негатив. — А мы тут от щедрот Петровича обновки подбираем, тебе кое-что нашли, но нужно примерять, сам понимаешь.
— А чего у тебя с мордой лица? — поинтересовался Янычар, глянув на товарища более пристально.
— Да… Так… Пока ехали на броне, ветром холодным обожгло…
— Чё ты мелешь? — удивился майор. — А у вас чего глазки такие хитрые? — спросил у остальных, старательно делающих вид, что разговор их не касается. — Ну-ка, колитесь…
Парни упорно отводили глаза, особенно Негатив.
— Щас кросс побежите с полной выкладкой, — шутливо пригрозил Янычар.
— Наташа меня ухайдохала, — как-то виновато ответил Седых.
— За дело хоть, нет? — пряча улыбку, спросил Туркалёв.
— Ещё бы! — довольно отозвался Негатив.
— Ну, тогда ладно, — усмехнулся Янычар.
Уже на выходе, переодетых во всё новое, пахнущее приятно, парней остановил командир полка, вышедший из тормознувшего у склада УАЗика.
— Ну, разведка! Ну, ухари! Везде поспеют, — загудел он мощным басом.
Парни смущённо стояли перед большим сильным человеком, которого не только уважали, но и побаивались.
— Приказ пришёл на вас, сами знаете от кого. Откомандировать пока к нему, дальше уже не знаю, куда вас отправят. Собирайте манатки, улетите бортом с ранеными. До госпиталя вас подбросит, а там сообразите, как до места добраться. Документы в штабе уже готовы. Зайдёте, получите. Честь имею, товарищи офицеры.
Полковник зашёл на склад, где тут же засуетился Петрович, а парни пешком направились к своему блиндажу, собирать манатки, как выразился комполка.
Сборы были недолгими.
Присели на дорожку. Помолчали.
— Пошли, — сказал Янычар, вставая. — Доложимся ротному, пусть заселяет кого-нибудь сюда. С ребятами попрощаемся и в штаб за документами.
Шедший крайним Мамба выкрутил лампочку.
В штабе — большой палатке, где в связи с наступлением и неразберихой располагались офицеры, стойко перенося походные условия, их долго не мурыжили. Командировочные документы, как и сказал полковник, были уже готовы. Без них соваться в тыл — равносильно дезертирству.
Оставалось ждать «мишку».
Парни вышли из штабной палатки, глядя на живущий своей жизнью лагерь.
Сколько их уже было у каждого по отдельности и в составе группы? Никто не смог бы ответить точно. Много, сказал бы каждый. А сколько ещё будет?
Вскоре послышался шум винтов.
На борт загрузили носилки с ранеными — тяжёлыми, кого лечить в полевых условиях невозможно. Самое обидное, пострадали они от своих же, устроивших «день артиллериста».
Группа погрузилась вместе с ранеными.
Вертолёт оторвался от земли, набирая высоту.
Их ждало новое задание.
Война продолжалась.
Часть III Безвести пропавшие
Глава I
Новое задание
«(3.20) Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное»
«(3.3) Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить»
Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава третьяДекабрь, 2017 год. Восточная Сибирь, линия фронта войск Объединённой Оппозиции и федеральных войск.
Трое «вовбнов» били вражеского снайпера. «Вованами» называли бойцов внутренних войск от аббревиатуры «ВВ».
Били сильно. Крепкими берцами безжалостно месили пойманного, ломая кости, рёбра, отрывая тяжёлыми ударами отбитые внутренности. Поначалу снайпер жалостливо и громко кричал от непереносимой боли, потом начал утробно стонать и вовсе затих, лёжа на спине, раскинув руки, раскрыв чёрный провал беззубого рта, выплёвывая сгустки крови, падающие назад на распухшее одутловатое месиво, когда-то бывшее человеческим лицом.
Экзекуторы уже порядком выдохлись, так как были в бушлатах, бронежилетах, с автоматами Калашникова, деревянными прикладами щедро охаживая беднягу.
С БТРа за экзекуцией равнодушно наблюдали нахохлившиеся от холода мотострелки. Воротники бушлатов подняты, клапана шапок опущены, вязаные чёрные и камуфлированные шапочки поплотнее натянуты.
Один неспешно делился мыслями на беспокоящую его тему:
— Письмо позавчера получил. Мамка пишет, плохо у них совсем, голодно, карточки ввели — только тем, кто работает на оборонку. Остальные вообще кое-как перебиваются, летом лебеду с крапивой ели, ослабли совсем, едва ползали опухшие от воды. Пили, чтобы голод заглушить, а сейчас уже помирать начали, — солдат вздохнул, — батя-то тоже, как и я, воюет где-то, ни слуху, ни духу. Хорошо хоть мамка на заводе работает, а так бы с сестрёнкой померли уже с голоду… Когда же всё это кончится?.. Сил уже нет терпеть войну эту…
— Никогда, — ответил его сосед. — Видишь, что творится? Мы их, они нас. Так что, никогда.
Он указал глазами на полуобнажённые повешенные тела со следами тяжёлых побоев.
Тела уже успели промёрзнуть, порывы ветра раскачивали их на бывшей детской площадке бывшего двора бывших четырёх пятиэтажных блочных домов, сильно разрушенных обстрелами.
Рядом со скособоченной железной каруселью и песочницей, чьи доски давно разобрали на обогрев жилья буржуйками, вповалку лежали уже объеденные крысами тела расстрелянных.
Никому не было дела до всего этого, никто не снимал повешенных и не убирал расстрелянных. Город застилал тяжёлый дым, в нескольких кварталах слышалась яростная перестрелка, куда-то в том направлении работала батарея «Градов», стоящая на окраине. Ракеты проносились над головами, взрываясь там, где слышалась стрельба. Туда уходили колонны солдат, бредущие по разбитым улицам, усыпанным осколками кирпичей и прочим мусором. Бойцы, прижимались к стенам полуразрушенных зданий, тревожно всматривались в этот ад и вслушивались в канонаду.
— Да-а, — согласился первый солдат, говоривший о письме. — Нахерачила тут зондеркоманда… за что гражданских-то?
— Так это всё идейные, — ответил второй, подразумевая, что повешенные и расстрелянные являлись сторонниками федеральных сил. — Они с нашими лучше, что ли, поступают? Точно так же расстреливают и вешают пачками на всех столбах.
