Когда дошла очередь до Загинайло, он постарался не злить медсестру, которая призналась со всей откровенностью, что не любит, чтобы ей мозолили глаза и задавали бестолковые вопросы. Мрачно сунув ему из окошка медкарту и семь номерков, она предупредила:
— Порядок прохождения врачей нарушать нельзя, строго следуйте той последовательности, как указано в медкарте. Перепутаете что-нибудь, пеняйте на свою безмозглость. Будете всё сначала проходить. Устала каждому вдалбливать! — добавила она злобно, не Загинайло, а другой медсестре, подошедшей к столу за окошком.
— Умные люди сюда устраиваться на такую работу не пойдут. Одни бараны идут весь день.
Загинайло, молча проглотив эту оскорбительную пилюлю, отошел от окошка, к которому тут же ринулся следующий безработный офицер, жаждущий узнать о себе мнение грозной медсестры и заодно проверить свое здоровье и выдержку.
Загинайло стал изучать медкарту. Первым в списке значилось: сдача анализов. Анализы сдавались в лаборатории. Лаборатория находилась никаким образом не здесь, как объяснили ему те, кто уже всё знал, не в этом здании, это было б слишком хорошо жить и легко отбрыкаться, а во флигеле. Чтобы туда попасть, почему бы опять не прогуляться через двор, теперь в обратном направлении. Ноги-то есть, не протезы, свои, времени тоже — хоть зарежься.
Толпа на дворе рассосалась. То ли врачи приемной комиссии, засучив рукава халатов, ускорили темп осмотра поступающих на службу молодцов (а служба опасная, что ж их зря мурыжить, скорей в бой), то ли большая часть их все-таки была поглощена этим зияющим провалом в бездну посреди двора, ограждать который забором-зеброй и красными тряпками не сочли нужным, очевидно, из особых дальновидных соображений. Но как бы то ни было, от громадной буйной орды остался клочок. Человек десять. Они, обступив провал, тихо смотрели в эту мрачную яму, как завороженные, а там всё так же ревел, низвергаясь в тартарары, грязный поток сточного водопада, и зловонное испарение от него поднималось на поверхность, одурманивая привлеченных зрелищем, скучающих созерцателей. Загинайло не пожелал присоединиться к этому кружку избранных. Он не был любитель ни смотреть в ямы, ни заглядывать в будущее, чтобы узнать свою судьбу. Чему быть, того не миновать. Смерть дурака найдет.
Лаборатория помещалась в подвале флигеля. Загинайло нашел там своих новых знакомых: и лейтенант-пограничник, и подполковник-летчик, и майор-танкист. Пограничник, обладатель нержавеющих железных зубов, увидев Загинайло, искренне обрадовался:
— Бери банку! — возопил он, как будто сейчас должно было произойти что-то страшное, по меньшей мере землетрясение. — Вон там по одной банке на рыло дают! — продолжал пограничник. — Давай бегом! Не достанется, куда будешь свою героическую военно-морскую мочу прудить? Там разные банки есть, большие и маленькие. Бери литровую, — посоветовал он Загинайло. — Не промахнешься. Анализы лучше получатся.
— А ведра у них нет? — спросил Загинайло.
— Опоздал, миноносец, — засмеялся веселый пограничник. — Ведро подполковник уже хапнул, хлещет, как из брандспойта, в подсобном помещении, сейчас принесет сдавать на радость врачам.
Загинайло с полученной банкой отправился в то место, которое по-русски называется нужник, а по-морскому гальюн. На двери действительно была прикреплена кнопкой бумажка и на ней начертано синими чернилами: подсобное помещение. В этом помещении страшно ударяло в нос хлоркой. Три отделения с перегородками, два заняты майором и подполковником, одно свободно. Окно замазано белой краской, посередине чей-то свободолюбивый коготь процарапал на стекле лунку, поглядев в которую, можно было наблюдать кусочек Гороховой улицы. Должно быть, и у майора, и у подполковника дело шло туго, у одного вовсе ничего нельзя было выжать из пустой цистерны, у другого цедилось по капле. Загинайло, в отличие от них, недолго любовался пожелтелой раковиной унитаза в ржавых потеках и слушал музыку неисправного бачка, в котором пела, переливаясь через край, вода.
Вручив свой сосуд с жидкостью санитарке, Загинайло последовал дальше по коридору — сдавать кровь. В коридоре, узком, как кишка, стояли, прижавшись к стене, затылок в затылок, гуськом понурые парни. Свободного пространства хватало только, чтобы пройти кошке. Тоненькая медсестра в чистеньком, как ландыш, халатике протиснулась боком, неся над головой поднос с анализами, то бишь стеклянными колбочками со свеженабранной кровью. «Посторонись!» — кричала она грубым, не склонным к любезности голосом. В конце коридора — оцинкованная дверь, как в мертвецкую. Впускали по звонку. Строго-настрого. Раздавался резкий звонок, пронзая насквозь уши всей длинной очереди. Через минуту — другой. Пауза. Затем звонок следовал за звонком беспрерывно, лавиной, сливаясь в одну, раздирающую барабанные перепонки, зверскую трель. В дверь устремлялись, заголяя на бегу руку. Из двери вылетали с комком ваты на окровавленном пальце. Весь пол был устлан этими кровавыми комками. Коридор молниеносно очистился от половины очереди. Лейтенант-пограничник вышел из этой двери бледный, как мертвец, зажимая средний палец на правой руке в кулаке левой.
— Это вампирня! — сказал он Загинайло загробным шепотом. — Сидят сто ведьм за столиками, все на тебя шприцы нацелили, глаза сверкают! Ужас! Живым не выйдешь. Давай, друг, задний ход!
Но Загинайло, не послушавшись доброго совета, храбрым шагом вступил в кабинет. Всё так и оказалось, как предупреждал пограничник: в просторном помещении за столами в два ряда, как на какой-нибудь кровососной фабрике, сидели женщины в белых медицинских халатах. Тут были все возрасты, от восемнадцатилетних юных девушек с розово-свежими, как персик, щечками до безобразных жаб-старух, седых и покрытых морщинами, которым уж давно перевалило за семьдесят. Тут были представительницы всех племен и народов. Загинайло встал как вкопанный, как в поле посреди стаи голодных волчиц. Его позвала бурятка с ближнего к нему стола, она зловеще махнула ему рукой. Загинайло отважно присел за ее стол. Бурятка обращалась с его предназначенными для процедуры пальцами, средним и безымянным, весьма бесцеремонно и даже грубо, протерла спиртом и вонзила иглу. Загинайло смотрел, как наполняется его кровью объемистая колба.
— Не смотрите! — потребовала бурятка. — Это мне мешает работать. Многие от вида крови падают в обморок. Теперь такие слабонервные мужики пошли, аж противно! Психопаты и неврастеники. Достаточно. Можете идти!
Загинайло, поспешно встав, неловким движением задел стол с препаратами и чуть не опрокинул его.
— Осторожно, медведь! — зло закричала на него бурятка. — Пьяный, что ли? Да что говорить, ясно, пьяный в драбадан, небритый и пахнет скверно, мерзостью какой-то. После принятия алкоголя, к вашему сведению, трое суток нельзя анализы сдавать! Так что я умываю руки, если у вас найдут в крови недопустимое присутствие спирта. Так и знайте!
Загинайло, напутствуемый этими криками бешеной бурятки, вышел вон немного смущенный, но ничуть не поколебленный в своем стремлении преодолеть все ступени медицинских испытаний, чего бы это ему ни стоило.
Опять сверился с медкартой. Следующий этап — флюорографический кабинет. Ему объяснили, что надо вернуться в то здание, откуда он начал этот тернистый путь. На этот раз не лезть вверх по лестнице, а прямехонько катиться в подвал, там много поворотов, заблудиться запросто, там уж немало народу пропало без вести, в списке значатся как проходящие медкомиссию, а налицо — нет их, кого месяц, а кого и год ищут, отыскать не могут. Вот и мотай на ус. Выслушав мрачный рассказ сведущих товарищей, Загинайло взял курс на флюорографический кабинет. Следуя подробным указаниям, он опять зашел с тыла здания, спустился по крутой лестнице в подвал и довольно долго странствовал в низеньком подземном коридоре, который извивался, как червь, в недрах земли. Наконец, он уперся в тупик. Стальная дверь, гладкая на загляденье, ни ручки, ни звонка, ни глазка. Ничего! Загинайло грохнул кулаком. Подождал, прислушался. Глухо. Тогда он стал дубасить изо всей силы, с интервалами, что-то вроде громовой азбуки морзе.
Отбил кулак. Никакого эффекта. С той стороны не отзываются ни на удары, ни на крик. Загинайло решил, что те, кто его сюда послали, подшутили над ним, и уже повернулся идти обратно, как дверь разверзлась. Суровая старуха в халате смотрела колюче.
— Флюорографический кабинет здесь? — спросил Загинайло.
— Что? — переспросила старуха грозным голосом. Так обычно говорят тому, кто сморозил какую-нибудь нелепость.
— Здесь флюорография, спрашиваю? Ну, или рентгеновский кабинет по-другому? — потеряв терпение, свирепо прорычал Загинайло.
— Если не здесь, так где, черт вас всех побери!
— Здесь, здесь! — гаркнула старуха. Услышала, наконец, глухая карга. — Ты восьмой. Раздевайся догола и бегом к аппарату! Семеро одного ждут! У нас по партиям. Пока партия в восемь человек не наберется — не принимаем.
