сразу показался ему придурковатым. Однако угрозы в нём не ощущалось – он был словно старый жирный пёс, уставший на склоне лет и трусливо поджимающий хвост, скалясь на прохожих из конуры. Также внимание Виатора привлекла высокая девушка с длинной косой. Её цепкий взгляд не выпускал его из поля зрения ни на секунду, из чего Тори сделал вывод: она в сетях его обаяния. Правда, его сальные улыбочки почему-то вызывали лишь презрительную усмешку с её стороны. Но Тори брал штурмом и не такие неприступные крепости, поэтому он затаился в ожидании, словно голодный лев. Внешне все встреченные Виатором эгеры почти не отличались от обычных людей. Их выделяли только чёрные глаза в окружении тёмных кругов. Если не приглядываться, Тори, может, и вовсе не заметил бы разницы. И чего все так взъелись на этих неспящих? Абео убедил его, что теория о том, что взгляд эгера может быть заразным, никак не подкреплена научно. Впрочем, опровергнуть её тоже не удалось, поэтому все врачи, работающие с эгерами, обязаны были избегать прямого зрительного контакта и носить защитную маску. Поначалу Тори пытался отводить глаза, но вскоре бросил эту затею: если он заразится, глазея на симпатичную эгерскую девчонку, то так тому и быть.
Засыпая в тот вечер, Тори долго рассматривал узор древесных прожилок в крыше. Ему отчего-то казалось, что он пробыл здесь целую вечность. А ещё его не покидало ощущение, что все забыли о его отце сразу, как только покинули зал собраний. Абео так воодушевила история о дочери Хил, что теперь он грезил одной лишь встречей с ней. Он убедил Тори, что как только они продвинутся в исследовании эгерума, то непременно выйдут на след тех, кто желал смерти Тэо. Но в глубине души Тори не верил ему: Абео вряд ли намеревался свершить месть или хотя бы призвать преступника к ответу – у него для такого кишка тонка.
– Абео, – вдруг позвал Тори, когда бореец уже почти провалился в сон.
– М-м? – Тот неохотно разлепил глаза.
– А мой отец… Он был хорошим человеком?
Абео некоторое время не отвечал. В сарае было темно, и разглядеть северянина было невозможно.
– Что ты имеешь в виду? – Он оторвал голову от подушки и попытался разглядеть лицо товарища в лунных отсветах.
– Я просто… так мало видел его в последние годы. А ты – постоянно.
– Думаешь, за это время он изменился?
– Не знаю, – Тори пожал плечами. – Я запомнил его честным. Строгим. Верным своему делу. И думал, что все так считают.
– А разве нет?
– Видимо, нет, если кто-то решился… убить его. – Тихо произнёс Тори, собравшись с духом. Слова никак не хотели покидать пределы губ, точно неведомая сила норовила спрятать их где-то в груди, под сердцем, чтобы никто никогда больше этого не услышал.
– Хм… – Абео замолчал. Он сел на постели и упёрся локтями в колени. Растрепавшиеся светлые волосы рассыпались вокруг лица. – У эйра Тэо была непростая работа. Люди умирали. И часто приходилось делать сложный выбор.
– Какой? Люди всегда умирают. Но никто не судит за это врачей.
– Эйра Тэо и правда горел своим делом. Он был законопослушным гражданином, но в то же время у него было большое сердце, и оно не давало ему сидеть сложа руки. Поговаривают, будто благодаря ему не все эгеры оказывались на Храмовом Острове.
– Выходит, так и есть. И ты не боялся помогать такому человеку? Зная, что за это бывает.
– Я всего лишь собирал лекарства. И кое-какие припасы… Но, конечно, боялся. Однако я верил в эйра Тэо и его идеалы. Он всего лишь хотел помогать людям.
– А если бы из-за тебя заразились другие?
– Если бы эгерумом было так легко заразиться, я бы сейчас был одним из них.
Тори отвернулся к стене и зажмурился. В его мире обычно всё делилось на чёрное и белое. Есть нормальные ребята, а есть полные засранцы. И отличить одного от другого обычно проще простого: последнего обычно характеризуют накрахмаленные манжеты и надменная морда. Но что он должен думать об отце? Действительно ли тот совершал благое дело или лишь усложнял и без того непростую историю? Может, Тэо и не был тем, на кого бы Тори равнялся… Но в его памяти он остался честным человеком и настоящим патриотом. Но знал ли он когда-нибудь настоящего Тэо Рэсиса? И почему его родной отец предпочёл открыть свою истинную натуру какому-то мальчишке с севера, но не собственному сыну?
– А ты, значит, во всё это вписался из-за сестры? – спросил Тори, чувствуя, как сон медленно подступает на мягких лапах.
Тори всё ещё надеялся, что сестра – лишь прикрытие для захватывающей истории любви дотошного борейского дятла и цирковой уродины, запертой на проклятом острове вдали от любимого… Абео не ответил. Над деревней разлилась тяжёлая бархатная тишина. Она плескалась над крышами, скользила в окна и забиралась в самые потаённые уголки маленьких домишек. Сено неприятно кололо в бок. Тори не знал, что принесёт завтрашний день.
– Да, – донёсся до него тихий шёпот, когда он уже окончательно отпустил поводья реальности и тяжёлое одеяло дрёмы накрыло его с головой.
– Поднимайся давай. – Сойка по-хозяйски откинула одеяло, и Соль съёжилась от внезапно набросившегося на неё холода.
В комнате неспящей царил настоящий хаос: повсюду были разбросаны незаконченные рисунки и кусочки угля, пяльцы, нитки, книги и дневники, сухие цветы, коробки и склянки. Выглядело помещение так, будто по нему прошлась по меньшей мере охайская армия.
– Так всю жизнь проспишь и не успеешь посмотреть даже на своего раненого!
– Ну нет, – смутилась Соль и тут же добавила: – Чего на него смотреть-то? Больно надо.
– Ага, поэтому ты к нему среди ночи попёрлась повязку менять, – хитро улыбнулась Сойка.
– Меня эйра Тарин попросил помочь, вот я и помогала. Чего ты там уже напридумывала?!
– Ага, конечно. Ты бледная была как смерть и на ногах не стояла после своих геройств. Так бы и стал он тебя просить.
Соль почувствовала, как от стыда горят уши. Оборот времени вспять, чтобы защитить таинственного гостя от ножа, дорого ей стоил. Неспящая только-только восстановилась после последней тренировки, и снова сон пленил её на целые сутки, лишив всяких сил и воли к жизни. Она и сама до конца не понимала, как ей удалось добраться до дома собраний и перевязать пленника прежде, чем свалиться замертво.
– Есть в этом какая-то романтика, – мечтательно разглагольствовала Сойка. – Он такой весь побитый и несчастный, а ты о нём заботишься
